Эллери Куин - Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина Страница 7

Тем временем в зале суда все шло своим чередом.

Полковник Пикетт предъявил бумаги, найденные в фургоне Харашта, которые, по его мнению, принадлежали Крозаку, бессвязные, не имевшие никакого смысла и никак не характеризующие личность или занятия писавшего. Не было и фотографий Крозака, что делало опознание этого человека еще более сложным. Затрудняло поиски и отсутствие образца почерка Крозака.

Вызывали многих свидетелей, но их показания мало что дали. Никто не следил за домом Вана под Рождество, никто не видел Крозака после того, как владелец гаража Крокер довез его до перекрестка дорог. Дом Вана был единственным в этом месте, поэтому там никто не ходил по ночам. Гвозди, вынутые из распятого тела, были взяты, как оказалось, из ящика с инструментами, находившегося в прихожей, рядом с кухней, и в свое время были куплены Клингом в лавке Бернхейма, что тот и подтвердил. Обычно такими гвоздями пользовались при строительных работах.

Эллери опомнился, когда коронер встал с судейского места и заговорил:

— Господа присяжные, вы выслушали показания свидетелей…

Эллери вскочил. Стэплтон умолк и взглянул на него, не понимая, что произошло.

— Да, мистер Куин? Вы здесь по поводу…

— Одну минуту, мистер Стэплтон, — торопливо произнес Эллери. — Прежде чем вы обратитесь к жюри присяжных, я хотел бы сделать одно профессиональное замечание, которое, возможно, поможет следствию.

— Что именно? — подал голос прокурор Крумит. — Какие-нибудь новые факты?

— Нет, не новые, господин прокурор, — ответил Эллери с улыбкой. Наоборот, древние как мир, как само христианство.

— Но позвольте, — прервал его коронер под несмолкаемый гул публики, а присяжные даже привстали с мест, чтобы получше рассмотреть новоявленного свидетеля, — на что вы намекаете? Причем тут христианство?

— Если серьезно, ни при чем. — Эллери воззрился на коронера, сверкнув очками. — Главная улика этого ужасного преступления выпала из поля зрения следствия.

Я имею в виду, что убийца, кем бы он ни был, использовал при совершении преступления символ Т: Т-образный столб-указатель, Т-образный перекресток, труп распят в виде буквы Т, буква Т начертана на двери жертвы. Все это упоминалось в прессе, вероятно, не напрасно…

— Да, да, — перебил его Крумит, — мы в курсе. Но где же ваши факты?

— Они налицо. — Эллери уставился на Крумита в упор, и прокурор Крумит сел на место. — Я и сам не очень-то понимаю связь, в общем, я в растерянности, но, по-моему, символ Т не имеет никакого отношения к алфавиту, — Что вы имеете в виду, мистер Куин? — спросил нетерпеливо коронер.

— Символ Т имеет религиозное значение.

— Религиозное значение? — переспросил Стэплтон.

Неожиданно в зале поднялся седой пожилой человек и заявил;

— Я позволю себе прервать сего образованного джентльмена. Я являюсь президентом Общества евангелистов и никогда не слышал о религиозном символе буквы Т.

Кто-то крикнул;

— Подождите, Пирсон! Пусть договорит.

Эллери улыбнулся.

— С вашего позволения, и я проявлю свою образованность до конца. Существует лишь один крест среди множества других крестов, имеющих форму Т. Он носит название «Тау-креста», или crux commissa,[3] Евангелист выкрикнул с места:

— Да, да, он прав! Но это не христианский крест, в языческий!

Эллери кивнул.

— Совершенно справедливо, сэр. И это не греческий крест, использовавшийся дохристианскими народами предхристианской веры. «Тау» еще сотни лет назад предшествовал известному нам греческому кресту. Существует гипотеза, что в оригинале это фаллический символ.

Короче говоря, — зал замер, затаив дыхание, пока Эллери сделал паузу, поправил очки, взглянул на коронера и, наконец, произнес; — «Тау», или Т-образный крест, — неединственное его название. Иногда его еще называют, он снова сделал паузу и медленно закончил:

— Египетским крестом.

Часть вторая

РАСПЯТЫЙ МИЛЛИОНЕР

Когда преступление совершается новичком, полицейскому надо держать ухо востро. Ни одно из известных ему правил он не сможет применить, а все знания, полученные им за годы обучения, обратятся в бесполезный груз.

Глава 3

Итак, следствие зашло в тупик. Непонятно, немыслимо, но факт. Пояснения Эллери по поводу религиозной символики Т не только не пролили свет, но, скорее, еще больше запутали дело. Да и сам он не видел решения.

