Андрей Троицкий - Смерть по вызову Страница 70

Романов съел последний остывший вареник и, осененный новой идеей, посмотрел на кухарку уже подозрительно. «А, может, они с мужем того, – он потер ладонью чисто выбритую щеку – Может, они вдвоем керосинят? На пару? Оттого и худая, как палка, от пьянства? Глупости, – поправил себя Романов, – это уже глупости. Спиртное в доме стоит на виду, а Ольга Ивановна никогда к бутылке не прикасалась».

– Как ваш муж поживает? – осторожно спросил Романов. – Наверное, все продолжает восьмое марта отмечать, женский день? Остановиться не может?

– Я бы ему поотмечала, – Ольга Ивановна переложила яичницу со сковородки на тарелку. – Выпил на праздник – и хватит.

Она поставила тарелку перед Романовым. Вытерев руки о фартук, вышла из кухни. Обиделась что ли? И черт с ней, – решил Романов. По душам с этой кикиморой все равно не поговоришь. Он прислушался: шаги на втором этаже, какие-то шорохи, женский разговор. Значит, супруга проснулась и уже о чем-то беседует с поднявшейся наверх кухаркой. У женщин почему-то темы для разговоров находятся легко, сами собой. Проглотив жареное яйцо, Романов снова уставился в окно. Снег валил и валил. Сквозь эту белую полупрозрачную пелену он наблюдал, как охранник вывел из гаража сначала джип, затем «Вольво», машину, в которой Романов ездил на работу.

Доев яичницу, он глотнул кофе и, взяв в руки хромированный пузатый кофейник, оказавшийся неожиданно легким, открыл крышку. На донышке плескалась кофейная гуща. Точно, эта Ольга не удосужилась сварить свежий кофе, разогрела вчерашний, а того и оставалось на чашку. Вот так, время болтать с хозяйкой у неё находится, а исполнять свои обязанности – тут её нет. Романов хотел крикнуть кухарку и строгим голосом сказать ей пару слов, но посмотрел на часы и передумал, уже и так за столом засиделся. Времени на то, чтобы отчитывать кухарку, ждать, когда она приготовит кофе, потом, обжигаясь, пить его, на все это времени уже не остается. Вытащив из пачки сигарету и закурив, он снова посмотрел в окно. Ольгу он отчитает завтра, живо поставит на место, а если та вздумает возражать, рассчитает её в пять минут и выставит из дома на улицу. Утренний кофе она ленится варить, думает, если хозяйка разговаривает с ней как с равной, значит, поблажки ей по штату положены, можно филонить. Романов оборвал собственный ход мыслей, сказав себе, что день впереди тяжелый, а пустяками накручивать нервы, значит, здоровье не жалеть. Ну, её к бесу, кухарку.

Стряхнув пепел в тарелку, Романов наблюдал, как из трубы соседнего, через забор, дома валит черный густой дым. Словно поселковый сторож, туговатый на ухо дядя Сережа Звонарев, живущий с многодетной семьей в просторном казенном срубе, топит печь не дровами, а старыми автомобильными покрышками. Тоже фрукт этот сторож. Отставной майор, долговязый, ещё относительно молодой мужик, а такое зловоние по участкам разводит. На редкость тупой, непонятливый. И вдобавок глухой, как пень, как колода, как Бетховен глухой. А ещё сторож.

Вот, нашелся новый объект душевного раздражения, уже не кухарка, а сторож. Романову больше не хотелось ни о чем думать, ничего замечать. В следующий раз он скажет сторожу: люди сюда, на природу, приезжают чистым воздухом дышать, а не той вонью, что ты разводишь из своей трубы. Выпиши себе дров или на худой конец угля. Романов раздавил недокуренную сигарету в тарелке, так порывисто встал из-за стола, что едва не опрокинул стул. Перед тем, как покинуть кухню, он ещё раз выглянул в окно: «Вольво» подали к крыльцу, у ворот стоял джип. Два охранника Воронин и Костя Смирнов стояли на ступеньках, дожидаясь хозяина, не замечали тяжелого мокрого снега.

Увидев Романова в окне, Воронин поднял руку и помахал растопыренной пятерней. Романов широко улыбнулся, помахал рукой в ответ. Отойдя от подоконника, он, окончательно раздраженный панибратским приветствием Воронина, решил, что охранники все как один ещё те дармоеды и, если разобраться, законченные наглецы. Всю эту стаю разогнать пора, – решил Романов, проходя через коридор в каминную, всех разогнать, начать же с кухарки.

Он взял с журнального столика кейс с документами, шагнул к каминной полке, заставленной фарфоровыми фигурками животных и семейными фотографиями в рамочках, и провел пальцем по её гладкой поверхности. Подушечка большого пальца сделалась темной от пыли. Вот и дожил: целый дом прислуги, а пыль с полок смахнуть некому. Придется сменить всех работников, всех дармоедов. Он вытер грязный палец носовым платком, накрутил код на цифровом замке кейса, вышел в прихожую. «Нужно сегодня же вечером поговорить с женой насчет прислуги, – думал Романов, зашнуровывая ботинки. Конечно, всех сразу не уволишь. Но кухарку и уборщицу – этих обязательно, этих в первую очередь». Пусть побегают по поселку в поисках работы, пусть покланяются. И везде отказ получат. Слухом земля полнится. Владельцы всех домов уже будут знать, что Романов рассчитал своих бездельниц. А если кто и возьмет, то на самую захудалую, не денежную работу. Пусть тогда повертятся.

