Аркадий Карасик - NEXT-3: Венок для Лавра Страница 7

— Что-то хочешь сказать? — вытирая мокрые губы кухонным полотенцем и ощупывая выпирающий животик, спросил Санчо. — Витаминами пропитался — могу ответить.

— Нет, ничего. Просто не устаю любоваться, как хорошо у тебя получается. Под музыку. Прямо завлекательно. Знал бы Шаляпин — порадовался.

— Ну, Клав, Федор Иванович все же Шаляпин, до него мне не дотянуться. А ты пытаешься сознательно развить во мне комплекс… Давай лучше спою?

— Тоже про любовь?

Санчо загадочно ухмыльнулся, выключил Шаляпина и ударил по струнам.

Вам не понять, что идет беда,Не видите вы примет,Одна из которых — тихое ДА,Другая — громкое НЕТ.И вы не узнаете никогдаЛюбви настоящей свет,Если не скажете тихо — ДА,И не проглотите — НЕТ.Для вас незаметно пройдут года,В душе не оставив след…Когда, осмелясь, шепнете ДА,В ответ услышите — НЕТ!

— Хулиган!

Легкий шлепок по спине — скорей поощрительный, нежели осуждающий. Санчо расхохотался. Он обожал подначки во всех видах: песнях, шутках, незамысловатых остротах, анекдотах. Обычно «бодался» с Лавром, но поскольку его нет, не грешно потренироваться на жене.

— Тогда возвратимся к Шаляпину, — отсмеявшись, предложил певец. Не ожидая согласия, включил приемник. — Послушаем и пообедаем…

Планам супругов помешало появление Федечки.

Всю дорогу от офиса до деревни он успокаивал себя, изгонял из замусоренного сознания все ненужное, второстепенное. Так при работе с компьютером вырезают отработавшие файлы, мешающие восприятию основного. Непонятное отсутствие Ивана? Вырезать! Изгнание Хомченко? Удалить и отправить в «корзину»!

Что остается? Заманчивое предложение Резникова, предстоящее освобождение отца и, самое главное — намеченная поездка в Окимовск. К Лерке. И не только к ней — на завод, который молодой бизнесмен в мечтах видел своим, реконструированным, оснащенным современной технологией, приносящий акционерам солидные дивиденты.

Успокоиться, несмотря на все старания, не получалось. Ну, никак не хотел «удаляться» будущий родственник, не желал «вырезаться» бывший, теперь уж точно бывший, заместитель по поставкам.

Поэтому Федечка не вошел в горницу — ворвался в нее. Не поздоровавшись, подбежал к столу, схватил ломоть хлеба, извинительно пожал плечами. Дескать, с утра — ни маковой росинки, ни глотка сока или молока. Понимаю — бескультурье, даже наглость, но ничего не могу поделать.

Огорошенные поведением обычно вежливого парня, супруги понимающе переглянулись. Наверно, произошло нечто серьезное.

Прожевав хлеб, Лавриков подбежал к лестнице, ведущей на второй этаж к светелке. Заложить в память компьютера новые данные, сопоставить их со старыми, проанализировать. Он не мыслил жизни без электронного чуда, которое Санчо ехидно именовал «игрушкой».

Вообще— то, анализировать нечего, еще раз просмотреть самолично составленную смету по возрождению «консервы», сплюсовать с залогом для освобождения отца, сравнить с наличкой, которая образуется после продажи акций. В итоге — сумма кредита. Два плюс два равняется четырем, минус два — двум. Элементарная задачка для первоклашки, легко решаемая примитивным калькулятором.

Стоит ли загружать мощную «машину»?

Потоптавшись возле лестницы, Федечка решил: не стоит. Сейчас он малость пообщается с веселыми супругами и позвонит Резникову…

— Федька, имей совесть! — опомнилась от шока Клавдия. — Говори, что произошло?

Лавриков возвратился к столу, взял с блюда куриную ножку, полил ее майонезом. Кивнул на приемник, из которого все еще басил Шаляпин.

— Не смею перебивать именитого тезку.

— Так это мы… того… мигом успокоим, — Санчо отложил гитару, выключил приемник. — Говори! Я же по физиономии вижу, что ты… это самое… разрешился от финансового бремени. Так или ошибаюсь?

Юный бизнесмен смешливо оглядел озабоченные физиономии супругов, неторопливо откусил мясо.

— Реквием сбацать сможешь? В стиле тяжелого рока?

Свихнулся парень, сдвинулся по фазе на почве дурацких мечтаний о собственном заводе! Санчо выразительно покрутил толстым пальцем у виска, Клавдия прикрыла рот полотенцем, жалостливо всхлипнула. Вот будет подарочек для Лавра, когда он выйдет на волю! Сын сидит в психушке!

— Я… это самое… по всякому могу… А зачем?

Федечка прошелся по комнате, заглянул в кухню, бросил обглоданную ножку в помойное ведро, возвратился к столу. Супругам не стоит говорить о банковском кредите — вдруг младший брат адвоката откажет или сам адвокат передумает. Мало ли что может случиться.

