Сборник повестей. Книги 1-12 - Юджин Пеппероу Страница 7

По углам и в центре зала стояло несколько мраморных и бронзовых статуй. Под картинами вдоль стен на высоких ножках были расставлены плоские застекленные витрины, в которых на черном бархате были разложены золотые и серебряные украшения, массивные чаши, замысловатые кинжалы, кремниевые пистолеты, украшенные инкрустацией из слоновой кости я перламутра. Все, выставленное в комнате, дышало глубокой стариной и под каждым экспонатом располагалась табличка с подробным его описанием. Даже у такого не разбирающегося в искусстве человека, как Дуглас, и то захватило дух.

— Что это? — изумленно спросил он, оглядываясь на хозяина всего этого великолепия, который наблюдал за ним с умиротворенным выражением лица.

— Это? — довольный произведенным на гостя впечатлением, Брюкнер обвел зал рукой.

— Это выполненные лучшими мастерами точные копии раритетов, навсегда исчезнувших из музеев и частных коллекций Европы.

— Украденных раритетов? — уточнил Джек Дуглас.

— Ну если вам больше нравится этот термин, то извольте, — не смущаясь согласился Брюкнер. — Табличка под каждым экспонатом подробно рассказывает его историю, имена прежних владельцев и две даты: время изготовления и день похищения. Нигде в мире вы больше не сможете увидеть эти вещи, только в музее Брюкнера.

— Вы оставляли себе по одной копии каждой украденной вещи, которая проходила через ваши руки? — догадался Дуглас.

— Лучшую, — поднял палец Стив Брюкнер, — я оставлял себе самую лучшую копию. Не всякий эксперт в состоянии отличить их от подлинников. Поверьте, захоти я продать все это, — он со скромной гордостью оглядел свои сокровища, — то в желающих приобрести недостатка не будет, но музей Брюкнера не продает свои экспонаты ни за какие деньги!

Уже вечером у себя дома, вспоминая этот разговор, Дуглас испытал смешанное чувство досады и облегчения. Досады от того, что еще одна версия лопнула и поиски убийцы нужно начинать сначала, а облегчения, потому что Брюкнер, вызвавший у Джека невольную симпатию своей коллекционерской страстью, оказался не убийцей.

Джек Дуглас проанализировал все собранные им данные и, побеседовав еще раз с миссис Типпет, пришел к твердому убеждению, что искать того, кто пытался убить ее, нужно в ее ближайшем окружении. Ему даже показалось, что Мерк догадывается, кто это, но смертельно боится назвать его имя. При попытках выяснить у нее, не подозревает ли она сама кого-нибудь из своих знакомых, глаза молодой женщины наполнялись слезами, руки начинали дрожать и лейтенанту приходилось прекращать расспросы на эту тему. Самым логичным в такой ситуации было опросить ближайших родственников и друзей Мери Типпет, и именно этим Джек Дуглас решил заняться с завтрашнего дня.

Первый визит он нанес в Южный Бронкс, где в маленькой двухкомнатной квартирке на первом этаже старого двухэтажного коттеджа, рассчитанного на четыре семьи, проживала мать Мери Типпет, миссис Макклоу. Несмотря на то, что мать и дочь оказались очень похожи внешне, Джек Дуглас, увидев пожилую женщину, открывшую ему дверь, решил уточнить:

— Простите, меня зовут Джек Дуглас. Я договаривался с миссис Макклоу по телефону о встрече.

— Да-да, — засмеялась женщина, правильно истолковав замешательство гостя, — вы говорили со мной. Я мама Мери, а вовсе не бабушка.

— О-о, я вовсе не… — смутился полицейский, не зная, как закончить фразу и проклиная себя за косноязычие.

— Да бросьте вы, мистер Дуглас, — добродушно перебила его миссис Макклоу, — не вы первый, не вы последний. Так уж сложилась жизнь, что у нас с мужем не было детей. Когда он умер, мне было тридцать семь лет. О новом замужестве и не думала, хотела только, чтобы у меня был ребенок и вот через год родила Мери, так что мне уже шестьдесят третий год пошел, самое время внукам бы порадоваться, да вот у дочери такое несчастье.

Миссис Макклоу вытерла глаза платком, который достала из кармана платья, и Джек Дуглас понял, отчего у хозяйки дома красные веки. Похоже, все эти дни после гибели зятя она плакала. Старушка провела его в комнату, достала из облезлого черного комода белую скатерть и бодро сказала:

— Спиртного я после смерти мужа в доме не держу, но зато угощу вас хорошим чаем и домашним печеньем, какого вы никогда не едали. Я его сама придумала, могла бы даже патент взять — это мне Ричард покойный всегда говорил, когда они с Мери бывали у меня в гостях.

На глаза старушки опять навернулись слезы, и она привычно вытерла их платком.

Джек Дуглас деликатно помолчал, затем, кашлянув, сказал:

— Как раз о смерти вашего зятя я и хотел с вами поговорить. Именно я занимаюсь расследованием обстоятельств его смерти.

Брови миссис Макклоу удивленно взлетели вверх.

— Но Мери сказала мне, что у Ричарда просто взорвался бензобак в машине, из-за какой-то неисправности в моторе. Не понимаю, при чем же здесь полиция. Я всегда полагала, что такими вещами занимаются страховые компании. Разве я не права?

— А вы разве не читаете газет? — спросил Джек Дуглас, желая выиграть время на раздумье. Похоже, что Мери, не желая пугать мать, не рассказала ей истинную причину смерти своего мужа.

— Читаю иногда, когда дочка их привозит, но после смерти Ричарда ей просто не до этого. Бедная девочка совеем не своя от горя, даже говорить со мной не хочет об этом — сразу встает и выходит из комнаты. А я сама из дома почти не выхожу — ноги болят. Доктор говорит — тромбофлебит, а я так думаю, что это у меня от холода. Я ведь всю жизнь на рыбоконсервном заводе работала в разделочном цехе, весь день на бетонном полу, да в резиновых сапогах, вот к старости-то ноги и заболели. А что, что-нибудь случилось?

— Я бы и рад не расстраивать вас, мэм, но, боюсь, без вашей помощи мне просто не справиться. Дело в том, что вашего зятя убили, причем случайно. Жертвой должна была стать ваша дочь. Вы все равно об этом рано или поздно узнаете из газет или от соседей, так уж лучше я вам об этом сам скажу.

Джек Дуглас рассказал старушке то, что считал нужным из известных ему фактов и добавил:

— Мне кажется, что Мери догадывается, кто покушался на ее жизнь, но боится назвать его имя. Вы сами не замечали в дочери последнее время ничего необычного?

— Господи, бедная моя девочка, то-то я замечаю, что она уж месяца два ходит сама не своя, все думает, думает о чем-то, а окликнешь ее вздрогнет испуганно, как в детстве, когда я ее домовым пугала, чтобы слушалась. И деньги у меня