Светлана Алешина - Бальзам на душу Страница 7

– Вот такая она, жизнь! – философски заметил он, когда мы уединились в какой-то подсобке, где было единственное крошечное окошко, настолько пыльное, что сквозь него едва пробивался солнечный свет. – Грешник ты или праведник, а все одно – лежать тебе в земле сырой до самого Страшного суда. А там уж господь рассудит, какой тебе, значит, будет конец! Григорий Сидорыч много нагрешил, ох, много! А судить мы его с вами не вправе, вот ведь в чем закавыка! – С важным видом Филимоныч сунул в рот скрюченную сигаретку и закурил, весь окутавшись облаком вонючего дыма.

– Да я ведь и не судить пришла, – напомнила я. – Мне просто интересно, навещал ли кто Григория Сидоровича, пока он здесь жил, и что это были за люди. Я, понимаете ли, готовлю газетную статью…

– Это нам без разницы, – добродушно сказал Филимоныч. – Наше дело – мусор, да если починить чего… Ну, конечно, поговоришь с одиноким человеком. Григорию Сидорычу порассказать-то было о чем – это уж верно! Его дураком у нас считали, а напрасно, – санитар покачал головой. – Дураком он до самого конца не был. Надежды у человека не осталось, это да! Через силу жил.

– И чего же он вам рассказывал? – полюбопытствовала я.

– Много чего, – уклончиво ответил Филимоныч. – Истинное хождение по мукам – такая жизнь у человека была. Много зла другим сделал, но и сам – испил чашу! А вас конкретно что интересует? Вы спрашивайте, не стесняйтесь, потому что его тайны уже никому вреда не сделают…

Я не была в этом уверена, однако предложением задавать конкретные вопросы воспользовалась незамедлительно.

– Если честно, – сказала я, – то меня интересует, не было ли у вас с Федченко разговора о географических картах?

– О картах? – прищурился Филимоныч. – Да почти что и не было. То есть сказал он мне за день до смерти, что прячет какую-то карту, – обещал прояснить все назавтра, – да потом к нему из собеса пришли, а в ночь он и умер. Так я и не узнал про карту. Да мне и без надобности.

– Погодите, – встрепенулась я. – Значит, к Федченко все-таки кто-то приходил? Из собеса, говорите? Вы этих людей видели? Описать можете?

– Можно и описать, – согласно кивнул Филимоныч. – Люди солидные, при галстуках. Виски седые. Видные из себя мужчины. Двое. Под вечер приходили. Малость побеседовали, а ночью Григорий Сидорович и помер.

– Послушайте, а может, они не из собеса были? – спросила я. – Под вечер… Разве из собеса под вечер ходят?

– А это я не знаю, – пожал плечами санитар. – Сказали – из собеса. Наше дело маленькое. Я-то их вообще издали видал – моя смена дневная была, я домой собирался. Утром уж пришел, а Григорий Сидорыч приказал долго жить. Такая вот судьба.

Глава 4

А судьба продолжала преподносить нам сюрпризы. Утром, едва явившись на работу, я сразу попала в руки следователя МВД. Оказалось, что ночью был взломан офис нашей редакции. На мой вопрос, что делал в это время охранник, я получила неутешительный ответ – охранник во время нападения получил тяжелую травму и теперь находится в больнице в бессознательном состоянии. От меня потребовали представить список похищенного.

Как я и подозревала, из офиса вовсе ничего не пропало. Это тоже был перст судьбы – то, что искали, находилось совсем в другом месте – у Маринки дома. Я в этом нисколько не сомневалась.

Следователь, кажется, был вполне удовлетворен тем, что у меня не возникло никаких претензий к неизвестным грабителям. Он выглядел довольно усталым, предельно равнодушным человеком и совсем мне не понравился. Никакого желания делиться с ним сомнениями и предположениями у меня не возникло. Да он их и не ждал. Думаю, если бы я завела с ним речь о географических картах времен Второй мировой войны и неуловимых злодеях с седыми висками, этот молодой человек был бы здорово разочарован.

После того как следствие разделалось со всеми своими процедурами, мы наконец собрались у себя в редакции. Все выглядели несколько подавленными, хотя никакой нашей вины в том, что пострадал человек, не было. Хуже всех выглядела Маринка – она была необычно бледной и тихой. Она прекрасно понимала, что именно искали сегодня ночью в офисе, и это понимание ее нисколько не вдохновляло. Чтобы привести подругу в чувство, я немедленно заставила ее заняться привычным делом – приготовлением кофе, а затем собрала всех на короткое совещание.

