Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года Страница 7

Должен отметить, что в России уделяется серьезное внимание расследованию дела на самом высоком уровне. Так, 23 ноября 2009 года на встрече с президентом РФ Дмитрием Медведевым в Кремле председатель Совета при Президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека Элла Памфилова сообщила о смерти Магнитского в СИЗО. Президент Медведев дал поручение генеральному прокурору РФ Юрию Чайке и министру юстиции РФ Александру Коновалову разобраться в причинах смерти в СИЗО, доложить о медицинской помощи в СИЗО».

Сергей Георгиевич не стал слушать дальше и переключил радио на музыкальную волну. Ничего не изменится, подумал он. Система власти, сформировавшаяся еще при президенте Ельцине, основана на личном обогащении. А как обогатиться чиновнику, сотруднику силовой структуры, судье или прокурору? За счет чего можно приобретать роскошь, заморскую недвижимость? Только создав систему всепроникающей коррупции. Такая система обеспечивает не только стабильность, но и безопасность участников системы.

Система может безболезненно пожертвовать одним участником, но будет жестко защищать себя. В особые моменты — когда только возникают намеки, угрожающие существованию всей Системы, все участники начинают синхронно действовать. Они не видят и не слышат, если так надо Системе. Они видят и слышат там, где это надо Системе.

На тормозах спустят все поручения президента, создадут кучу документов, будут докладывать до тех пор, пока все не забудут в чем суть дела. Магнитского обвинят во всех грехах. Врачи и охранники будут искренне удивляться, что к ним были претензии. А судьи, следователи и налоговики будут честно защищать интересы народа, которого они не хотят видеть, а выходные дни будут торопиться в свои виллы в Дубае, Ницце и других уголках мира, удаленных от просторов России.

Странно, подумал Сергей Георгиевич, существует два уголовных дела, имеющих лишь одну точку соприкосновения — Сергей Магнитский. Две стороны — власть и часть оппозиции, поддерживаемая Западом, — пытаются видеть только одно дело. Власть видит лишь махинации, а оппозиция — только коррупцию. Каждая из сторон считает себя правой, но им в целом в своих политических амбициях наплевать на правду.

Сергей Георгиевич остановился у светофора в самом начале Тверской улицы. По всей Тверской красочно светились разноцветные гирлянды. На площадях и перед мэрией стояли новогодние ели, украшенные разноцветными игрушками. Праздничное освещение медленно трансформировалось в праздничное настроение.

Впереди были Иверские ворота, за которыми начиналась Красная площадь. Дорога сворачивала влево. Предстояло объехать Госдуму и свернуть в Георгиевский переулок, чтобы въехать к себе во двор. У гостиницы «Националь», на пересечении Тверской и Охотного ряда, на столбе часы показывали чуть больше шести часов утра.

Иногда Сергей Георгиевич выбирался из деревни тогда, когда Татьяна Александровна была в Москве — в силу каких-то причин. Остановив машину, он смотрел на окна квартиры. В столь ранний час свет никогда не горел. Он набирал код на домофоне, открывалась входная дверь подъезда. В подъезде ощущалось тепло, которое в сочетании с тишиной ассоциировалось с семейным уютом, спокойствием. Внутренние окна помещения, где сидит консьержка, выделялись серой темнотой, на фоне которой кусок белого листа с номером ее мобильного телефона предупреждал, что кто-то охраняет это спокойствие.

Тишина захватывала, и каждый шаг хотелось сделать как можно тише, а вызванный лифт, казалось, создает такой шум, что могли проснуться все соседи. Тихо подходя к двери квартиры, Сергей Георгиевич убеждался, что его ждали. Двери были уже открыты, и Татьяна Александровна встречала супруга.

Ему всегда хотелось сказать, как он рад ее видеть, хотя прожили вместе не одно десятилетие и расстались лишь день-два назад. Хотелось, но никогда не говорил. Он не любил говорить о чувствах, стараясь их раскрыть в делах и отношении. А может быть, она этого ждала?

Конечно, ждала. И каждый раз он убеждал себя, что в следующий раз он обязательно скажет. Ведь впереди еще была долгая жизнь с ней, он так хотел.

Было около пяти минут седьмого, когда Сергей Георгиевич проехал по Охотному ряду мимо Госдумы, свернул на Большую Дмитровку и сразу же повернул в Георгиевский переулок. Шлагбаум был поднят, два сотрудника федеральной службы охраны равнодушно посмотрели на въехавший автомобиль Сергея Георгиевича. Только в семь часов утра они перекрывают проезд к гостевому подъезду Госдумы и начинают досмотр всех машин, въезжающих по пропускам. Увидев, что перед Госдумой Сергей Георгиевич взял вправо и поехал в сторону двора жилого дома, сотрудники ФСО лениво продолжили свой путь.