— Спрашиваешь, зачем? Ты не ошибся, я действительно разрешился и действительно — в финансовом плане. Короче, лишился своего состояния. Поэтому, будь добр, сыграй на своей семиструнке что-нибудь подходящее.

Удивленная полуулыбка исчезла с лица Санчо. Он понурился. Разорение Лаврикова-младшего — вердикт суда об оставлении «преступника» под стражей. Ибо осилить многомиллионный залог больше некому. Если даже продать городскую квартиру, дачу, машину, все шмотки.

А вот Клавдия обрадовалась, дуреха. Впервые за последнюю неделю Санчо с неодобрением поглядел на сожительницу. От резких выражений все же воздержался.

— Слава Богу! Он тебе это зачтет.

«Банкрот» изобразил горестный вздох. Набожно перекрестился.

— На то и уповаю…

Санчо недоверчиво оглядел слишком уж постную физиономию рыжего лиса. Придуряется, хитрец, научился у папаши подначивать простодушного оруженосца? Не получится, хреновый шутник!

— Не крути круги на чистой воде, скажи… это самое… прямо: могу я звонить Резникову или не могу? Сейчас… того… не до шуток. Западло это!

Услышав выражение по-фене, Клавдия дернулась, с негодованием посмотрела на матерщиника. По ее мнению любое искажение русского языка — ругательство, подлежащее немедленному наказанию. Провинившийся супруг не обратил внимания на невысказанную угрозу, он мысленно решал: доверить рыжему ответственную операцию по освобождению Лавра или запретить?

Хитрец рассмеялся.

— Успокойся, Санчо, не штормуй, все в норме! Утром сумма залога будет готова к перечислению. Вот только позвоню я сам. Имеются у нас с адвокатом кой-какие делишки… Какая же я бестолочь! Ключ от сейфа здесь забыл, а мне сейф нужно малость почистить, освободить от ненужных бумажек. Теперь придется снова гнать в Москву. Не зря в народе говорят: от дурной головы ногам покоя нет.

Намерение самому позвонить адвокату Санчо пришлось не по душе. Он видел себя единственным спасителем Лавра, все остальные — обычные подельники, их задача — помогать, обеспечивать. А если вдуматься, какая разница, кто скажет «А», кто — «Б»? Главное — результат.

— Мотаешься по дурости, — осуждающе проговорила Клавдия. — Позвонил бы — Санчо доставил. Дело ли за столько верст киселя хлебать?

— Точно — дурость! — покорно согласился «Рыжик». — Вот только, тётечка, ключ лежит в тайнике.

Пренебрежительная улыбка, взмах пухлой рукой. Дескать, тоже мне секрет!

—Ха! А то я не знаю, где у тебя тайник! Давным-давно разведала.

Федечка изобразил досаду.

— Ну, ни малейшей интимной жизни! Все всё знают, не спрятаться.

Санчо немедленно подыграл — послал жене ехидную улыбочку. Все женщины, мол, любят разгадывать мужские тайны, не терпят закрытых дверей и заткнутых щелок. Супруга в этом смысле — женщина вдвойне. Впрочем, во всех смыслах.

Клавдия открыла рот для отповеди насмешникам, но ее прервал звонок из нагрудного кармана куртки Федечки. Совсем достали бедного парня, посочувствовал она, забыв о своем намерении достойно ответить на обидную насмешку по адресу всех женщин. Как только он выдерживает, не сломается?

— Да… Алло! Вас не слышно!… Алло! Алло! Перезвоните, пожалуйста! Ничего на дисплее не определилось. Наверно, звонили из автомата или из какого-то переговорного пункта.

Звонил Олег, сторож парковки супермаркета, по совместительству — шестерка Юраша. Он, конечно, не надеялся узнать местонахождение Лаврикова, сделать это по телефону невозможно — хотя бы услышать его голос, горестный или радостный. С тем, чтобы на этом выстроить очередное «донесение». Ничего не поделаешь, приходится крутиться-вертеться, изобретая старательность, которую босс обязан вознаградить.

— Кто это у тебя такой нищий, чтоб без мобильника? — поинтересовалась Клавдия. — Нынче даже первоклашки балуются с ним.

— Имеется такой абонент, — таинственно проинформировал Федечка. — Пока еще не королева, кандидат в нее. Девушка у меня есть, тётушка. Красавица — сил нет, умница — очуметь можно. Она вообще без всего.

— Значит любишь?

Лавриков посмотрел на потолок. Будто там, трепеща прозрачными крылышками летает ангел. Вздохнул. Люблю — не то слово: преклоняюсь, обожаю, боготворю!

Женщина всегда и во всем остается женщиной. Не в меру любопытной, немного — завистливой. Клавдия, услышав о любви племянника, немедленно нарисовала портрет нищей и хитрой девчонки, охомутавшей богатого, наивного бизнесмена.