Перекинув через шею шарф, просунув руки в рукава темно синего ратинового пальто, он потянулся рукой к кепке, но передумал, надел на голову меховую шапку, подошел к перилам лестницы и поднял голову.

– Я поехал, – крикнул Романов так громко, чтобы жена и в дальней комнате услышала его голос. – Ольга Ивановна, – теперь он кричал уже кухарке. – Спасибо за кофе. Напился я кофе вашего.

– Юра, сейчас я спущусь, – голос жены донесся издалека. – Подожди, пожалуйста.

Но Романов не стал ждать. Подхватив кейс, он вышел на крыльцо, захлопнул за собой дверь. Костя Смирнов уже сидел за баранкой, а Воронин распахнул перед Романовым заднюю дверцу «Вольво». Мокрый снег все валил с неба, зловонная труба на участке сторожа извергала все новые клубы черного дыма. Спустившись с крыльца, Романов коротко ответил на приветствие, устроился на заднем сидении, положив кейс на колени. Воронин захлопнул за Романовым дверцу, сел на переднее сидение рядом с водителем. Машина тронулась с места, проехав немного, остановилась возле ворот, пропуская вперед себя джип с тремя охранниками.

– Сколько раз я просил не подогревать заднее сидение, – обратился Романов к сидевшему за рулем Косте Смирнову. – Я, что по твоему какая-нибудь баба мерзлявая? Только и мечтаю задницу погреть.

– Прошлый раз вы напомнили, чтобы я подогревал сидение, – сказал Смирнов, пристраиваясь сзади джипа и выезжая из ворот на занесенную снегом грунтовку с глубокими черными колеями, полными талой воды. – Говорили: обязательно подогревай сиденье: простужаться не хочу.

– Так прошлый раз холодно было, – вспомнил Романов. – Минусовая температура в салоне, ты и машину тогда, как следует, не прогрел. У меня чуть зад не примерз к этому, – он похлопал ладонью по сиденью. – А сегодня теплынь, хоть и снег. А ты раскочегарил, как в бане. Соображать надо.

– Но я только подумал, – видя, что джип, не успев набрать скорость, остановился, Смирнов выжал педаль тормоза.

Воронин, сразу уяснивший себе, что начальник встал не с той ноги, значит, лучше помолчать дорогой и уж Боже упаси вступать в спор с Романовым, толкнул Смирнова кулаком в бок, мол, не возражай. Костя зло посмотрел на Воронина, чмокнул губами и помотал головой, молча не соглашаясь с упреками начальника.

– Ну, чего там они остановились? – Романов постучал костяшками пальцев по кейсу. – Чего они застряли? – он наклонился вперед, стараясь понять, почему вдруг остановилась впереди идущая машина, но за высоким джипом с темными стеклами дорогу было не разглядеть.

– Черт, весь обзор загородил, – проворчал Костя, опустил стекло и высунул голову из машины. – А, вот в чем дело. Там «Жигули» впереди, забуксовали что ли?

– Откуда тут «Жигули» эти взялись? – проворчал Романов. – Тут и не ездит никто на «Жигулях». Разве что муж за моей кухаркой приехал, истопник? Правда, он сейчас в глубоком запое. Ну, может пьяный и приехал. На новую поллитру не хватает, и приехал.

Тут Романов сообразил, что говорит он глупости, только сам себя снова заводит, себе же нервы портит. Если рассуждать не эмоционально, а рационально, причина душевного раздражения отнюдь не в безалаберности кухарки или горничной и уж не в Косте Смирнове, подогревшем заднее сидение. И нечего придираться к людям. Романов не довел мысль до конца, повертев головой, он заметил, что сзади его «Вольво» останавливаются ещё одни «Жигули», светлые, пятой модели с залепленным грязью радиатором и номерным знаком. Воронин, уловив движение сзади, тоже обернулся. Он стремительно рванулся назад, подскочив на месте, обеими руками ухватился за плечо Романова, повалил его на заднее сиденье.

Романов, не понимая, что происходит, молча упирался, пытаясь снова сесть.

– Ложись, ложись на пол, – заорал Воронин в лицо Романова.

Лишь услышав первый сухой хлопок пистолетного выстрела, Романов понял, что следует делать и чего от него добивается Воронин, пригибавший тело шефа к полу. Вдребезги разлетелось разбитое пулями заднее стекло, рассыпалось мелкими осколками по полу и сиденьям. Воронин видел, что какой-то человек стоял, упираясь для равновесия левой ладонью в капот «Жигулей». Правую руку с пистолетом человек вытянул вперед, прицеливаясь, то ли в Воронина, то ли в Костю Смирнова. С водительского места вылезал второй мужчина.