Владимир Бацалев - Убийство в Долине царей Страница 7

Хорошая девушка. Надо с ней дружить. По крайней мере, всегда взаймы даст и обедом накормит. Странно только, что на ее месте я весь вечер представлял Размахаеву и даже два раза назвал Мариной.

Перед сном я не вытерпел и еще раз набрал номер зиц-вдовы Шекельграббера. Она сняла трубку, а я повесил. Но скоро мой телефон зазвонил.

-- Вы знаете, Валера, -- сказала Размахаева. -- Сегодня весь день кто-то звонит и вешает трубку.

-- Как вы узнали мой номер?

-- Я и говорю: целый день звонят, а у меня стоит определитель. Вот и пять минут назад позвонили, помолчали и дали отбой. Я набрала вслед и попала на вас, -- объяснила она. -- Зачем вы ходили за мной полдня? Наверное, хотели пригласить в ресторан и не решались подойти?

-- А зачем вы наврали мне про какого-то закавказца?

-- Помилуйте! Приврала совсем чуть-чуть. Его действительно упекли в тюрьму, только не я, а отец по моей просьбе.

-- А кто он, ваш отец?

-- Большой человек был. Но теперь у него своя жизнь на пенсии, а меня он сторонится.

-- Можно я зайду к вам завтра часов в шесть?

-- Нет, нельзя, -- сказала она. -- И вообще отстаньте. Я ничего интересного вам не скажу и не сделаю.

-- Но помочь вы мне обязаны. Вы же не хотите, чтобы Шекельграббер остался неотомщенным! Все-таки он звал вас Мунькой.

-- Скотина! -- рявкнула она и бросила трубку.

Может, и скотина, а только правду сказал, -- подумал я и услышал звонок в дверь. На вопрос: "Кто там?" -- ответили:

-- Телеграмма. "Молния".

Хотя я знал, что в Москве открывать незнакомым нельзя, что у почтальона голос женский, но открыл из любопытства, увидел кулак в полете и потерял сознание...

Очнулся я через десять минут, если верить часам. Кое-как дополз до ванной, кое-как разделся и осмотрел себя в зеркало. Досталось крепко, и не только физиономии. Она-то, пожалуй, отделалась легче всего -- одним синяком, а вот печени и почкам пришлось несладко от чьих-то каблуков. Нагибаться, что ли, им было лень. Вообще, синяков оказалось несчитано. Я налил ванну холодной водой и забрался по макушку, благо организм от побоев на температуру не реагировал...

Вот она, жизнь московская! Непонятная, запредельная. Человека чуть не убивают на пороге дома, а соседям даже лень рожу высунуть и посмотреть, что за шум такой в общем коридоре? Как в Америке, ей-богу! Все-таки спросить их надо. Может, в "глазок" видели или в щелку, трусы поганые.

Я запланировал с утра пораньше сфотографировать Заклепкина и Квочкина, чтобы иметь на руках снимки всех, повязанных на "деле" Шекельграббера, но теперь стоило всерьез заняться здоровьем. Поэтому я решил убить двух кроликов: попарить кости в сауне и принять массаж от рук Горчицына, а заодно и самому пощупать его вопросами.

Когда я уже собрался выходить, прихрамывая и держась ладонью за поясницу, раздался звонок.

-- Тебя предупредили, -- сказала трубка, опустив привычное "алло".

Я рассвирепел:

-- Ты, урод, передай Опрелину, что его жена будет носить ожерелье из его и твоих зубов!

В трубке рассмеялись:

-- Опрелину?.. Ах ты кот! Ладно, передам при встрече. Может, и он тебе рожу начистит...

Без всякой надежды я обзвонил квартиры в коридоре. Один сосед якобы рано лег, другой просто не открыл мне, хотя топтался за дверью и вздыхал от нерешительности. Только старуха, доживавшая в однокомнатной квартире напротив, пустила меня и созналась, что видела нападавших.

-- Что ж вы не вышли?

