Гюннар Столесен - Навеки твой Страница 7

Я остановился на приличном расстоянии от домика, постоял, прислушиваясь, но ничего не услышал. Ни единого звука. Мой взгляд медленно скользил от ствола к стволу, но в беззвездной глухой темноте было трудно различить даже контуры деревьев. Лес мог быть полон скрытой жизни, но мог быть и мертвым, пустым.

Я подошел к сарайчику и встал под затянутым сеткой окошком. Заглянуть внутрь я не мог – окошко было высоковато. Я надеялся хоть что-нибудь услышать, но ни единый звук не потревожил тишину; и все-таки я чувствовал и был почти уверен, что я здесь не один. Я еще раз обшарил взглядом деревья вокруг: нет ли где неестественно утолщенного ствола? Не виднеется ли там, за сломанной веткой, чья-то на мгновение высунувшаяся голова? Не слышно ли в темноте чужое дыхание?

Я осторожно двинулся вдоль стены, заглянул за угол. В домике двери не было, ее заменял дверной проем, завешенный мешковиной. Определить, есть ли кто внутри, было невозможно. Я подошел ближе и, встав перед проемом, отодвинул занавеску и посмотрел внутрь. Там было еще темней, чем снаружи, и тишина еще более глубокая. Мне показалось – что-то шевелится на полу.

Никто не кинулся на меня, и мне оставалось одно: вытянув шею, шмыгнуть внутрь и сразу повернуть налево, чтобы встать спиной к стене. Но ничего не произошло. Никто не прыгнул на меня из темноты, никто не бросился ни с кулаками, ни с ножом. И пока глаза мои постепенно привыкали к темноте, я стоял, стараясь отдышаться.

Комната была небольшой, квадратной. На полу валялась мешковина, старые газеты и пустые пластиковые пакеты. Дальше у стены под решетчатым окном стоял ящик. Пахло пивом, потом и еще чем-то неуловимо неприятным.

В углу, прислоненный к стене, лежал куль. Это и был Роар. Руки его были связаны 'за спиной, а ноги опутаны веревками. Кто-то запихнул ему в рот кляп – грязный носовой платок, и лицо у Роара побагровело. Он неотрывно следил за мной глазами. На щеках виднелись светлые полоски от слез. И когда он понял, что это я, слезы ручейками полились из блестевших в темноте глаз. Волосы его были взъерошены, одежда вся в грязи, но в остальном все вроде нормально. Это был тот случай, когда душевные страдания ранят сильнее физических.

Я достал складной нож, присел на корточки, разрезал веревки, связывающие мальчика, и вынул у него изо рта кляп. И тут же полувсхлипы, полурыдания наполнили комнату. Я видел, как Роар старался сдержаться, но знал, что ему с этим не справиться. Я обнял его и крепко прижал к себе, чтобы заглушить рыдания и удержать от всхлипов, он плакал, и тело его содрогалось. Успокоить его было труднее, чем успокоить его мать. К тому же я не мог сосредоточиться только на нем. Плач нарушил тишину, и у меня не было уверенности, что кругом все спокойно, возможно, в темноте появились какие-то звуки – звуки, которых не должно было бы быть. Вслушиваясь, я напрягался так, что у меня заболела голова, но не услышал ничего, кроме рыданий. Может быть, мы действительно были здесь одни, может, компания ушла домой выпить по чашке какао или поиграть в «людо»: их сегодняшний «рабочий день» был окончен.

Шепотом на ухо мальчику я сказал:

– Нам нужно идти, Роар. Мама ждет нас.

Он шмыгнул носом и кивнул.

– Не знаешь, где они все? – спросил я.

Роар покачал головой.

– Они давно ушли, – захлебываясь слезами, выдавил он из себя.

Я достал чистый носовой платок, вытер слезы на его щеках и бодро проговорил:

– Тогда мы двинемся домой, хорошо?

Я полуобнял его плечи, отодвинул мешковину, висевшую пологом на дверном проеме, и мы вышли наружу.

Они стояли полукругом у выхода и поджидали нас. Я почувствовал, как Роар напрягся и замер, и мгновенно толкнул его обратно в домик. Я быстро пересчитал их. Пятеро. На два меньше, чем в прошлый раз. Здесь были Джокер, долговязый, шут Тассе, тот, с прыщом на носу, и блондин с густыми, зачесанными назад волосами, которого я, кажется, еще не видел. Пять человек. И я один.

На этот раз Джокер не дал мне заговорить. Своим высоким, как натянутая струна, голосом он приказал:

– Налетай, ребята, дайте ему как следует.

