Секрет девятого калибра - Алексей Макеев Страница 7

Орлов поглядывал на часы. Из-за стенки слышалась невнятная речь – это Вера разговаривала по телефону. В окно било солнце, отбрасывая кружевные тени на пол и темную столешницу широкого стола. О ночном дожде напоминали местами потемневший асфальт и лужа размером с озеро Байкал, раскинувшаяся в одном из переулков недалеко от здания под номером тридцать восемь, которое уже более двух веков украшает центр Москвы.

– Окна в квартире выходят на север, – задумчиво произнесла Елизавета Ильинична. – Солнца здесь много не бывает. Но это очень хорошо. Я не люблю солнце, а муж принимал любую погоду. Мне очень нравилось, когда летними вечерами в дом приходил совершенно иной, чем днем, солнечный свет. На закате он не мучает, а будто бы гладит лучами все, до чего может дотянуться. В такие вечера комнаты заливало оранжевым золотом. Это очень красиво. Женя в десятом классе увлекся фотографией и сделал несколько снимков в комнате, где мы обычно принимали гостей. Там солнце было поймать легче всего. Женя знал, как запечатлеть потрясающие моменты именно на закате. Где-то даже сохранились фотографии, но сейчас и не вспомню, куда их положила.

Гуров проследил за ее взглядом и вспомнил, что с начала мая только и делал, что мучился во время ясной погоды. И не только он один.

– Елизавета Ильинична, давайте уже начнем, – предложил он.

Лигунова тут же забыла про окно, надела очки и сложила руки на коленях.

– Я уже все рассказала вашему коллеге, – повторила она. – Станислав Васильевич, да? Славный он. Понимающий.

– Знаю, – улыбнулся Гуров. – И дело свое знает хорошо. И все же я не Станислав Васильевич.

– Сколько еще раз будете спрашивать об одном и том же? – нахмурилась Лигунова.

– Столько, сколько понадобится, – со вздохом ответил Гуров. – Вы же в прошлом сотрудник МВД. Понимаете, что к чему.

– Понимаю. – Лигунова снова отвернулась к окну.

– Так в чем же дело? – мягко, но настойчиво спросил Гуров. – Вот, например, мне не очень понятен один момент. Вы заявили, что были жертвой домашнего насилия. Утверждали, что проживавшая с вами Карина занималась рукоприкладством. Вас осмотрел наш судмедэксперт, а перед этим вы пообщались с врачами «скорой помощи», но никто не обнаружил ни единого намека на то, что над вами физически издевались.

Лигунова даже бровью не повела.

– Следы, знаете ли, долго не держатся, – ответила она. – Особенно те, которые остались в душе.

– Но сейчас-то ни одного синяка не имеется, – уточнил Гуров. – Вы врачам ведь не про душу говорили, а про тело?

– Сейчас следов нет. Рассосалось. Но были.

– В каких местах?

Елизавета Ильинична прищурилась.

– Она могла схватить меня за руку. Прямо за запястье. И дернуть. Сильно. Каждый раз после такого плечо болело несколько дней, а пальцы у нее были как когти. Или могла толкнуть с такой силой, что я влетала в стену.

– Почему же вы не обращались в полицию? – поинтересовался Гуров. – Можно было снять побои, привлечь Карину к ответственности.

Елизавета Ильинична нервно фыркнула, закатила глаза:

– На мой взгляд, это очевидно. Все было бы списано на случайность, неосторожность. Скажите мне, кто будет слушать старуху? Потому и не обращалась.

– Что же так раздражало Карину? – удивился Гуров.

– Я. Я ее раздражала. Своим присутствием. Тем, что в этом доме настоящая хозяйка именно я, а не она. Тем, что никак не умираю, по-доброму даю советы, прошу тишины. Я, например, практически не общаюсь с соседями. Мои бывшие соседи были интересными людьми, а сейчас в доме живет всякая нечисть типа обеспеченных богатеньких детишек, которые врубают по ночам дикую музыку. Не знаю, как бы отреагировала Карина на кого-то, кто мог бы заскочить ко мне в гости. Наверное, сразу бы заплевала нас ядом. Так что я, считай, даже подарок ей сделала – в доме давно не бывает чужих людей.

– Что же, и даже слесарь ни разу не забегал?

– Нет, – твердо ответила Лигунова. – У внука Жени золотые руки. Он и сантехник, и электрик, и стены сам красил, и мебель собирал. Весь в деда. Мой муж тоже все в доме делал сам.

Гуров уже заметил, что окна в квартире были довольно старыми. С деревянными рамами и двумя ручками на каждой створке. Никаких тебе новомодных сеток и стекол во всю стену. И так было везде, даже на кухне. Интересно, почему Женя не поменял окна в доме? Бабушка была против или денег не хватало?

– Не скучно одной, Елизавета Ильинична? – спросил он.

– Никогда не понимала тех, кто умирает от одиночества, – с ноткой высокомерия в голосе произнесла женщина. – Мне наедине с собой вполне комфортно. Там почитаю, тут о прошлом повспоминаю, здесь пыль протру… Я всегда себя хорошо чувствовала в этом отношении. И телевизор я не смотрю. Умею пользоваться интернетом, но на экране телефона порой сложно разобрать текст.

– Насыщенная у вас жизнь, – с завистью произнес Гуров.

– Если постоянно сидишь дома, то будешь хвататься за все что угодно.

– Тоже верно. А я, уж простите, снова затрону нашу тему. В какой момент у вас с Кариной начался разлад? – спросил Гуров. – Был же, наверное, какой-то случай, после которого погнулась земная ось?

– Через месяц после переезда Карины. Она громко ссорилась с Женей на кухне, а я попросила ее уменьшить громкость, потому что не терплю крика. Женя в этот момент молчал, потому что так воспитан: сначала выслушать претензии, а уже после спокойно все обсудить. Карина в ответ на мое замечание резко попросила меня уйти. Женя и сам обалдел от таких слов, я это сразу увидела. Но не вступился за меня, а тут же увел эту истеричку. Я ждала, что она подойдет, но девчонка так передо мной и не извинилась. Женя позже пришел ко мне и попросил ее не трогать. Но разве я собиралась? Он пообещал разобраться, но результатов я не увидела. С тех пор мы с Кариной почти не разговаривали, она смотрела на меня свысока. А позже ее негатив перешел в другую стадию. Она могла специально задеть меня плечом, когда проходила мимо. Несколько раз больно хватала за руку, пытаясь отодвинуть меня со своего пути. А