-- Бог с тобой, милок. Меня соплей перешибешь, а там три лба -- в дверь не пролезут.

-- Милицию бы вызвали.

-- Так телефона нет и набирать не умею, -- ответила сидидомица.

-- Узнать их сможете?

-- Боюсь я, да и вижу плохо.

-- Сможете, сможете. А бояться некого...

В подземном переходе, заходящем и в метро, как всегда полно нищих. Больше всех из них, по моим наблюдениям, "зарабатывала" дама с гитарой наперевес. Играть она явно не умела, но делала вид, что вот-вот начнет, и при этом закатывала глаза, изображая слепую. Для убедительности, милостыню к ней подходил пересчитывать бомж-подельщик, ежедневно менявший плакатик на груди: "Куплю ваучер", "Продам ваучер", "Куплю сломанные часы", "Куплю СКВ", "Нужна срочная платная операция", "Помогите жертве советской психиатрии", "Лейкемия. Жить осталось два месяца", -- потом по второму кругу. Меня давно подмывало познакомиться со всеми этими жизнью пришибленными, нарядившись в такого же. Заодно бы и деньжат рядом с ними поднабрал и статью в журнале тиснул. И вот, казалось бы, счастье улыбнулось: я увидел, как Квочкин с тремя милиционерами собирает эту беспутную публику, точно грибы, в машину. Лучшей рекомендации и опеки нельзя было и желать.

Я подошел, поинтересовался.

-- Вчера бомжа убили, -- объяснил Квочкин свои действия. -- Кто-то из своих. Надо проверить. А это что у тебя за бандитская пуля в виде фингала?

-- Ищу убийцу Шекельграббера.

-- Не надоело тебе?

-- Пошли кого-нибудь в таксомоторный парк, пусть возьмет фотографии всех работников мужского пола от двадцати до сорока. У меня есть версия и свидетель.

-- Нет, -- подумав, сказал Квочкин, -- это не таксисты тебя отделали. Таксисты обычно монтировкой бьют.

-- Мне лучше знать.

-- Что ты можешь знать! -- разозлился Квочкин. -Фотографии ему возьми! Кто так делает? Скажи фамилию, а дружков без фотографий доставят. Деревня, карту купи! -- он постучал по моей голове костяшками кулака и добавил: -- Сиди, я сам открою.

Я знал эту шутку и не обиделся.

-- Ты проверял, где сотрудники "Долины царей" были в ночь убийства Шекельграббера?

-- Это в детективных романах проверяют, а я и сам знаю: спали каждый в своей постели.

-- А у меня есть сведения, что Опрелин не ночевал дома.

-- Кто такой Опрелин?

-- Водитель "Долины царей".

-- Значит, у бабы был или у трех вокзалов халтурил, -сказал Квочкин. -- Я же просил тебя не лезть в это дело. Иди к этим дуракам из похоронного бюро и скажи, что второго апреля с твоей помощью милиция арестует убийцу. Пусть готовят деньги.

-- Ты уже знаешь, кто убил Шекельграббера?!

-- Я с самого начала знал.

-- Ну намекни.

-- Нет. Выкинешь какой-нибудь фокус преждевременно. Человек ты неопытный, прямо скажем, не наш человек...

-- А почему второго апреля?

-- Потому что в этом квартале процент раскрываемости у меня в норме, а первого тебе никто не поверит. Все, пока, пиши письма, -- и он уехал...

Толковый мужик, оказывается, Квочкин, а я думал, он только глоткой работать умеет...

В бассейн, как обнаружилось, не легко попасть человеку, который пришел без плавок, резиновой шапочки и справки от врача. Но деньги решили проблему и под честное слово, что в бассейн я нагишом не сигану, а пойду париться, контролер махнул рукой. В сауне тоже был водоем с большое корыто и с ледяной водой, им я и удовольствовался, потом посидел в парилке, отдохнул и спросил массажиста. Пришел какой-то мужик и вяло сообщил, что массаж -- хорошо оплачиваемое удовольствие.

