Джон Гришэм - Невиновный Страница 71

Последней свидетельницей со стороны Рона была доктор Салли Черч. За всю долгую и многообразную историю его судимостей она, как ни трудно в это поверить, была первым официальным экспертом, призванным оценить его психическое состояние.

Он страдал биполярным расстройством и шизофренией – двумя заболеваниями, наиболее трудно поддающимися лечению, ибо пациент не всегда осознает эффект, оказываемый на него медикаментами. Рон часто прекращал принимать лекарства, что вообще характерно для страдающих именно этими болезнями. Доктор Черч описала симптомы, потенциальные раздражители и методы лечения биполярного расстройства и шизофрении.

Накануне, в окружной тюрьме, во время ее визита Рон спросил, слышит ли она звук работающего вдали телевизора. Она сказала, что не уверена. А вот Рон слышал, и в телешоу говорили о Дебби Картер и бутылке кетчупа. А было все так: он написал Рини Лэчмену, бывшему игроку и тренеру «Оклендз эйз», и рассказал ему про Рики Симмонса, Дебру Картер и бутылку кетчупа. Рон считал, что Рини Лэчмен в разговоре упомянул о его письме нескольким спортивным обозревателям, которые стали говорить об этом в эфире. История разошлась по свету – «Футбол по понедельникам», «Первенство по бейсболу» и так далее, – и вот теперь о ней говорят по телевизору.

– Разве вы не слышите? – прокричал ей Рон. – Они же вопят: «Кетчуп! Кетчуп! Кетчуп!»

Свое выступление в качестве свидетеля доктор Черч закончила экспертным выводом: Рон Уильямсон не способен конструктивно сотрудничать с адвокатом и, следовательно, подготовиться к процессу.

Во время обеденного перерыва доктор Грунди спросил Марка Барретта, можно ли ему поговорить с Роном наедине. Марк доверял доктору Грунди и возражений не имел. Психиатр и пациент-заключенный встретились в комнате для свидетелей.

Когда суд возобновил заседание после перерыва, Билл Питерсон встал и смущенно произнес:

– Ваша честь, мы с нашим свидетелем доктором Грунди во время перерыва побеседовали, и я полагаю, что штат Оклахома будет просить суд оговорить в качестве особого условия, что… в принципе дееспособность мистера Уильямсона восстановима, но в настоящий момент он недееспособен.

Понаблюдав за Роном в ходе заседания и побеседовав с ним минут пятнадцать во время перерыва, доктор Грунди совершил разворот на сто восемьдесят градусов и полностью изменил свое мнение. Рон, конечно же, не мог участвовать ни в каком суде.

Судья Ландрит вынес постановление о признании его недееспособным и назначил повторные слушания через месяц. Когда заседание явно близилось к концу, Рон вдруг спросил:

– Я могу задать вопрос?

– Да, сэр, – разрешил судья Ландрит.

Рон:

– Томми, я знал тебя и знал твоего отца, Пола, и я говорю тебе чистую правду: я не знаю, какое отношение к Рики Симмонсу имеют эти Дьюк Грэм и Джим Смит. Этого я не знаю. А что касается моей вменяемости, то пусть меня приведут сюда через тридцать дней, а ты арестуй Симмонса, поставь его на свидетельское место, покажи видеозапись и добейся от него признания в том, что он сделал на самом деле.

Судья Ландрит:

– Я понимаю, о чем вы говорите.

Если Томми это действительно понимал, то он был единственным человеком в зале, который мог этим похвастать.

Вопреки желанию Рона его вернули в Восточную клинику для дальнейшего наблюдения и лечения. Сам он предпочел бы остаться в Аде, чтобы не допустить проволочки с повторным процессом, и сердился на своих адвокатов за то, что они отослали его обратно в Виниту. Марк Барретт действительно прилагал отчаянные усилия, чтобы вырвать его из понтотокской тюрьмы прежде, чем на сцене появятся новые подсадные утки.

В Восточной больнице Рона осмотрел стоматолог, заметил опухоль у него на нёбе, сделал биопсию и обнаружил рак. Опухоль была капсулированная, поэтому ее легко удалили. Операция прошла успешно, и врач сказал Рону, что, останься она незамеченной – например, если бы он сидел в тюрьме в Аде или Макалестере, – опухоль дошла бы до мозга.

Рон позвонил Марку и поблагодарил его за то, что он настоял на его возвращении в клинику.

– Вы спасли мне жизнь, – сказал он.

Они снова стали друзьями.

В 1995 году штат Оклахома принял решение брать анализ крови на ДНК у каждого заключенного и хранить результаты в новой общей базе данных.

