Дмитрий Нечевин - Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля Страница 8

— На кое-какие следы напал, хотя ничего особенно важного…

— Ничего особенно важного! Это грустно и ужасно! Сейчас опять был запрос от его сиятельства графа Шувалова. Он требует немедленной поимки злодеев. Петербург глухо шумит, волнуется… Все страшно запуганы.

— Я не Бог… делаю, что могу. Сегодня ночью мне понадобятся несколько полицейских.

— Ах, берите кого хотите и сколько вам надо…

И пристав вышел, недовольно хлопнув дверью.

«Что-то запоешь ты завтра», — смеясь в душе, подумал я. И приступил к составлению плана и к сборам для предстоящего ночного визита в проклятую Смоленскую слободу.

Так как я не знал, на сколько разбойников мы налетим в доме Зубкова, я решил взять с собою шестерых бравых полицейских, отличавшихся чисто медвежьей силой. Эти молодцы десятерых уберут.

Одно меня смущало: как, вернее на чем, нам туда добираться? На лодке? Опасно в том отношении, что мы можем налететь на невских пиратов и тогда они, почуяв облаву, удерут. На лошадях? Это было бы, конечно, самое удобное, ибо в случае захвата нами «ткачей» зубковского дома, их можно бы на этих самых лошадях доставить немедленно в Петербург. Но опять-таки я боялся, как бы наше прибытие не всполошило содержателя «ткачей» и его домовладельца извозчика Зубкова.

После долгих размышлений я остановился на следующем: ехать на двух тройках (конечно, без бубенчиков!), отвести их за околицу слободы, оставить при них двух полицейских. Один должен будет залечь в овраге около берега Невы и выжидать появление струга Стеньки Разина. Я же с другими буду хорониться на задах дома Зубкова.

В последнюю минуту перед отправлением я сообразил, что шестерых человек будет мало. Я взял еще трех. Все они были переодеты и, конечно, хорошо вооружены.

— Ну, братцы, — сказал я им смеясь, — теперь и у нас шайка. Нас ведь десять человек! Чем не шайка Стеньки Разина?

Дружный хохот был ответом на мои слова.

В начале первого часа ночи бесшумно выехали мы в Смоленскую слободу. Она спала. Ни в одном домике не светилось огня, за исключением харчевни-трактира, который был заперт, но в одном окне виднелся свет лампы.

Выполнив свой план, я с семью переодетыми полицейскими тихо подошел к дому Зубкова, к которому примыкал крытый двор. Ни звука, ни шороха, ни искры света… Дом стоял мрачный, унылый, черный, как эта черная осенняя ночь.

И вот тут-то, в первые минуты тоскливого ожидания, меня вдруг осенила новая мысль: а зачем ждать? Отчего нам не войти — путем хитрости — туда, в этот дом, арестовать сначала домовладельца Зубкова и хозяина «ткачей» — Степана Павлова и произвести полнейший и подробный обыск? Покончив с этим, мы там преспокойно будем ожидать прибытия удалых разбойников…

Я обошел дом. В нем было два хода-крыльца: переднее, выходящее на улицу, и заднее, выходящее на поле. Очевидно, дом разделен на две половины: в одной обитает сам Зубков, в другой — «ткач» со своими молодцами.

Объяснив шепотом мой план полицейским (я послал троих охранять задний выход дома), я смело подошел к тому окну, в которое сегодня стучал Зубков, и громко, что было силы, ударил по нему кулаком.

Через минуту послышался из окна злой голос:

— Кой черт стучит?

Я выругался ужасной площадной бранью:

— Свои, косматый черт, не узнал? Отворяй скорей!

В доме вспыхнул огонь.

«Ну да как выглянет, прежде чем отворить?» — молнией пронеслось в голове. Я, затаив дыхание, бросился к двери, за мной четверо полицейских…

Вот слышатся шаги… открывается со скрипом дверь в сени… ближе… еще ближе… раздается кашель и тот же злой голос, но уже у самой двери:

— Чего ж сегодня так рано? Аль не выдался лов?

— Отворяй! — скорее промычал, чем сказал, я, боясь выдать незнакомый голос.

С протяжным визгом отодвинулся дверной засов. Дверь распахнулась, на пороге стоял высокий рыжий мужик в белых портах и расстегнутой рубахе, с фонарем в руках.

Прежде чем он успел, как говорится, моргнуть, мои молодцы бросились на него, схватили его за горло, зажали рот и повалили на пол.

— Вяжите его, а главное, заткните ему чем-нибудь рот, чтобы он не мог кричать! — приказал я, выхватывая из его рук фонарь и входя в комнату.

Едва я переступил порог, как навстречу мне выбежала женщина в одной сорочке. При виде меня она испустила отчаянный крик. Я быстро бросился на нее, стараясь тоже зажать ей рот. В эту минуту подоспели на помощь два полицейских и ловко скрутили ее, воткнув ей в рот тряпку.