-- А где Горчицын? -- спросил я.

-- В женском отделении, -- ответил мужик.

-- Нельзя его пригласить?

-- Нельзя.

-- Почему?

-- Его сюда не пускают для его же безопасности, -- сказал мужик. -- Да и вы, если из его подружек, лучше шли бы своей дорогой и нормальных людей не смущали.

Вот и ответ, почему Поглощаев пошел с Горчицыным в Сандуны, -- подумал я, а мужику сказал:

-- Нет, я не из подружек Горчицына. Я -- частный сыщик, занимаюсь одним убийством. Как бы вы могли охарактеризовать вашего коллегу?

-- Я держусь подальше от этого бабника.

-- Почему?

-- Он мне противен.

-- Вам бы с ним местами поменяться: его -- в мужское отделение, а вас -- в женское.

Он, наконец, засмеялся:

-- Это точно!

-- Скажите, последние два месяца Горчицын вел себя, как обычно? Может быть, стал нервным, озлобленным, дичился всех?

-- Что-то подобное замечалось, -- сказал массажист. -Клиентки, слышал, жаловались: договариваемся, приходим, а его нет.

-- А не приходил ли к нему такой, знаете?.. -- я, как смог, описал Поглощаева.

-- Нет.

-- А иностранец? -- Я представил ему Шекельграббера.

-- Был.

-- Один?

-- И один, и с женой. Наверное, бисексуал.

-- Не ругались?

-- Скорее наоборот. Выпивали в каморке Горчицына. Потом он его бабу массажировал.

Мы проговорили в таком духе еще минут двадцать: подозрений много, конкретики -- кот наплакал, и расстались...

Больше всего мне не нравилось, что я прыгаю от одного подозреваемого к другому и никак не могу зацепиться за кого-то наверняка. И все эти прыжки могли оказаться в стороны, а не по прямой, или -- чего уж хуже -- в пропасть с уступа на уступ. Чтобы идти наверняка вверх, следовало докопаться до причины, которая стоила жизни Шекельграбберу. А как найти ее, если каждый сидит в своей скорлупе (кроме душки Кувыркалкиной), независимо от того, причастен он к убийству сбоку-припеку или ни сном ни духом? Я мог бы постараться и спровоцировать преступника, но для этого надо хоть очертить круг тех, кому сильно досаждал Шекельграббер. Да и убить его мог наемник, а краденые документы -- лишь предлог, чтобы заманить жертву. Недаром ведь дважды выбирались места людные и только третье -на заре в переулке. Наемника, скорее всего, пригласил бы Поглощаев: после того как дело в фирме наладилось, Шекельграббер и Кашлин ему только мешали. Но, с другой стороны, Поглощаев нанял меня, чтобы найти убийцу. Хотя и тут я всех тонкостей не чувствую. Инициатива могла исходить и от Квочкина, и такая настырная, что Поглощаев вынужден был согласиться, чтобы не поставить под подозрение себя. У Кашлина вроде мотивов никаких, а там бес его знает. Опрелин мог ревновать, а его ребята могли перестараться, предупреждая Шекельграббера, как меня. Но тоже -- сомнительно: если б на них был уже один "висяк", вчера прийти ко мне могли только полные кретины. Впрочем, Опрелин с компанией вполне на них похожи. О Горчицыне я пока слишком мало знаю. Обо всех остальных, общавшихся с Шекельграббером, -- не больше. Но хуже всего, что сам Шекельграббер знаком мне в самых примерных чертах и абрисах. И вина тут моя. Работаю, как начинающий журналист, который берет интервью у доярки: "Расскажите о себе что-нибудь интересное. Читатель это любит". -- "А я не знаю, что у меня интересного". -- "Ну вспомните!" -- "Не знаю"... -- и так можно до бесконечности. Вопросы должны быть четкие и конкретные, иначе моим единственным знанием будет то, что Шекельграббер звал Размахаеву Мунькой. Это, безусловно, ценная информация, но денег за нее Поглощаев не заплатит...