Евгений Сухов - Валютная могила Страница 8

– А вот ты давеча сказал, «что, хочешь, как Виталик, кончить»? Что это значит?

– Что, все знакомого своего надеешься отыскать?

– Ну, все ж знакомый, – неопределенно ответил я.

– Нет больше Виталика, – сказал Клим. – Забудь! Зарезали его восьмого днем…

– Как это? – сморгнул я.

– А вот так: полоснули ножичком по горлу – и привет, – услышал я спокойный ответ. Смертью тут никого не удивишь.

– А за что? – растерянно посмотрел я на Клима.

– А вот за что – тебе лучше не знать. И никому лучше не знать, ясно?

– Ясно, – дружно подхватили мужики.

– А тебе ясно? – требовательного посмотрел на молодого парня Клим. – Чтоб к вагону – ни ногой!

– Да понял я, понял, – ответил парень, отмахнувшись.

– А что за вагон? – поинтересовался я.

На что Клим выпучил глаза и прислонил указательный палец к губам:

– Тс-с. Забудь про вагон и про этот разговор. Если не хочешь, чтобы и тебе ножичком по горлу…

Поскольку «знакомых» у меня теперь среди бомжей как бы больше не было, самым правильным решением было бы примкнуть к этой четверке бездомных, старший среди которых Клим. Он нес ответственность за их жизни и относительное благополучие, а они, в свою очередь, должны были «работать», то есть собирать металлические банки, бутылки, картон, сдавать все собранное, а полученные деньги вносить в общую казну, держателем которой был Клим. Конечно, он и сам тоже «работал». Сшибал деньгу попрошайничеством, подворовывал по возможности, менял среди таких же, как и он, вещички на одежду, а затем одежду на деньги, случалось и наоборот. «Общак» он, как я потом узнал, при себе не держал. Поумнел после того, как однажды на него напали и избили до полусмерти, отняв все «общественные» деньги, которые он тогда носил при себе. Теперь он хранил «общак» в тайнике, известном лишь ему одному. Деньги шли на закупку продуктов и водки, а при нужде и на лекарства. Когда позапрошлой зимой, как мне рассказал однажды Паша, заболел Бабай – самый старый из бомжей, то на «общаковские» деньги покупались для него нужные лекарства. Словом, организация этой группы бомжей была, на мой взгляд, единственно правильной, применительно, конечно, к их положению.

Четвертым из компании Клима был парень лет девятнадцати, которого называли Космос. Почему так? Потому что он сильно походил на Космоса из сериала «Бригада». Ну, то есть на актера Дмитрия Дюжева. Тоже был такой же долговязый, скуластый, угловатый и худой. И шебутной к тому же. Вечно совал нос, куда не следовало, часто дрался и являлся «после работы» с синяком под глазом или с разбитым носом.

Итак, нас стало пятеро: Клим, бородатый Паша, Бабай, Космос и я, Старый, как все стали меня называть. Паша, как мне стало уже известно, был детдомовский, у Космоса отродясь не было отца, а мать пила и не кормила его. С девяти лет он дневал и ночевал на улице, иногда заходя домой, чтобы что-нибудь стащить, хотя и тащить-то там уже было нечего. Потом дома не стало: мать Космоса пропила квартиру, и ее выселили в какое-то «временное» жилье, находящееся неведомо где. К тому времени Космос привык жить на улице, связался с такими же пацанами и пристрастился нюхать клей и смотреть после этого «мультики».

На Белорусском вокзале он очутился после очередной ментовской облавы. Здесь облав не было, поскольку бомжи никого не интересовали: ни милицию, ни полицию, когда она стала именоваться таковой, ни социальные службы, которые имелись, но непонятно, чем занимались. Космос держался до пятнадцати лет с малолетками – у них были свои компании и «бригады». Но когда они впятером, нанюхавшись клея, забили насмерть какого-то приезжего мужика в шляпе и с портфелем, напившегося в вокзальном ресторане до беспамятства, Космос отстал от малолеток и примкнул к взрослым. Убивать людей за одежду и деньги ему не понравилось, хотя в его бывшей «бригаде» имелись и такие. Да и «законы» у малолеток были жестче, нежели у взрослых. Сначала Космос кучковался с «китайцами», но те давно уже «забили» и на себя, и на окружающих, а он мечтал все же вырваться как-нибудь из трясины, что засосала таких, как он. Самая заветная его мечта – стать водителем-дальнобойщиком. Чтобы все время была дорога, новые места, хороший заработок, на который можно было бы купить полно жратвы и выпивки. Космос едва мог читать и писать, поскольку после девяти лет в школе не учился, и, конечно, водить автомобиль не умел. Осуществима ли была его мечта? Вряд ли…