Большая комната с перегородкой. Кое-какая убогая мебель, столы, стулья, огромная печь. Но по стенам — несколько больших сундуков и ларей. Я сейчас же, окинув все это быстрым взглядом, вышел в сени.

В них, как раз напротив, находилась дверь. «Верно, к хозяину», сообразил я и громко стукнул в нее.

В эту секунду снаружи дома, у заднего крыльца, послышался иступленный бешеный рев. Я сразу догадался, в чем дело. Извозчик Зубков, услышавший, наверное, крик женщины и предчувствуя что-то недоброе, попытался выскочить не через сени, а через свое крыльцо на улицу, но там был сейчас же схвачен моими молодцами.

Действительно, так оно и было.

Через несколько минут Зубков, Степан Павлов и его жена лежали, связанные, рядышком.

— Начните обыск! — сказал я моему помощнику (помощнику квартального надзирателя Ивановскому). — А этому голубчику, — указал я на Степана Павлова, — освободите рот.

— Если ты, любезный, попробуешь кричать, — обратился я к нему, — я тебя застрелю, как подлого зверя. Понял? Ну, теперь говори: где твои молодцы-«ткачи», которые вместо тканья душегубством занимаются?!

— Знать ничего не знаю… Никаких у меня душегубцев нет…

— А «рабочие» твои?

— Они уехали.

— Куда?

— Не знаю.

— Ну ладно, с тобой мы после поговорим.

Начавшийся обыск с каждой минутой увеличивал число наших трофеев. Прежде всего было найдено большое количество железных орудий, употребляемых ворами для взлома. Тут были «фомки», отмычки, отвертки и т. д. Под лавкой находилась часть похищенной при ограблении часовни церковной утвари. В сундуках найдена масса носильного разнообразного платья, несколько серебряных и золотых вещей и масса иных предметов.

В то время как я занимался обыском и расспросами Зубкова и Павлова, дверь отворилась и в комнату вошла высокая женщина. В недоумении она остановилась на пороге, но сейчас же была схвачена полицейскими.

— Кто ты?

— Агафья Иванова.

— Где живешь?

— Везде, где придется… — ответила она.

Я распорядился (часа через полтора, когда нами был произведен подробнейший обыск и все вещи были сложены и завязаны) потушить огонь. В комнате воцарилась тьма. Признаюсь, ни до этого, ни после того мне никогда не случалось бывать в столь удивительной обстановке: в темной комнате на полу лежат связанные люди, четверо, с заткнутыми ртами, я сижу на стуле около груды всевозможных вещей, окруженный полицейскими. Вокруг нас ночь — темная и безмолвная.

И мне сразу пришло в голову сравнение: эти разбойники похожи скорее на жертвы, а мы — служители правосудия — на разбойников, напавших и ограбивших. Так, повторяю, странна и необычайна была обстановка.

Прошло часа полтора.

В дверь, около которой стояли наготове полицейские, раздался сильный стук.

— Отворяй! — приказал я, и лишь только дверь отворилась, полицейские бросились на прибывших.

Их было, однако, всего двое, но нагружены они были изрядно.

Схваченные, связанные, они от неожиданности в первую минуту совсем потеряли дар речи.

Через несколько минут они покаялись.

— Я — Афанасий Алексеев, бывший крепостной госпожи Чичериной.

— А я Иван Комаров.

— Что же, сознаетесь в том, что занимались разбоем, составив шайку?

— Теперь, видно, уж все равно… Попались. Сознаемся…

— Где же другие ваши удальцы-товарищи?

— А вот у ней кое-кто находится, — ответил Комаров, показывая на Агафью Иванову. — Она напротив тут живет.

— Подлец ты, Ванька! — вырвалось у той. — Испугался, выдавать начал! Погоди, отплатим тебе.

— А это кто? — показал я на Зубкова и на Павлова. — Тоже в шайке участвовали?

— Павлов — да, у него мы жили, он нас за «ткачей» выдавал, а Зубков — тот не грабил сам, а лодку нам давал, места для разбоя указывал.

— А где же атаман ваш, Стенька Разин?

— Должно, в трактире тут недалече путается. Запил он, с бабами бражничает! — со злобой в голосе сказал Комаров.

Мы бросились с пятью полицейскими, ведя перед собой Комарова, к жильцам Агафьи Ивановой. Связанных остались караулить другие полицейские.

У нее в комнате были нами схвачены остальные участники шайки: крестьянин Василий Финогенов (бывший крепостной господина Кисарова), любовница его Анна Гаврилова, крестьянин Иван Арсеньев Михайлов («Кролик») и мать Агафьи Ивановой.