Фредерик Дар - Освободите нас от зла Страница 7

Я стал просматривать объявления частных детективов в различных газетах и остановил свой выбор на одном из них. Он готов был взяться за самые деликатные поручения. А то, что я хотел поручить ему, было делом крайне тонким.

Итак, однажды утром до работы я отправился к нему и, надо признаться, не был разочарован. С первого взгляда он показался мне способным выполнить задуманное мною.

Детектив оказался парнем лет тридцати, маленьким, бледным, тщедушным. Экстравагантная стрижка под «ежик» выглядела попыткой компенсировать эти недостатки. Глаза его были похожи на два заживающих шрама, губы были вовсе не видны, что представлялось мне признаком определенного спокойствия. Одет он был тщательно, но из дешевого магазина, что придавало ему вид того, кем он являлся на самом деле, а именно — человека, к которому можно обратиться с любым предложением, будучи уверенным в том, что, коли оно ему не подойдет, он сумеет от него отказаться, не нанеся при этом вам обиды.

Он окинул меня взглядом, учуял мои деньги, и жалкое подобие вежливой улыбки тенью проскользнуло по его лицу.

— Присаживайтесь, — пригласил он, указывая на кресло с вытертым ворсом.

Я сел. Он не пытался произвести на меня впечатление нарочито умными вопросами или другими штучками профессионального характера. Он ждал, и я это оценил. Я ничуть не смущался. В обществе этого маленького человека все становилось простым и легким, и мне отнюдь не стыдно было признаться в том, что жена предпочла мне другого мужчину.

— Дело в том, — стал рассказывать я, — что моя супруга изменяет мне с другим парнем. Я знаю, кто он и где проживает. В настоящий момент у меня нет намерения затевать дело о разводе. Более того, я желал бы, чтобы жизнь в моем доме шла своим чередом. Жена не должна даже подозревать, что я в курсе абсолютно всех их делишек. Но я хочу позаботиться о завтрашнем дне и иметь для этого доказательства их связи. Вещественные доказательства.

— Что именно вы подразумеваете под вещественными доказательствами? — спросил он.

— Фотографии, не оставляющие ни грамма сомнений в характере их отношений, доставили бы мне особое удовольствие…

Он встал и, заложив руки за спину, прошелся по комнате.

— Однако вы требовательны!

— Возможно, но ведь я и плачу… Давайте придем к согласию. Я не желаю выглядеть шутом в их глазах. Вы меня понимаете? Дайте мне в руки эти фотографии, и я хорошо их оплачу… Положим, пятьсот франков.

— Ну, это не цена, господин Блондуа…

— Хорошо, тогда тысяча.

— Пусть будет тысяча.

— Но, предупреждаю, никакого обмана… Мне не нужен монтаж. Мне нужна правда, свидетельство…

— Вы его получите…

— Прекрасно, вот все необходимые сведения… Адрес, по которому вы можете их застать… Мой рабочий телефон… И две тысячи франков на расходы… Буду очень вам признателен, если вы побеспокоите меня только тогда, когда фотографии будут готовы.

Детектив засмеялся, и в этот момент я увидел намек на его глаза.

— Я вижу, у вас сложилось превратное представление о частных детективных бюро. Вы полагаете, что здесь сплошь и рядом записные шантажисты?

Это слово заставило меня подскочить, но я принудил себя улыбнуться.

— Отнюдь, — обронил я, — но, видите ли, месье Морэ люди вашей профессии не всегда с большой любовью относятся к богатой публике, частью которой я являюсь.

Я протянул ему руку.

— До скорой встречи, я надеюсь.

Он без особого энтузиазма пожал протянутую ему руку и повторил:

— До скорой встречи.

Я уходил от него в полной уверенности, что он добудет мне то, что я так ждал от него. Я полностью доверял, нет, не ему, но его способностям. Этот детектив представлял собой тот тип людей, которых не замечаешь, но которые могут преуспеть в своем деле, при условии, что делаться оно будет анонимно и тайно. А человечек этот в делах тайных и темных несомненно был одарен, и дар этот читался на его землистом личике…

Назавтра в почтовом отделении на улице Дюфур по-прежнему ничего не было… Но зато на следующий день мне позвонил Морэ и выразил желание увидеть меня как можно скорее. Так как для меня в данный момент не было дела важнее, чем это, я попросил приехать ко мне на завод, а секретарше поручил немедленно пропустить его в кабинет. Человек с прической «ежик» не заставил себя ждать. Ликование царило на его лице разгримированного клоуна. Он немедленно протянул мне огромных размеров конверт. Я лихорадочно вскрыл его и достал несколько фотографий. На них я увидел Глорию, сидевшую в машине Нормана. Голова ее покоилась на его плече.

