Роль жертвы - Елена Валентиновна Топильская Страница 7

Зоя с красным опухшим от слез лицом уже дежурила в Лешкином кабинете, позвякивая ключами от сейфа. Я заглянула туда, и мы вместе стали метать на стол дела, делишки и бумажки в виде жалоб граждан. При этом Зоя в первую очередь смотрела на сроки по делам и жалобам, а я на фабулы. Разметав все на кучки, я поняла, что надо везти все это добро к Лешке в больницу, чтобы он дал ценные указания, что с добром делать.

— Зоя, тебе придется мне помогать, — сказала я, и наша Джульетта вся засветилась. Конечно, со мной появляться в больнице безопаснее: а вдруг жена нагрянет, а мы тут по вполне пристойному поводу.

Выклянчив у шефа машину, мы с Зоей погрузили все Лешкино богатство в две сумки и отправились навещать болезного. Зоя всю дорогу причитала, как Лешенька страдает, как болит его ножка, как не хватает ему в больнице полноценного питания, а я машинально поддакивала, погруженная в свои мысли.

Наконец мы прибыли. Лифт, естественно, не работал, травматологическое отделение, естественно, находилось на седьмом этаже, и мы с Зоей, две неюные газели, поволокли битком набитые макулатурой сумки на верхотуру. Зоя по пути причитала вслух, особенно по поводу того, что мы забыли заехать на рынок и прикупить Горчакову дополнительной жратвы. А я тащилась молча — берегла дыхание, и мрачно думала, кто виноват в моей собачьей жизни. Вышла бы я замуж за итальянца Пьетро — валялась бы сейчас на пляже в солнечной Италии и в гробу видала просроченную жалобу гражданки Чернобыльской А. С. В итоге моих раздумий, по мере приближения к седьмому этажу, виноватым во всем как-то непринужденно оказался Горчаков, и, когда мы вползли в палату, я даже не поздоровалась с ним. Не говоря уж о том, чтобы поинтересоваться его здоровьем.

Впрочем, мою свинячью невежливость с лихвой компенсировала Зоя, бросившись на Горчакова и припав к его груди, прямо как Аксинья к любовнику на берегах тихого Дона. Горчаков при этом закрыл глаза и издал такой сладострастный стон, что камень бы затрепетал. Я же скрипнула зубами и отвернулась: сил не было наблюдать этот производственный адюльтер, и с грохотом бросив сумку с делами прямо под кровать страждущего, вышла из палаты переждать самые эротические моменты, а заодно покараулить на предмет возможного приближения Ленки Горчаковой.

Немало времени прошло, пока из палаты высунулась Зоя и смущенно пригласила меня присоединиться к ним. За время, деликатно предоставленное мною этой пылкой парочке, я успела прочитать все анатомические и просветительские плакаты, украшающие коридор травматологии, и наизусть выучить средства профилактики остеопороза. Почему-то знакомство с проблемами лиц, страдающих от остеопороза, не улучшило моего настроения. В палату я вошла с таким выражением лица, что Лешка пискнул и дернул прицепленной к противовесу ногой.

— Не дергайся, сказала я с металлом в голосе, — все равно ты в беспомощном состоянии.

— Не бери грех на душу, Маша, — поспешно проблеял пострадавший, — это же отягчающее обстоятельство.

— Больно надо об тебя руки пачкать, — я присела на край кровати. — Давай лучше рассортировывай свое хозяйство.

Лешка покорно взялся за работу. Прерываясь только для того, чтобы прожевать и глотнуть кусок очередного деликатеса, заботливо подсунутого Зоей, он довольно быстро и толково распределил, что нужно сделать в первую очередь и что может немного потерпеть, и написал подробные планы расследований, чего не делал, наверное, со времен нашей стажерской юности.

Вообще-то план расследования — штука, безусловно, нужная и очень помогает в работе. Но я не знаю следователя, который любил бы составлять эти планы, и более того — который бы хоть раз в жизни составил такой план по собственной воле, а не в связи с приездом зонального прокурора. Видимо, здесь кроется какой-то секрет, связанный с психофизиологическими особенностями следователей.

Можно предположить, что если бы составление плана расследования категорически запрещалось руководством и каралось лишением квартальной премии с понижением в классном чине, то следователи поголовно занимались бы исключительно планированием, запираясь в кабинетах от начальства и тщательно пряча составленные планы в нижних отделениях сейфов, где обыкновенно хранятся пустые бутылки и заныканные с обысков ножи.

Суровым взглядом я контролировала процесс сортировки творческого наследия Горчакова А. Е. и, в частности, пресекла его попытки подсунуть мне пару прекращенных, но неотписанных дел.

— Отпишешь сам, — жестко сказала я, и Горчаков покорно сложил эти дела в свою кучку, а на меня посмотрел так жалобно, что я устыдилась. В конце концов, это мой вещдок лишил Лешку трудоспособности на неопределенное время.

Дела, которые мне предстояло заканчивать за немощного коллегу, я сложила в одну из сумок, а в другую поместила то, что Горчаков был в состоянии оформить сам, — то есть дела на прекращение, по которым требовалось вынести соответствующее постановление и уведомить о принятом решении заинтересованных лиц, а также два материала по заявлениям о совершенных преступлениях, без всякой перспективы на возбуждение. Тут же я вспомнила скабрезную шутку Горчакова по поводу претензии уголовного розыска. Несколько лет назад на координационном совещании по борьбе с сексуальными преступлениями одни из оперативников с обидой заявил: «Да-а, а чего мы направляем в прокуратуру развратные действия, а прокуратура их не возбуждает!» (в переводе с уголовно-правового на общечеловеческий язык это означает, что уголовный розыск направляет в прокуратуру материалы по заявлениям о совершении развратных действий в отношении малолетних, а прокуратура не находит в материалах состава преступления или достаточных доказательств и отказывает в возбуждении уголовных дел). Горчаков отпарировал в том смысле, что их развратные действия нас не возбуждают.

На кровати сиротливо осталась лежать рукописная бумажка с сопроводительной из Генеральной прокуратуры. В свои бумаги Лешка ее не положил, и я тоже не спешила хапнуть ее себе.

— Что это? — сурово спросила я, кивая на бумажку, но в руки ее предусмотрительно не беря.

— Это жалоба с контролем из Генеральной, — хором ответили Зоя и Горчаков.

— Вижу, не слепая, — отрезала я. — Ты что, предлагаешь мне ее отписывать?

Лешка помолчал, то ли не желая отвечать, то ли раздумывая, а я пока пробежала глазами текст сопроводительной, подписанной прокурором из Генеральной: «прошу тщательно проверить