Александр Горохов - Наказание Страница 7

Она резко наклонилась к нему через стол и, воспрянув духом, горячо, решительно зашептала.

— Послушайте, я, кажется, знаю, что нам надо сделать! Мы можем предложить им деньги! Сколько бы они ни запросили! Вы сказали, что сейчас пришли другие времена, и вы правы! Пришли меркантильные, денежные времена, вы же видите, что творится вокруг, — откупиться можно от чего угодно!

Ян Петрович подавленно вздохнул.

— Клара Яковлевна… Мы знали их больше года. Это не уголовники, не прохиндеи, не помешанные на бизнесе деляги. Они пошли за решетку с гордо поднятой головой, ничуть не ощущая себя виноватыми. А сегодня время сработало на них. Деньги… Это могло бы дать результат, если бы речь шла о Борисе Хромове, может быть, он избил бы нас, взял отступного и делу конец. Но Аркадий… Это же по-настоящему страшный человек.

Клара Яковлевна опустила голову и долго молчала, совершенно забыв про свой обед. Потом сказала тихо:

— Мне страшно, Ян Петрович… Страшно впервые в жизни. Если бы вы видели, какое у него было лицо, когда я пришла просить прощения и еще, как дура, принесла шампанское… Лицо убийцы. У меня просто рушится жизнь. Мы не знаем, в какой дикой, извращенной форме они устроят нам казнь, но то, что мы не просто получим нож между ребер, совершенно очевидно.

— Да, дорогая… — печально согласился Ян Петрович. — Нам устроят что-нибудь изысканное, утонченное, в этом можно не сомневаться.

— Какой ужас! И самое страшное, что это происходит в такой светлый момент моей жизни! Я наконец встретила человека, для которого, кажется, родилась. Смешно говорить о влюбленности, когда тебе вот-вот стукнет сорок лет, но я влюблена, Ян Петрович. И моя дочь, что тоже очень важно, рада за меня, искренне желает мне счастья! Она поступает в институт… Вернее, собиралась, но как теперь все развернется?.. Эти мерзавцы ведь не будут тянуть, не будут поджаривать нас на медленном огне страха и ожидания?

— Думаю, что нет, — ответил Ян Петрович. — Это решительная и скорая на расправу публика. Думаю, что наша судьба, Клара Яковлевна, уже предрешена.

— Но есть хоть какие-то гарантии, что мне или моей дочери не сунут в живот нож в темном переулке?

Ян Петрович ответил с убийственной серьезностью:

— Во-первых, отныне не ходите темными переулками, а во-вторых, это не их методы, вернее, не их уровень мышления. Нет, в этом плане можете быть спокойны, а уж за дочь тем более. Ей ничего не сделают, в этом я абсолютно уверен. Из слов Хромова, сказанных вчера по телефону, я точно усвоил, что кара ждет только нас троих — меня, вас и Виктора Львовича Ломакина.

— Но он же уволился и исчез! Сбежал, скотина, неизвестно куда, хотя больше всех виноват. Исчез, а нам отдуваться!

— Они его найдут. Если уже не нашли, — со спокойной уверенностью возразил Ян Петрович.

Клара Яковлевна встала и произнесла решительно.

— Все же нельзя так покорно ждать, пока тебя отволокут на бойню. Вы как хотите, но я считаю, необходимо хоть что-то предпринять.

— Воля ваша, — безразлично ответил Ян Петрович, который, судя по всему, уже принял какое-то решение и подвел под него нравственное обоснование.

Приуставшая за трудовой день Москва купалась в тихом, теплом и нежном вечере.

Даже трамваи под окном тормозили перед остановкой без обычного остервенелого скрежета.

Перегнувшись через подоконник, Борис посмотрел на улицу, подумал, что в последний день весны неплохо бы прогуляться, но потом обернулся и сказал:

— Твой план относительно Яна Петровича я одобряю. Детали потом разработаем. А что будем делать с остальными двумя прощелыгами, Кларой и Ломакиным?

Аркадий развалился в кресле перед телевизором, почесал затылок и ответил, медленно выговаривая слова:

— Ага… Клара Яковлевна. Я еще о ней всерьез не думал. Но женщины, Боря, всегда более уязвимы. Сложнее другое: куда исчез каратист, дзюдоист и мастер спорта, наш сенсей Ломакин Виктор Львович?

— За это не волнуйся, я его найду, — уверенно ответил Борис и шагнул от окна к столу, на котором зазвонил телефон.

— Слушаю! — произнес он в трубку, помолчал, нахмурился, лицо его вытянулось в гримасе крайнего удивления и он выкрикнул: — Кто, вы говорите? ДОЧЬ КЛАРЫ ЯКОВЛЕВНЫ ВОЛЫНСКОЙ? Так! И какого черта тебе надо?! — Борис помолчал, вслушиваясь в то, что ему говорили, потом сказал резко: — Так, значит, ты уже и мой адрес знаешь?.. Даже внизу стоишь? А мама твоя где стоит, рядом? Нет мамы? Ну что ж, подымайся, четвертый этаж.