Он стоял, скрестив руки на груди, и презрительно смотрел на меня. Было ясно, что сам он не снисходит до драки, во всяком случае, если нет стопроцентной уверенности в победе. Количество моих противников, таким образом, уменьшилось до четырех, да и Тассе я мог сбросить со счета. Главное – сосредоточиться на троих. Двое уже подходили. Левой рукой мне удалось парировать удар долговязого, а правым плечом я оттолкнул блондина. Я саданул долговязого башмаком по ноге, но блондина ударил неудачно и слабо. Прыщавому удалось достать меня кулаком в грудь, и я упал, но тут же вскочил и прислонился спиной к стене. А Тассе я недооценил. Наклонив голову и сжавшись, он бросился на меня. Он угодил мне головой в живот, в солнечное сплетение. На миг мне показалось, что в лесу стало ослепительно светло. Потом вновь надвинулась темнота. Я ударил Тассе коленом, пока он не успел отскочить, и одновременно старался развеять золотисто-красные круги, танцевавшие в плотной, колышущейся окружавшей меня темноте.

Я услыхал, как хнычет Роар, и тут же получил удары с двух сторон. Я стиснул зубы, стараясь различить очертания фигур в темноте. Передо мной появился еще один, который пытался обхватить меня руками. Мне неохота было обниматься, и я коленом ударил его в живот. Он свалился мне под ноги. И тут я получил удар по голове, да такой, что из глаз посыпались искры, мне показалось, что я теряю сознание. Глубоко вздохнув, я повернулся, вслепую ударил в темноту. Мой кулак утонул в чьих-то мягких, слабеньких мышцах. Левой рукой я отбросил парня в сторону, потом повернулся и снова встал спиной к стене.

Джокер следил за мной со стороны. Глаза его в темноте казались бесцветными, серовато-белыми. Презрительная мина на лице оставалась прежней, только в правой руке появился нож с выскакивающим из рукоятки лезвием, поднятым вверх. Однако не похоже было, что парню не терпится принять участие в драке. Скорее всего, это была забота о собственной безопасности.

Я поискал глазами Роара. Он все еще стоял в дверном проеме. Его огромные, внимательно наблюдающие за всем глаза были полны радости и испуга.

– Пойдем, Роар. Нам пора, – позвал я.

Но я не положил руку ему на плечо, я понимал, что мне лучше иметь свободные руки. Повернувшись к Джокеру, я сказал:

– Запомни, кто я. Я – Веум. Хочу тебе кое-что сказать. Если я хоть раз услышу, что ты доставляешь неприятности этой семье… Если я услышу что-либо подобное, я приду еще раз, и тогда мне будет наплевать на твоих нетренированных слабаков, которых ты водишь с собой. Я приду по твою душу. Я сломаю твой хребет и буду колотить тебя о каждое дерево в лесу до тех пор, пока ты не потеряешь дар речи. Ясно?

Он оскалил зубы и издали молча погрозил мне ножом.

– А если ты думаешь, что меня легко запугать ножичками, то ошибаешься. Я уже пробовал их на вкус. Когда я служил матросом, меня звали «шпагоглотателем». Так что знай, в любом случае я все-таки с тобой рассчитаюсь, и тогда ты пожалеешь, что проснулся в тот день.

Я был тверд, как никогда, и у меня было четыре живых – лежащих, сидящих, стоящих – доказательства тому, что я еще силен. Джокер явно счел эти доказательства убедительными и не проявлял желания драться.

Я оставил его в лесу – с ножом в руках и с презрительной ухмылкой на лице. Наверное, он таким родился и был из тех, для кого нет ничего святого. Одни такими рождаются, другие становятся. Джокер, видимо, таким родился. С меня хватит, мне незачем знать больше.

Мы с Роаром молча возвращались домой.

10

В лифте у меня закружилась голова, и я прислонился к стене. Пот градом катил с меня. Казалось, мы никогда не доберемся до своего этажа; у меня было ощущение, что лифт вырвался из шахты и продолжает свой путь вверх, в мировое пространство, а мы с Роаром последние жители земли, запущенные в будущее как память о погибшей цивилизации.

Лифт наконец остановился, и мы вышли.

Венке еще из окна заметила нас и теперь стояла и ждала у дверей лифта. Ее глаза расширились, когда она увидела, как меня отделали. Она присела на корточки и обняла сына. Роар обхватил ее за шею и заплакал. Глаза Венке увлажнились, лицо стало мягким и растроганным.

– Ты в крови, – сказала она и тут же поднялась, взяв Роара на руки. – Пошли к нам.

Она пронесла мальчика по всему балкону к двери, а я, не очень твердо держась на ногах, шел следом за ними.

Я осторожно заглянул в зеркало, висевшее в прихожей, как заглядывают в комнату, куда вход запрещен. Я увидел там человека, которого, кажется, когда-то знал. Бледное лицо, всклокоченные волосы и грязные пятна на щеках. Человек попытался улыбнуться – но кровь из губы потекла сильнее, поэтому он больше не улыбался.

Венке занималась Роаром, а не мной. Но вот она появилась в зеркале и стала разглядывать мои раны.

– Что произошло? – спросила она.