Чингиз Абдуллаев - Стандарт возмездия Страница 8

Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, круто меняя курс.

Прежние убежденные интернационалисты, всю свою жизнь покорно соглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров, они вдруг стали ратовать за развитие собственного народа. Искоренявшие религию и сносившие храмы и мечети, они вдруг становились набожными и начинали восстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные коммунисты, еще благоговейно державшие свои партийные билеты, они вдруг за одну ночь превращались в пламенных антикоммунистов. Все, что они говорили, все, чему посвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым и преданным во имя собственной власти. Все прежние идеалы оказывались ложными, провозглашались новые.

Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно не возражал и тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь все губернаторы царской России сделались бы убежденными комиссарами и, надев красноармейские буденовки, с шашкой в руках принялись бы отстаивать советскую власть. Или все губернаторы Америки вдруг в один день стали бы убежденными коммунистами, атеистами и провозглашали построение социализма своей явной и тайной верой. Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он не дрогнул от смеха, когда бывшие убежденные коммунисты и члены партии, дослужившиеся до самых высших постов в этом государстве и в этой партии, вдруг легко открещивались от собственной прежней жизни, круто меняя собственные ориентиры.

Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и потому, что в его собственной родной республике политические интриги и недомыслие политиков стоили жизни многим тысячам его соотечественников. Остановив первую попавшуюся машину, он попросил отвезти его в город.

Он и раньше бывал в Ашхабаде, в этом уютном, небольшом, чистом городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном и ставшем после прихода советской власти столицей республики. В нем было как-то спокойно, тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь не доносили сюда людскую суету и ненависть, позволяя городу блаженствовать в своем одиночестве. Но за последние несколько лет город очень изменился. И дело было не в обилии портретов и фотографий Туркменбаши, в общем-то, оставшегося относительно порядочным человеком.

Изначально порядочный и мягкий, он не стал устраивать кровавой диктатуры из собственного правления, а постарался извлечь максимум возможного из уникальной ситуации, в которой его маленькая республика неожиданно стала обладателем несметных богатств — газа и нефти.

Возводились огромные комплексы современных роскошных отелей, строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы и площади города. Город становился более современным, больше походил на столицу, теряя свое очаровательное уютное своеобразие. Пески барханов уже не могли спасти горожан от стремительно надвигавшейся цивилизации, делая их одновременно заложниками и участниками этого «броска страны в двадцать первый век».

Водитель долго кружил в старом квартале, не находя нужного Рустаму дома. Наконец, расспросив соседей, они остановились около темно-синей свежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.

— Салам алейкум, — привычно произнес он традиционное мусульманское приветствие.

— Алейкум салам, — отозвался старик, сидевший на ковре во дворе дома, — заходи, дорогой, — сказал он почему-то по-русски. Рустам прошел по ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и положив рядом свой небольшой чемоданчик.

— Почему вы решили, что я говорю по-русски? — улыбаясь, спросил он старика на местном диалекте. Тот улыбнулся в седую бороду.

— Вид у тебя очень городской. А городские все говорят по-русски. Да и приехал ты, видимо, издалека. У тебя лицо местного человека, но не обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.

— Давно, — согласился Рустам, — я не из Туркмении. Я из Баку. У меня к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. — Старик невозмутимо перебирал темно-голубые четки в руках. Рустам невольно обратил внимание на их красивые узоры. Они были из бирюзы.

— Принесите нам чай, — негромко приказал старик, обращаясь к кому-то внутри дома. — Кто тебя прислал, сынок? Зачем тебе понадобился старый Курбан?

Кому я еще могу быть нужен?

— В Баку вас помнят, уважаемый, — наклонил голову Рустам, — нам нужна новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.

— Знающие люди? — старик продолжал перебирать четки, Метнув в непрошеного гостя острый взгляд. — Какие люди? я никого у вас не знаю.

— Я племянник Кафара Кафарова, — негромко произнес Рустам, — мой дядя говорил перед смертью, что вы можете всегда помочь в нужный момент. Вот поэтому я к вам и приехал.

— Кафар покойный был хорошим человеком, — невозмутимо сказал старик, — но тебя я не знаю. Какой ты племянник? У Кафара не было братьев.

— Я сын его сестры Маир.