Морэ лаконично бросил:

— Я снимал из такси «Лейкой»!

Это уже было кое-что… Но я прекрасно понимал, что у него было и нечто лучшее. Этот детектив, похоже, силен! На других снимках Глория страстно целовала мужчину в пижаме. Я без особого труда узнал его. Вытащив из бумажника десять бумажек по сто франков, я протянул их Морэ в полной уверенности, что он их заработал. Он пересчитал деньги, положил их в карман, натянул на голову шляпу из непромокаемого полотна и сказал:

— Всего хорошего, месье. Всегда к вашим услугам.

Лицо его при этом не выражало никаких чувств. Оно было бесстрастным, словно принадлежало королю. Он вышел, и я вздохнул с облегчением, поскольку мне не терпелось остаться наедине с полученными фотографиями. И хотя формат их был довольно большим, я вооружился лупой, чтобы рассмотреть каждую деталь интересующей меня сцены.

Я увидел в лице Глории ту всепоглощающую страсть, которая была мне хорошо знакома, когда она любила меня… Я узнал эти пальцы, впившиеся в плечо мужчины, и словно почувствовал, как они ведут свой хоровод по моей плоти… Я так погрузился в мир, отраженный на этих бумажных квадратах, что мне показалось, будто на месте мужчины нахожусь я сам.

Взяв конверт, я вложил туда фотографию, на которой они сидели в его машине. Несмотря на всю выразительность позы Глории, это фото было наименее компрометирующим. Вырезав из газеты слово «Мадам», я наклеил его на конверт.

Вечером, вернувшись домой, я решил сам вручить этот документ в руки Глории… Это был восхитительный момент! Глория была в гостиной и занималась счетами. Поцеловав ее, я положил конверт перед ней.

— Посмотри, любовь моя, лежало в почтовом ящике. Марки нет, наверное, что-то из рекламных изданий.

Какую радость я испытал, увидев, как сильно она побледнела. Однако у нее хватило сил и характера бросить конверт на кучу ему подобных и сделать вид, что он ее нисколько не интересует…

Я поднялся в спальню, предоставив ей прекрасную возможность насладиться зрелищем фотографии. Когда я вернулся, то был поражен ее осунувшимся, вмиг постаревшим лицом. Синяки под глазами, морщины на лбу, горькая складка у губ делали молодую женщину почти отталкивающей. А ведь Глории едва исполнилось тридцать, и она тщательно следила и ухаживала за собой…

— Ты выглядишь усталой!

— Нет, Шарль, это тебе кажется…

— Ты сегодня ездила в Париж?

— Да, моталась по магазинам…

— Вот как! Ты, похоже, хочешь нас разорить?

Я мысленно хохотал, изо всех сил стараясь как можно лучше сыграть роль простачка мужа, которого можно дурить как угодно…

— Если бы ты мог дать мне такую безделицу, как тысяча франков, я купила бы скатерти, мне так хочется их поменять, — вздохнула она. — Ведь мы уже восемь лет женаты, а они у нас с самой свадьбы…

Я поцеловал ее в губы и дал тысячу франков. Ради одного и того же дела я сегодня уже во второй раз платил эту сумму. Но я был уверен, что расходы оправданны.

Феррари замолчал, на этот раз надолго. Кожа его стала совсем серой, под глазами появились круги, будто он всю ночь напролет занимался любовью. Он не отрывает взгляда от зарешеченного окошка камеры.

Звезды бледнеют, и слабый еще рассвет уже разбавил черноту ночи… Ничего не слышно, но мы оба чувствуем присутствие ЭТИХ ЛЮДЕЙ. ОНИ здесь, совсем рядом, ждут судейских чиновников, которые придут посмотреть на смерть человека.

Холодно… Я поднимаюсь со своего места и подхожу к батарее. Она теплая. Феррари нервно зевает, и зубы его лязгают. С каждой минутой ему все хуже и хуже… Он перестал бравировать и дразнить меня.

— Тебе плохо? — искренне интересуюсь я.

— Да пошел ты…

Мой удивленный взгляд заставляет его пожалеть о своих словах.

— Ладно, дерьмо все это!

Он задумывается и добавляет:

— Если уж им так нужна эта высшая мера, пусть их! Но применять ее надо по-другому… Подсунули бы нам в жратву цианистого калия или еще какой гадости. Подыхаешь себе тихо-мирно во сне и не трясешься, как козел… Для них то на то и выходит, а нам много легче…

Его скрипучий голос нервирует мне слух. Он у него сейчас столь же гнусен, как и внешность. Феррари разлагается на глазах. Страх вцепился в него и не пускает. До определенного момента ему удавалось отталкивать его, но сейчас он прилип к нему, как заразная болезнь…