Улики по делу Картер все еще находились в криминалистической лаборатории местного отделения ФБР в Оклахома-Сити. Кровь, отпечатки пальцев, сперма и волосы, собранные на месте преступления, наряду со множеством отпечатков и образцов крови, волос и слюны, взятых у свидетелей и подозреваемых, оставались в тамошних лабораторных шкафах и холодильниках.

То, что всем этим распоряжался штат, не устраивало Денниса Фрица. Он не доверял Биллу Питерсону, городской полиции и, разумеется, не доверял их сподвижникам в Оклахомском отделении ФБР. Черт возьми, ведь Гэри Роджерс был агентом именно этого отделения.

Фриц ждал. Весь 1998 год он переписывался с «Проектом „Невиновность“» и старался быть терпеливым. Десять лет заключения научили его сдержанности и упорству, слишком уж хорошо он испытал на себе жестокость разочарования от несбывшихся ложных надежд.

Письмо от Рона развлекло его. Читая написанное на семи страницах фирменных бланков Восточной больницы послание, Деннис давился от смеха. Его старый друг не утратил чувства юмора и боевитости. Рики Джо Симмонс, будь он проклят, все еще на свободе, но Рон решительно намеревался пригвоздить его.

Чтобы не сойти с ума, Деннис дни напролет проводил в юридической библиотеке, изучая всевозможные дела, и попутно сделал обнадеживающее открытие: его апелляция на habeas corpus рассматривалась в региональном суде Западного района Оклахомы, а округ Понтоток принадлежал к Восточному. Он обсудил этот казус с другими тюремными знатоками-юристами, и они пришли к единодушному мнению, что Деннис не подлежал юрисдикции Западного района. Он заново написал ходатайство, сопроводил его кратким синопсисом своего дела и подал апелляцию в нужный суд. Волокита обещала быть долгой, но оптимистическая перспектива придавала ему энергию и решимость отстаивать свою правоту.

В январе 1999 года он переговорил по телефону с Барри Скеком. Скек одновременно сражался на множестве фронтов – «Проект „Невиновность“» был завален жалобами на ошибочные приговоры. Деннис выразил недовольство по поводу того, что все улики находятся в руках штата, но Барри растолковал ему, что это общепринятая практика. «Расслабься, – сказал он, – с образцами ничего не случится». Он знал, как защитить их от фальсификации.

Интерес Скека к делу Денниса объяснялся просто: полиция не провела следствие в отношении человека, которого последним видели с жертвой. Это была непростительная ошибка – «красная тряпка», именно то, что требовалось Скеку, чтобы выиграть дело.

26 и 27 января 1999 года компания «Корпорация лабораторий Америки» («Лэбкорп»), располагающаяся в Северной Каролине неподалеку от Рейли, провела сравнительный анализ ДНК образцов спермы, найденных на месте преступления (на разорванных трусах, простынях, а также в вагинальных мазках), и ДНК Рона Уильямсона и Денниса Фрица. Эксперт Брайан Расколл из Калифорнии был приглашен адвокатами Рона и Денниса для наблюдения за ходом анализа.

Два дня спустя судья Ландрит сообщил новость, которую Марк Барретт и многие другие давно ждали с нетерпением. Данные анализов ДНК, проведенные в «Лэбкорп», подтвердили: Рон Уильямсон и Деннис Фриц не имеют отношения к преступлению.

Аннет постоянно поддерживала тесные контакты с Марком Барреттом и знала, что где-то проводится судьбоносный анализ. Она была дома, когда зазвонил телефон. Первыми словами Марка были слова «Аннет, Рон невиновен». У нее подкосились ноги, и она едва не лишилась чувств.

– Марк, вы уверены?

– Рон невиновен, – повторил Марк. – Мы только что получили официальное заключение из лаборатории.

Из-за сотрясавших ее рыданий Аннет не могла говорить и пообещала Марку перезвонить позднее. Опустившись в кресло, она долго плакала и молилась, снова и снова благодаря Господа за Его милосердие. Вера в Бога поддерживала ее все эти кошмарные годы, и вот Бог услышал ее молитвы. Она пробормотала несколько псалмов, еще немного поплакала, потом начала обзванивать родных и друзей. Реакция Рини была аналогичной.

На следующий день сестры проделали четырехчасовой путь на машине до Виниты. Там уже ждали свидания с Роном Марк Барретт и Сара Боннелл – предстояло небольшое торжество. Когда Рона привели в комнату для посетителей, мимо случайно проходил доктор Кертис Грунди, его тоже позвали, чтобы сообщить хорошую новость. Рон был его пациентом, и между ними установились добрые взаимоотношения. Проведя в Вините полтора года, Рон начал понемногу поправляться, состояние его стабилизировалось, и стали очевидны признаки медленного улучшения.