Он бросил телефонную трубку и в яростном недоумении посмотрел на Аркадия.

— Нет, Аркадий! Это бесконечно подлые и бесстыдные люди! Клара послала к нам свою дочь — просить пощады за маму! Как тебе это нравится? Ах, черт, если б она деньги принесла! Я бы ей их в глотку затолкал, в самое грызло!

— Ага, — Аркадий дернулся, поднимаясь с кресла. — Я, пожалуй, пойду. По общению с дамочками ты больший специалист.

— Куда собрался?! — взвился Борис. — Это не дамочка, а дочь врага! Аркашка, щука сама лезет в сеть! Не увиливай, черт тебя дери!

Аркадий заколебался, поморщился и сказал брезгливо.

— Боря, так ведь она сейчас рыдать начнет, слезами обливаться, прощения за мамочку просить. Мне все это противно.

— Пусть плачет! А мама визжать и рыдать будет! — свирепо отрезал Борис. — Садись и молчи, наблюдай и делай выводы. Работу с материалом оставь мне!

Аркадий плюхнулся в кресло, критически глянул на друга и заметил:

— Ты бы хоть из своего грязного халата вылез. Все же молодая девица с визитом идет.

— Еще чего! Она ко мне идет, а не я к ней! И халат у меня не грязный, а поношенный.

Аргумент в защиту халата был сомнительный. Ношеным он числился лет пять назад, а сейчас даже первозданный цвет потерял.

Но в зеркало Борис все-таки глянул — провел мужским жестом по бритым щекам, взял расческу и причесался. И тут же услышал за спиной тихий ехидный смех.

— А что, Боря, ежели дочка пошла в мамочку, то она, должно быть, «аппетитный помидорчик», а?

— Я из этого помидорчика все соки выжму! К тому же, по твоей теории, красивые женщины беззащитнее уродин.

— Не забывай, — с неожиданной строгостью сказал Аркадий, — лично она ни в чем не виновата.

— Не забуду. Ага! Явилась! — услышав звонок, он решительно шагнул в прихожую, на ходу туго запахнув длинные полы истрепанного халата.

Через несколько секунд вернулся, грохнулся в кресло и, задрав ноги на журнальный столик, гаркнул:

— Входи, чего там стоишь?

— Я тапочки ищу… — послышался из прихожей девчоночий голос.

— Какие еще тапочки?! — заорал Борис. — Ты что, в мещанский дом пришла, что ли? Входи, в чем пришла, достаточно ноги о половик вытереть.

Она вошла в комнату неровным, испуганным шагом и остановилась у стола, чуть покачнувшись на высоких каблуках. Невысокая и тоненькая, натянутая как струна, внешне совсем еще девчоночка, но со взрослыми, тревожными глазами. Не такая красавица, как мама, но очень своеобразная, с примесью восточной крови. Она прервала затянувшуюся паузу, с трудом выговорив срывающимся голосом:

— Я знаю все… И про вас, и про маму.

— Отрадно слышать! — изображая презрительный смех, подхватил Борис. — Но начнем с того, задрыга, что надо бы представиться приличным людям. А потом объяснишь, все ли ты про нас знаешь.

— Инна… Я знаю, что мама поступила… нехорошо.

— Браво! — Борис захлопал в ладоши, с иронией разглядывая девушку. — «Нехорошо»! Аркадий, как вам нравится такое определение?

— Я… — заволновалась девчонка, и на ее ресницах закипели слезы. — Я знаю, что за всякую подлость надо платить. Я… Я готова заплатить за маму.

Она была на грани обморока, стояла посреди комнаты и покачивалась, как подстреленная птица.

— Еще раз браво! — снова съязвил Борис. — А мама, надеюсь, знает об этом отважном решении? Вопрос согласовали?

— Нет. Она ничего не знает. Честное слово. Я подслушала ее разговор по телефону с Яном Петровичем. Кое-что знала раньше сама и… И сделала выводы. Вы хотите ее… убить.

— Трижды браво! — заорал Борис. — Ты очень деловая девочка! Плюс к тому и сиськи на месте, и попка нахальная! — голос Бориса гремел как звон колокола, он явно сатанел и терял разум. Аркадий предостерегающе взглянул на него, но Борис отмахнулся, хотя несколько укоротил себя.

— Ну-с, сударыня, мы принимаем ваше предложение, только поясните, в какой форме вы предлагаете расплату по грехам родительницы?

— Я готова на все, — выдавила она заранее подготовленную фразу.

— Вот даже как?! — Борис уже развалился, скорее, разлегся, в кресле. — Ну, коли так, задрыга, раздевайся!

Она вздрогнула и испуганно покосилась на Аркадия, словно искала защиты. Но второй палач — вялый, апатичный — разглядывал потолок, будто читал на нем невидимые письмена.