Елена Арсеньева - Рождественское танго Страница 7

– Да ладно, это неважно. Короче, есть фигура салида, а есть – салида крузе, что означает выход в крест. То есть партнерша делает ножкой вот так, – она показала, как именно, – и становится в крест. Понятно?

Аксютин и Громовой переглянулись с тоскливым выражением.

– Да вот, посмотрите! – воодушевленно предложил АВ, подхватил Алену в эль альбрасо, то есть в объятие, и вывел в крест на пяти шагах с самой понятной и удобной скруткой, какую ей только приходилось испытывать в жизни.

– Теперь понятно, – глубокомысленно сказал Аксютин, глядя на скрещенные ноги Алены.

– Ну да, – подтвердил и Громовой, заходя сзади и глядя туда же. – Все понятно!

– Итак, с крестом мы разобрались, – подытожила Алена, продолжая оставаться в той же стойке. – Из креста очень удобно выйти в очо кортадо.

АВ немедленно вывел ее в очо кортадо.

– Очо кортадо – это прерванное очо, – продолжала Алена, стоя чуть сбоку АВ с расставленными ногами и с трудом сдерживая себя, чтобы не сделать какое-нибудь украшение. Но сейчас было, конечно, не до танго-бижутерии! – Очо, ocho, – это название красивой такой фигуры, но еще это – восемь по-испански. В танго партнерша как бы восьмерки перед партнером выписывает, оттого так фигуру и назвали. Понимаете, раньше, на заре атанго, когда его танцевали в каких-нибудь, ну, не знаю, тавернах, трактирах, где пол был посыпан опилками или песком, а девушки еще не носили коротких юбок и их ног не было видно, – она для наглядности помахала ножкой и встала в прежнюю стойку, – зрители смотрели на их следы на полу. Ровненько выписанные восьмерки, ну, ochos, свидетельствовали о мастерстве партнерши.

– То есть вы хотите сказать, что цифра 8 в записке – это обозначение фигуры танго? – проявил чудеса сообразительности Аксютин.

– Совершенно верно! Но там написано не просто 8, а именно 8С, что означает очо кортадо, мы для краткости, записывая схему какой-то связки, так и пишем: 8С. – Она кивнула на фотографии, лежащие на пластиковом столе. – На испанском слово cortado пишется с буквой С, но произносится К. Понятно? То есть после креста следует очо кортадо.

– Ну и что? – со скептическим выражением проговорил Аксютин. – Перечень фигур, не более того. Что это нам дает?

– Нам дает это то, что за ними следует точка, – сухо сказала Алена. – Думаю, точка тут обозначает некое пропущенное слово, название фигуры, которая следует за очо кортадо.

– Вообще существует два выхода, – подсказал АВ. – Можно снова поставить партнершу в крест, а можно вывести ее в американу.

– А, ну да, – с непостижимым выражением кивнул Аксютин. – Если в американу можно вывести, тогда конечно! И все же насчет бутерброда…

– Американа… – пробормотал АВ. – Бутерброд…

– Бутерброд здесь тоже не с печки упал, – сказала Алена.

– Не с печки, – согласился Громовой. – Его в магазинах вокзальных покупали.

– Да нет! – махнула рукой раздосадованная Алена. – Не в том смысле! Бутерброд – это тоже название фигуры аргентинского танго! По-английски она называется sandwich, по-испански – mordida, но часто преподаватели для простоты говорят просто – делаем бутерброд. То есть выглядит все вместе вот так… АВ, поведите меня, пожалуйста.

АВ повернул Алену так, что вес ее перешел на правую ногу, и вывел с левой ноги перед собой. Сам он шел с правой. То есть, как это называется у понимающих людей, они шли с внутренних ног. Вообще, к слову сказать, у тангерос и вообще танцоров не две ноги, левая и правая, а шесть: левая, правая, задняя, передняя, внешняя, внутренняя. Иногда, впрочем, их бывает даже восемь: добавляются еще верхняя и нижняя.

А впрочем, вернемся к американе. Итак, АВ вывел Алену с внутренней ноги и поставил перед собой, но не просто так, а зажав ее ступни между своими.

– Вот вам бутерброд, пожалуйста, – с торжеством сказала Алена. – Сандвич, мордида, бутерброд, как хотите, так и назовите! Вообще не слишком удобный выход из очо кортадо, правда, АВ? То есть американа вполне уместна, но вот так сразу в бутерброд…

– Американа! – воскликнул вдруг АВ. – Бутерброд! Но ведь это любимый выход Розы Рыбиной! Она вообще американу любит, у нее даже студия называется знаете как? «Американа»!

– Вот! – с торжеством воскликнула Алена. – Подпись расшифрована! – И она даже в ладоши захлопала от восторга: – Вы говорили, эта дама амбизиозна? Она студию открыла? Вот вам мотивы!

– В самом деле, – сконфуженно хмыкнул АВ, – кроме того, она, когда с Белым Лебедем перестала танцевать, очень сильно меня осаждала… в том смысле, чтобы стать моей партнершей. Но у меня же Танечка есть… и вообще, Рыбина – она Рыбина в полном смысле слова. Холодная, даже замороженная, расчетливая! По ней сразу видно было, что ее вовсе не я интересую, а мое раскрученное дело. Ни как женщина, ни как компаньонка она меня совершенно не трогала. Конечно, она ужасно разозлилась, когда я ее бортанул! Но неужели…

– Определенно! – с энтузиазмом воскликнула Алена.