Бабай был татарином-тептярем по национальности. Кажется, его звали Шаймием Шаймиевичем, и он очень гордился, что его имя и отчество созвучно фамилии первого президента Татарстана, ныне ушедшего на почетный отдых. В две тысячи восьмом году, в возрасте сорока восьми лет, Бабай приехал на заработки в Казань, поскольку на селе стало совсем невмоготу, а семья большая, и ее надо было кормить. Работал разнорабочим на стройке, получал четыре с половиной тысячи вместо обещанных двенадцати. Год проработал, выкраивая рублей по триста в месяц, которые отсылал домой. Через год цены в городе выросли на тридцать процентов, и отсылать семье стало нечего. Надо было увольняться и искать работу лучше, но таковая в Казани имелась только через блат. Как и прочие гарантированные Конституцией права гражданина. А какие блатные знакомства у приезжего? К тому же, узнав, что Шаймий Шаймиевич надумал увольняться, его попросту «кинули», не заплатив при расчете ни копейки. Все попытки вернуть заработанные деньги были безуспешны. Тогда он вместе с товарищем по имени Ибрай решили попытать счастья в Москве. Собрали последние шалушки, приехали в Москву, опять-таки устроились разнорабочими на стройку, благо Москва в те времена усиленно строилась. В столице таким, как они с Ибраем, платили тысяч восемнадцать, а когда и все двадцать, что для них было вполне терпимо. Работяги сняли на двоих какой-то угол, получалось даже копить понемногу.

Через год Шаймий Шаймиевич скопил девяносто тысяч. Решил так: поработаю, мол, еще пару-тройку месяцев и поеду домой со ста тысячами в кармане. К августу две тысячи десятого года нужная сумма была скоплена. Он купил билет на фирменный поезд «Татарстан», собрал манатки и поехал на вокзал. До отхода поезда оставалось еще полтора часа. Пока выжидал время, ему приспичило, и он пошел в туалет. Встал у писсуара, расстегнул ширинку… после чего уже ничего не помнил. То ли его по башке стукнули и сознания лишили, то ли электрошокером вырубили. Очнулся Шаймий Шаймиевич в кустах, в одних трусах, носках и в майке. Ни одежды, ни денег, ни документов. Ребра болят, рожа вся побита. Видно, грабители еще и попинали его до кучи. Ну, куда податься в таком виде? Пошел бродить по путям, мусор всякий высматривать да подбирать. Нашел на шпалах в каком-то тупике засаленную робу и к утру уже – такие же засаленные джинсы без молнии на ширинке. Штаны подвязал проволокой и… стал бомжевать. Но на Казанском вокзале не прижился, перебрался на Белорусский. Здесь примкнул к Климу, пустил корни, и вот уже третий год бомжевал вместе с ним, Пашей и Космосом. А так, быть бы ему самым что ни на есть пропащим «китайцем». из какового состояния самая прямая дорога – в могилу…

Ночевал я в первую свою бездомную ночь под навесом между двумя ржавыми контейнерами. Третьей стеной «дома» являлась беленая когда-то кирпичная стена, к которой торцами примыкали контейнеры, а дверью служил кусок брезента. Внутри имелись два широких топчана-лежанки и стол, сбитый из досок и покрытый куском ДВП.

Меня положили вместе с Пашей и Космосом. Клим лежал с Бабаем. Им еще можно было лежать на спине, а вот нам – нет. Только на боку. Укрылись мы одним общим одеялом. В общем, было довольно тепло. А вот заснуть я сразу не смог. Во-первых, мешали впечатления, полученные за день. А во-вторых, мучили два вопроса. Вернее, три…

Первый – за что убили моего «знакомого» Виталика?

Второй – что это за вагон, к которому Клим не велел приближаться Космосу «ни ногой», а мне велел о нем забыть, если я не хочу, чтобы мне тоже «ножичком по горлу»?

Третий – кто такая Любка из Краснодара, которую нашли ночью на складском пустыре с перерезанным горлом? И не связана ли ее смерть со смертью Виталика и соответственно с этим таинственным вагоном?

Как заснул, я, конечно, не помнил. Кажется, в последнюю секунду перед тем, как уснуть, я подумал, что будет очень неловко, если я, бомжуя, встречу кого-либо из знакомых. Что я им скажу?!

Хотя узнают ли…

В жизни почему-то устроено так, что то, чего мы больше всего боимся или не желаем, обязательно приключится.

Например, вы спешите на свидание к девушке… Вы вышли вовремя, даже несколько раньше, чем нужно, потому что боитесь опоздать. Так вот, если вы действительно очень боитесь опоздать, то непременно опоздаете. Попадете в пробку, вас задержат какие-нибудь иные обстоятельства – не важно. Важно то, что, когда вы приедете в означенное место свидания, девушки там уже не будет… И в жизни на одно разочарование станет больше.