Фридрих Незнанский - Ящик Пандоры Страница 8

— Восемь букв? Четвертая «р»? Вероятно, «ударение», Саша.

— Ну и дурак же я! Весь день себе голову над этим ломаю!

Он положил трубку и тут же снова ее снял — решение пришло для него самого неожиданно. Анна Чуднова. Рекордсменка и чемпионка мира по легкой атлетике, хотя и в прошлом, рост метр девяносто, в силе не уступит любому мужику. Но главное не в этом. Анна — свой парень. На нее можно положиться стопроцентно.

— Здравствуйте, Аня. Боюсь, что вы меня не помните. Мы с вами встречались года три назад, то есть я был у вас в квартире по одному делу...

Анна перебила его:

— А я тебя узнала. Ты следователь, да? Только вот как зовут-то — ей-Богу, не помню.

— Турецкий, Александр... Да просто Саша.

— Точно! Турецкий! Так чего у тебя там теперь стряслось?

— Ты знаешь, Аня (Турецкий тоже перешел на «ты»), у меня к тебе огромная просьба, совершенно неофициальная. Только сначала один вопрос — ты одна живешь?

— К сожалению. Ребеночка все хочу взять на воспитание, но знаешь, оказалось не простое дело... Ой, да это никакого отношения к тебе не имеет. Давай просьбу.

— Не могла бы ты приютить одну женщину с мальчиком, недели на две?

— Отчего нет? Я надеюсь, мальчику-то не тридцать лет.

— Да нет, что ты! Года четыре.

— Вот и хорошо! Я ему за две недели костюмчик свяжу. Я раньше только шапочки могла, а теперь вот все научилась. Времени у меня полно, три раза в неделю тренирую по утрам, и все. Он как, темненький или светленький?

— Скорее светленький...— неуверенно ответил Турецкий и подумал, какая же она смешная и добрая баба.

— Хорошенький наверно мальчишечка. А мамулька его от хазбанда своего удрать хочет? Ну, да это неважно. Пусть приезжают. Адрес помнишь?

— Видишь ли, этой женщине — ее зовут Вероника, то есть Ника — грозит опасность. Мы должны найти преступников. Это длинная история, она сама тебе расскажет. Я бы не хотел, чтобы они через весь город ехали.

— Так я за ними сейчас на своих «жигулях» сгоняю! Давай адрес...

Уговорить Нику пожить у Анны Чудновой, да так, чтобы не перепугать ее окончательно, оказалось нелегким делом. Когда длительные переговоры наконец увенчались успехом, сквозь телефонный кордон прорвался Грязное.

— Ты что, Сашок, офигел? Три часа звоню — занято! Даешь задания, а сам на телефоне висишь! — Голос Грязнова то исчезал в галактике, то появлялся снова.

— Откуда ты звонишь? Я тебя совсем не слышу!

— Из автомата! Подожди, перезвоню... Сейчас лучше? Так вот, докладываю. Промяли с ребятами Матвеевку, сведений об убийстве пока не поступало...

В трубке теперь что-то скрежетало и звенело, словно Грязнов вел репортаж из литейного цеха.

— ...Но хатка под квартирой Славиных не проста, для проверки требуется время. Я кое с кем успел перекинуться парой слов. Там бывают подозрительные людишки, скорее всего торгаши, уж очень клево одетые. В квартиру проникнуть не удалось, там засовы — без шухера не откроешь. Между прочим, хозяин ее, Капитонов, знаешь, спортивная знаменитость, сейчас отсутствует, тренирует хоккейную команду, кажется, в Вене. Я к Веронике Славиной подключил своего знакомого опера из Гагаринского района... Слушай, Сашок, я еам себя не слышу, кто-то в трубке кует железо, едри его в катушку!

— Пусть кует, продолжай, Слава!

— Так вот, своего опера я, значит, приставил, и вот что мне не понравилось, Сашка, там в Матвеевском один комитетчик хером груши околачивает, Марат Бобовский, я одному своему человеку дал ориентировку — нейтрализовать. Слушай, больше нервы не выдерживают, я тебе через полчаса перезвоню из МУРа.

В трубке кто-то лязгнул железными зубами — отбой. Турецкий хотел было предупредить Нику о грязновском опере, но телефон молчал: Славины, вероятно, были на пути к Анне Чудновой.

Грязнов перезвонил через двадцать минут и-заорал в телефон:

— Ты соображаешь что делаешь?! Нет, скажи, ты соображаешь?! Выводишь объект из-под наблюдения, мне ничего не говоришь.,.

— Слава, ты же трубку повесил, я не успел ничего сказать.

— Да. Повесил... В общем, все кончилось нормально. Мой опер через дверь слышал разговор Ники с тобой по телефону, сообразил, что к чему. На всякий случай проследовал за машиной, на которой она уехала. Куда их повезли?

— К Чудновой. Помнишь, спортсменка такая...