– А я бы так не сказал, – перебил Аксютин, и Алена с изумлением обнаружила, что голос его звучит с прежней насмешливостью, а из серых глаз не исчезло скептическое выражение. – Все это очень впечатляюще, конечно, но, сколь мне известно, АВ, ваша Роза Рыбина подвернула ногу и сидит дома. То есть здесь ее не было и быть не могло. Тогда кто-то все это устроил?

За спиной скрипнула дверь. Кто-то заглянул и исчез.

– Бог ты мой, – тихо сказала Алена, берясь за голову. – Я знаю кто.

– Ну? – хором произнесли АВ, Аксютин и Громовой.

– Имени ее я не знаю, но… слушайте, там какие-то отпечатки пальцев остались? – спросила она. – На бутерброде, на туфельке, на задвижке туалета изнутри, на стенах, еще где-то?

– Определенно остались, – кивнул Аксютин. – А что?

– А то, что я знаю, с чьими отпечатками они совпадут. И я вам ее покажу… если она уже не ушла, конечно. Но все равно я знаю, как она выглядит, теперь ее можно найти. Пойдемте посмотрим.

Снова заскрипела дверь, и все четверо вышли в танцевальный зал, уже переполненный тангерос до такой степени, что казалось просто немыслимым кого-то в нем разглядеть. Однако Алене нынче фартило! Не прошло и минуты, как она вцепилась в руку АВ:

– Вот она! Вон та черненькая, в черном платье! Вы ее знаете?

– Конечно, – сказал АВ. – Это Ира Стасова, самая близкая подруга Розы Рыбиной. Одна из преподавательниц в «Американе». Настолько нас ненавидит, что, вообразите, даже перестала аргентинскую обувь у нас покупать, танцует черт знает в чем просто из принципа!

– Ха-ха, – сказала Алена. – Из принципа, значит? А между тем я уверена, что она покупала у вас туфли. Одна из них была ею оставлена сегодня в туалетной кабинке. Видимо, они с этой Розой все и придумали. Роза, конечно, нарочно купила сегодня такую же пару, чтобы еще посильнее все запутать. А ногу она точно не подворачивала – просто обеспечивала себе полное алиби на всякий случай. Я не я, и туфля не моя.

– И все же я не пойму, почему вы Ирку подозреваете, – сказал АВ.

– Потому что она вышла из соседней туалетной кабинки, у нее порван чулок, а дверь не скрипела! – с торжеством объявила Алена.

Трое мужчин посмотрели на нее, потом переглянулись, потом снова посмотрели на нее.

– Э-э… – пробормотал АВ.

– Да-а… – пробормотал Аксютин.

– Ну-у… – пробормотал Громовой.

– Что-то ничего не понятно! – наконец пробормотали они хором.

Алена с мученическим выражением воздела очи горе. А впрочем, наверное, и впрямь надо объяснить.

– Ну ладно, слушайте, – сказала она снисходительно. – Я пришла одной из первых, еще восьми не было. Сразу побежала переодеваться. Восемь кабинок были заперты, а две заняты. За дверью крайней валялась знаменитая туфелька. Там кто-то сильно шуршал. Потом со скрипом, – она выделила голосом это слово, – открылась дверь соседней кабинки. Вышла вон та девушка, Ира эта, с большой черной сумкой. Я туда вошла. Когда я переодевалась, появился АВ и велел открыть другие кабинки. Девушки начали в них заходить. Двери ужасно скрипели. Потом я вышла – дверь опять заскрипела! – и пошла в зал. Ира уже танцевала. Я обратила внимание, что она очень скованно движется. Я подумала, что из-за неудачных туфель. А потом у нее подол взвился в повороте. И я увидела, что у нее на коленке порваны колготки, она просто боялась двигаться свободно, чтобы этого никто не увидел. Теперь понятно?

АВ, Аксютин и Громовой переглянулись и сказали хором:

– Не очень.

– Что, серьезно? – озадачилась Алена. – Ну ладно, скажите мне, АВ, дверь той кабинки, где как бы произошло убийство и где валялась туфелька, не была заперта изнутри, когда все это обнаружилось, верно?

– Не была, – качнул головой АВ. – Мы обратили внимание, что туфля там слишком долго лежит, начали стучать, открыли и увидели… Но откуда вы знаете?

– Оттуда! – с торжеством воскликнула Алена. – Оттуда, что дверь не скрипела. Пока я была в туалете, из нее никто не мог выйти, я бы услышала скрип. А между тем она не была заперта. Это значит – что? Что из нее никто не выходил, а пролез в соседнюю кабинку под перегородкой. Там перегородки не очень высоко подняты, протиснуться, конечно, можно. Она, эта Ира, сразу заперла обе кабинки, чтобы обеспечить себе путь к отступлению, и пролезла под перегородкой в крайнюю. Там она все декорации расставила, потом начала пролезать под перегородкой, но порвала чулок. Наверняка у нее и ссадина на коленке, это легко проверить. Потом она вышла как ни в чем не бывало из другой кабинки со своей сумкой, в которой, конечно, у нее раньше были спрятаны все необходимые реквизиты, а теперь лежала только ее одежда, и пошла себе танцевать. Вот и все. Очень просто, верно?