— Это хорошо. Кафар был моим большим другом, пусть Аллах упокоит его душу. Он, несчастный, так мучился, когда умирал. У него ведь была язва?

— Нет, — сдержал улыбку Рустам, не поддавшийся на примитивный трюк, — он умер от разрыва сердца.

— Что ты говоришь? — почти искренне огорчился старик. — Какой был человек Кафар! Настоящий мужчина. — Молодой человек вышел из дома с подносом в руках. Он расставил пиалы, поставил два чайника, сахар, традиционные хлеб и сыр и, поклонившись, ушел в дом. Курбан убрал четки и взял один из чайников, разливая его содержимое в пиалы на правах хозяина дома.

— Когда он умер? — спросил старик, не поднимая глаз на своего гостя.

— В прошлом году. Двенадцатого мая, — вежливо ответил Рустам, понимая, что проверка продолжается. Старик пододвинул ему пиалу с чаем.

— Ты родственник моего друга, — торжественно сказал он, — и проделал большой путь. Пей чай, мы еще успеем обо всем поговорить. Ибад, — крикнул он, не поворачивая головы.

Из дома снова вышел тот самый молодой человек. Подошел к старику и, наклонившись, внимательно выслушал быстрый шепот хозяина дома. После чего кивнул головой и снова ушел в дом.

— А почему не приехал сын Кафара, твой брат Алескер? Я помню, какой он был еще совсем маленьким, улыбнулся старик, — и он меня хорошо знал.

— Алескер сидит в тюрьме, — печально ответил Рустам, — нужно заплатить большие деньги, чтобы вытащить его оттуда. Поэтому я и приехал к вам, уважаемый Курбан-ака.

— Тебе нужны деньги? — оживился старик. — Для сына моего друга мне ничего не жаль. Скажи, какая сумма тебе нужна, и мы доставим ее в Баку. Можешь не беспокоиться, за сына Кафара я заплачу нужную сумму.

— Спасибо, уважаемый Курбан-ака, — поставил пиалу на ковер Рустам, — но нам не нужно давать в долг. Деньги мы и сами можем найти. Мы хотим продолжить дело нашего дяди. И поэтому я приехал к тебе за помощью. Нам чужих денег не нужно. Родную кровь мы освобождаем только при помощи своих кровных денег.

Старик снова взял свои четки.

— Красиво говоришь, — вздохнул он, — очень красиво. А что у тебя на уме — никто не знает. Сейчас времена плохие, люди совсем озверели, никто друг другу не верит.

Рустам вежливо слушал.

За его спиной скрипнула калитка, но он не повернул головы, зная, что невежливо отворачиваться от пожилого человека, когда он говорит. За спиной раздались торопливые шаги. Рустам по-прежнему сидел, глядя в глаза хозяину дома. Тот оценил его мужество и улыбнулся. Рядом с ними встали два человека.

Рустам посмотрел на них снизу вверх.

— Это мои друзья, — улыбнулся Курбан, — сейчас ты поедешь с ними и немного отдохнешь. А завтра мы поговорим о делах. — Рустам понял, что проверка еще не кончилась.

— Хорошо, — сказал он, поднимаясь с ковра, — спасибо вам, Курбан-ака.

— Это тебе спасибо, дорогой, что не забыл старика, приехал сюда. Иди с миром, завтра мы обо всем поговорим, — улыбнулся старик.

Рустам наклонился, чтобы поднять свой чемоданчик, но его опередил один из конвоиров, успевший поднять чемодан раньше. Рустам пожал плечами и пошел к калитке, сопровождаемый двумя молодыми людьми. На улице уже стояла машина, за рулем которой сидел еще один человек.

— Садись, — хмуро показал на заднее сиденье конвоир. Рустам не заставил себя упрашивать. С его стороны дверь, конечно, не открывалась. Как и окно. Он усмехнулся и придвинулся ближе к двери. Когда уселись другие двое, водитель медленно отъехал от дома.

— Куда мы едем? — спросил Рустам.

— Отдохнешь немного, — немногословно ответил сидевший рядом с водителем черноусый незнакомец, очевидно, старший в этой группе.

Оставшийся в доме Курбан после ухода гостя резким движением выплеснул уже остывший чай из пиалы и налил новый. После чего снова крикнул:

— Ибад!

— Я здесь, хозяин, — наклонился к нему молодой человек, стоявший за его спиной.