— За кого ты меня держишь? «Помнишь»! Это ты хорошо придумал с Анной, она с такими, как Бобовский, одной левой — и капут.

— Слава, при чем тут этот Бобовский?

— Сейчас уже ни при чем, сейчас ему оказывают хирургическую помощь в ближайшей больнице. После нечаянной встречи с моим человеком.

— Почему такие крайние меры£ Почему ты думаешь, что этот Бобовский имеет отношение к этой истории?

— Интуиция, Сашок, звериная интуиция...

6

12 августа, понедельник

Утро понедельника началось как положено — его разбудил телефонный звонок. Турецкий не сразу взял трубку, встал с постели, закурил сигарету, посмотрел в окно — сквозь давно не мытые стекла проникал неяркий свет светлого утра. На часах было около семи.

— Как самочувствие, именинник? — сказали на другом конце провода с кавказским акцентом.

— Генка, ты? Куда ты пропал? Слушай, Генка, я тебя вчера целый день ждал, ты же знаешь, нам надо обмозговать это дело с самого начала.

В трубке молчали.

— Бабаянц, это ты?

— Какое дело, дарагой?

— Гена, что с тобой? О котором мы в столовой говорили. Ты сказал — есть информация...

Отбой.

Турецкий разозлился сам на себя: почему он решил, что это Бабаянц? «Генацвале» — грузинское обращение, а Бабаянц — армянин. Глупость какая-то. Он и сам не знал, почему вдруг так встревожился. Может быть, что-нибудь случилось с Никой? Он набрал номер Анны Чудновой и извинился за ранний звонок,,но все было в полном порядке — они уже ели манную кашу с вареньем и собирались идти в кукольный театр на утренний спектакль «Белоснежка и семь гномов», то есть собирались Анна с Кешкой, а Ника должна заканчивать перевод с английского на Аннином компьютере, который она осваивала вчера вечером, и оказалось, что делать переводы на компьютере в три раза быстрее, чем обычным способом, и она, Анна, собирается подарить .этот компьютер Нике, потому что ей, Анне, он совсем не нужен, она его купила у одного дядьки — его надо было выручить, так как у него совсем не было денег, а он получил разрешение на эмиграцию, которого ждал одиннадцать лет.

Его охватила легкая паника: уж чересчур много женщин свалилось на его голову. Надо было срочно с ними разбираться. Сегодня вечером приезжает Ирина, ее надо уберечь... От чего? От кого? От самого себя?

Следующая проблема — мать. Надо будет узнать у Меркулова, что грозит его отчиму. Мать не бросит Сатина в беде, будет ему носить передачи в тюрьму, покупая на свою мизерную пенсию деликатесы в кооперативе, к которым тот очень здорово привык. Возьмет адвоката из «золотой пятерки» — продаст норковую шубу, если ее не успеют конфисковать. А потом будет ездить к нему в лагерь за тридевять земель. Но самое главное — она ждет от своего сына помощи, надеется, что он поговорит с Меркуловым и Сатина оставят в покое. А он ни о чем таком говорить с Меркуловым не собирается, не может, не хочет. Вчера казалось все просто — «возьму мать к себе». А она совсем не этого от него ждет...

Теперь — Ника, Лешкина бывшая жена. Слава Гряз-нов обещал раскопать со своими ребятами по-тихому это дело. Но не может же она скрываться (от кого?!) вечность, надо самому действовать. Анализ снятых с Никиного комбинезона частиц показал, что это следы крови человека. Надо любым способом проникнуть в квартиру Капитонова. Надо искать действительных убийц, а не бить по черепу какого-то мифического гебешника Бобовского.

Турецкий посмотрел на часы — ровно девять. Можно позвонить Лешке на работу, надо же ему все-таки внушить, что мальчик Бил с проломленной головой — не Никина фантазия. Одно дело пить водку на облысевшей клеенке в Лешкиной кухне и слушать его страдания на пустом месте, другое — профессиональная следственная работа.

Легкомысленный женский голос радостно сказал:

— Редакция газеты «Советский спорт»!

— Можно Славина?

— Нет, нельзя! — голос стал просто игривым, и Турецкий невольно подыграл:

— Ах вот как! Это почему же нельзя?

— Славин еще вчера вылетел в Токио освещать первенство мира по легкой атлетике по указанию Кудрявцева.

— Кто такой Кудрявцев? — зачем-то поинтересовался Турецкий.

— Наш главный редактор!

— Что же он не позвонил, балда такая?

— Кто это «балда»?!

Турецкий немного подумал, потом сказал:

— Самая большая балда — это я, милая девушка,— и повесил трубку.

Пока он одевался, брился, завтракал, сложился план на сегодняшний день. Прежде всего поехать к бородатому художнику Жоре и попросить набросать портрет Била. Жора, конечно, присадит глаз где-нибудь на ягодице, но общее впечатление будет. Затем — в депо Курской дороги, передопросить машиниста тепловоза, следовавшего в день гибели Татьяны Бардиной мимо места происшествия.