Впрочем, Эллери успокаивал себя тем, что никто на его месте не смог бы применить логику к действиям сумасшедшего.

Если «дело» было слишком сложным для Эллери, то уж тем более оно было не по зубам коронеру Стэплтону, окружному прокурору Крумиту, полковнику Пикетту и жителям Арройо и Вейртона, и толпам газетчиков, наводнившим город в день суда. Во главе с коронером Стэплтоном, который настаивал на формулировке очевидного, но ничем не подтвержденного заключения, судом был вынесен вердикт: смерть наступила от руки неизвестного убийцы или убийц. Газетчики еще некоторое время покрутились в городе. Полковник Пикетт и прокурор Крумит словно ходили по замкнутому кругу все медленнее и медленнее. Наконец шум в городе и прессе утих.

Эллери вернулся в Нью-Йорк в философском настроении. Чем больше он думал об этом «деле», тем больше убеждался, что решение должно быть крайне простым. По его мнению, показания свидетелей не подлежали сомнению. Действительно, существовал некий Велия Крозак, иммигрант, говорящий по-английски, шарлатан, который из каких-то темных побуждений замыслил убийство, выследил и лишил жизни жертву — сельского школьного учителя, тоже, кстати, иммигранта. Преступление выявляло недюжинный ум, пораженный маниакальным недугом. Что скрывалось за ним — религиозный фанатизм, кровная месть или вражда, — вероятно, узнать никогда не удастся. Крозак, выполнив какую-то миссию и совершив зверское убийство, наверняка исчез и плывет куда-нибудь по далеким морям, поближе к своей родине. Что касается слуги Клинга, то, скорее всего, он стал безвинной жертвой, оказавшейся меж двух огней и убитой тем же маньяком только потому, что, возможно, увидел его лицо. Клинг мог оказаться тем самым мостом на пути отступления убийцы, который необходимо было сжечь. И вообще, тот, кому ничего не стоило отрубить голову жертве во имя жуткого символа мести, мог с легкостью убрать с дороги любого, представляющего угрозу его собственной безопасности.

Итак, Эллери возвратился в Нью-Йорк к отцу.

— Я не собираюсь повторять, что я тебя предупреждал, — говорил Куин-старший, когда оба сидели за обеденным столом вечером, в день приезда Эллери, — однако нотации ты заслуживаешь.

— Валяйте, отец, — промямлил Эллери с набитым ртом.

— Мораль такова; убийство есть убийство, и девяносто девять процентов или девять десятых всех убийств, происходящих на земном шаре, объяснить проще простого. Абсолютно ничего сложного, понимаешь? Я не знаю, зачем ты помчался в забытый Богом и людьми Арройо, но наверняка первый же встречный нищий мог бы дать тебе ответ.

Эллери отложил вилку.

— Но ведь логически…

— Та, та, та, — насмешливо пропел инспектор, — иди-ка лучше спать.

С того дня прошло полгода, и Эллери совершенно забыл про убийство в Арройо. К тому же он был загружен — в Нью-Йорке всегда много дел. Большой город не был символом братской любви людей, там то и дело происходили преступления и убийства. Инспектор, участвуя в расследованиях, постоянно пребывал в исступленно-приподнятом состоянии, а Эллери время от времени присоединялся к отцу, когда какое-нибудь «дело» его особенно интересовало.

И вдруг во второй половине июня, то есть спустя шесть месяцев со дня убийства в Арройо, «дело» о распятом Эндрю Ване всплыло в памяти Эллери.

Было это в среду, 22 июня. Эллери и инспектор Куин сидели за завтраком, когда раздался звонок в дверь и Джуно, прислуга в доме Куинов, пошел открывать и вернулся с телеграммой для Эллери.

«Интересно, — удивился Эллери, вскрывая конверт, — кому это не терпится со мной связаться с утра пораньше?»

— От кого? — пробормотал инспектор, заглатывая кусок сэндвича.

— Сейчас посмотрим. — Эллери развернул телеграмму и взглянул на подпись. — От Ярдли! Вы помните, отец, профессора Ярдли? Моего университетского наставника?

— Как же, конечно. Древнейшая история, да? Помню, он останавливался у нас, когда приезжал в Нью-Йорк.

Несимпатичный такой, с бакенбардами.

— Лучший профессор в мире, а бакенбарды он сбрил. Господи, сто лет о нем не слышал! С чего бы вдруг…

— Советую тебе прочитать телеграмму, — саркастически заметил Куин-старший. — Это верный способ узнать, зачем человек тебе пишет. В некоторых вопросах, сын, ты глуп, как пробка.