– Итак, положение осложняется не по дням, а по часам! – объявила я коллективу. – Вокруг, как выразилась Маринка, «макулатуры» развернулась нешуточная борьба. Причем борьба эта безо всяких правил, и к сему факту следует отнестись с предельной серьезностью. Иначе нам не сносить головы. Вчера я выяснила, что последним законным владельцем этих бумаг действительно являлся гражданин Федченко. Но теперь он мертв – скончался на той же неделе, что и прочие действующие лица этой истории. Причина смерти неизвестна. Директор дома престарелых уверен, что дело в возрасте, и ему трудно не поверить. Только перед самой смертью Федченко навестили двое – солидные мужчины в галстуках, с проседью на висках. Этих мужчин никто в доме престарелых не знает и толком даже не видел. И еще один знаменательный факт – прошлое у гражданина Федченко было более чем богатое. Служил в войсках СС, сидел в лагерях, скитался где-то, но вернулся туда, где ждал его тайник со старыми картами. Секрет этих карт он едва не раскрыл санитару Филимонычу, но того опередили двое незнакомцев. Мне представляется, что как раз эта пара и творит бесчинства. Они торопятся и не стесняются в средствах. Из этого я делаю вывод, что скорее всего это приезжие…

– Приезжие, м-да… – задумчиво пробормотал Кряжимский. – Однако ситуация… Позвольте еще раз сосредоточиться на некоторых деталях. Итак, бывший эсэсовец организует в своей квартире тайник, где хранит некие документы, представляющие, видимо, немалую ценность. Через много лет тайник обнаруживает кладоискатель Стрельников, и почти сразу же сюда подключаются еще какие-то претенденты, которые пытаются любой ценой завладеть содержимым тайника. Все, кто имеет к этому отношение, весьма плохо кончают, а неизвестные убийцы тем временем все ближе к своей цели… Боюсь, если мы не предпримем каких-нибудь серьезных мер, трагедия может настичь любого из нас.

– Так давайте же предпринимать эти самые меры! – жалобно пискнула Маринка. – Или заберите у меня к черту макулатуру! Нужны мне эти трагедии!

Тут только до меня дошло, что мы совсем забыли про Маринку и ее ответственное задание. Пропустив мимо ушей ее жалобы, я потребовала, чтобы Маринка доложила о результатах своей работы. Грохнув о стол папкой с бумагами, наша секретарша объявила:

– Вот сами и читайте! Я в руки не возьму больше эту гадость. Если кому-то нравится рисковать жизнью – пожалуйста! И вообще, не понимаю, почему бы не передать все это соответствующим службам?

– А службы скажут тебе спасибо и вежливо выпроводят, предварительно взяв подписку о неразглашении? – саркастически спросила я. – Нет уж, моя дорогая, нам в руки плывет такая сенсация…

– Да какая сенсация! – презрительно возразила Маринка. – Чушь какая-то. Ты почитай сначала!

Мне не очень верилось, что из-за какой-то чуши солидные мужчины в галстуках станут крошить всех встречных и поперечных, но тон Маринки меня все-таки смутил. Так можно говорить только о вещах действительно пустяковых, не заслуживающих абсолютно никакого внимания. С некоторым недоверием извлекла я из новенькой папки компьютерную распечатку с переводом немецкого текста и, попросив тишины, зачитала ее вслух.

Вот что получилось у Маринки, и, судя по всему, именно это и содержалось в старом письме, написанном готическим выцветшим шрифтом:

«Дорогой Отто! Надежды, что ты получишь это письмо, почти никакой, но эта робкая надежда – все, чем я теперь располагаю. Надеюсь, что Всевышний смилостивится над нашей несчастной фамилией и перед ней наконец забрезжит луч света. Зная твой характер, я будто наяву вижу ту язвительную улыбку, которая при этих словах непременно тронет твои губы. Ты всегда отличался безмерным скептицизмом – кто знает, не он ли поможет тебе выжить в этом кошмаре? Сам я еще не во всем разуверился, хотя нынешнее положение мое почти безвыходное. Что творится в Европе, ты, разумеется, знаешь. Здесь же, в проклятых Карпатах, еще хуже. Моя часть разбита. Если учитывать, что на нас возлагалась особая миссия, не предполагавшая ведения активных боевых действий, и наличие в здешних лесах множества банд, выступающих под самыми разными флагами, но совершенно одинаково склонных к мародерству, то в нашем фиаско я не вижу ничего удивительного. У меня осталось не более шести человек, причем не самых надежных. Сам я тяжело ранен, потерял много крови, самостоятельно передвигаться не в состоянии и едва нашел в себе силы нацарапать это письмо.