Во дворе нашлось одно свободное место, но поставить машину оказалось нелегкой задачей. Сугробы убранного дворниками снега затрудняли свободу маневрирования, но с третьей попытки, частично уплотнив колесами рыхлый снег, он сумел втиснуться между двумя машинами соседей. Двор освещался теплым желтым светом. Снег тихо поскрипывал под ногами, никого не было. Но не было ощущения одиночества.

Поднявшись на лифте на седьмой этаж, Сергей Георгиевич шел по пустому коридору, с одной стороны которого располагались двери квартир. Кругом была тишина, люди спали, поэтому он старался идти тихо. Стоя у окна кухни, Сергей Георгиевич смотрел на золотые купола кремлевских соборов и почувствовал глубокую тишину, которая вызывала тревогу. Почему-то контрастное сочетание черного неба, подсвечиваемого золота, белого снега и красных рубинов кремлевских звезд вызывало тревогу. Впервые за многие годы в предновогодние дни он не ощущал состояния праздника. Мимолетное состояние праздника, возникшее на Тверской улице, быстро улетучилось. Тревога за будущее вновь овладела им и уже не покидала его.

Забрав чашку с кофе в кабинет, он сел за письменный стол и включил компьютер. Разноцветные световые рекламы, размещенные на крыше соседних домов, пробивались сквозь жалюзи и стекло двери, выходящей на балкон. Светящиеся огоньки, словно солнечные зайчики на большом экране, играли в догонялки. Возникали и снова исчезали, и снова пускались в погоню.

Сергей Георгиевич вспомнил детство, когда они с ребятами забирались на лестницу и с помощью зеркал направляли солнечные зайчики на девочек. Больше всего доставалось Хатуне, скромной девочке, которая редко выходила во двор. Ее отец был каким-то чиновником, он не общался соседями, что было очень странно для старого тбилисского двора. Лишь однажды он кричал на Сергея.

Это случилось во время игры в «салки-выбивалки». Правила игры были простыми. Двумя линиями весь двор делился на три зоны, в центре первой линии в кругу устанавливали пустую железную банку, обычно из-под сгущенного молока. Часто перед игрой Сергей приносил полную банку, в которой предварительно на кухне делал две дырки, чтобы можно было выпить молоко. Все ребята дружно помогали опустошить банку для игры. За первой линией до стены дома располагалась игровая зона. Между линиями находилась зона поимки, а за второй линией находилась зона игроков. Один игрок охранял банку, и его задачей было поймать одного из игроков — в этом случае они менялись местами. Каждый игрок имел свою салку — плоский камень. Игроки, стоя за второй линией, бросая камни, пытались сбить банку. Когда банка была сбита, все игроки, которые до этого бросали и остались без салок, бежали в игровую зону. Охранник должен был вернуть банку в круг, а потом поймать одного из игроков до второй линии. Он не мог поймать игрока, если игрок наступал на салку. В этом случае игрок должен был одной ногой водрузить салку на стопу другой, подкинуть ее и поймать. Это давало ему право спокойно покинуть игровую зону. Любая ошибка — чужая салка, или игрок не смог поймать ее — позволяла охраннику поймать игрока. Салки кидали сильно — при удачном попадании банка отлетала в конец двора, а салка оставалась около круга, что давало преимущество бросающему игроку.

В тот день все ребята азартно играли. На лестнице, которая располагалась перпендикулярно зоне поимки, сидели девочки и младшие ребята, которым запрещали играть из-за возможной травмы. Так случилось, что в этой партии никто не смог сбить банку. Только у Сергея осталась салка в руке, остальные ребята выстроились вдоль линии, готовые бежать в игровую зону за своими салками. Сергей долго прицеливался и сильно запустил свою салку. Все смотрели за ее полетом. Вдруг Хатуна встала и побежала на другую сторону двора. То ли она решила, что больше бросков не будет, то ли что-то ее отвлекло, может быть, подумала, что успеет проскочить, но она побежала. Сергей и все ребята в ужасе наблюдали, как камень и Хатуна стремительно приближаются друг к другу. Удар пришелся в лоб, она упала, все кинулись к ней. Камень по касательной задел лоб, но шишка росла на глазах. Не успели ребята посадить Хатуну на лестницу, как появилась ее мама и увела ее домой. Через минуту на балконе появился ее отец, который громко ругался, обзывал ребят бандитами и хулиганами, угрожал сдать всех в милицию.