Джон Макдональд - Цена убийства Страница 8

Ведь такое с кем угодно может произойти. У нее и в мыслях не было ничего подобного — ни пятнадцать дней назад, ни накануне, в четверг. Но он, возможно, уже задумал это в четверг, потому что машину не оставил перед калиткой, как раньше.

Она вспоминала, как все произошло, когда Дэнни появился в то утро, в пятницу. Разложила гладильную доску, гладила полосатую юбку — ту, с косой плиссировкой, которую каждый раз нужно отглаживать. А в гостиной был включен телевизор. Когда гладишь, вполне можно слушать программу: если что-то интересное, быстро подбежишь к экрану, посмотришь минуту-другую, потом опять к доске. Помнится, она гладила ту юбку потому, что в половине второго должна была прийти Рут, они собирались посмотреть новый фильм, и Люсиль хотела надеть ее, так как было ужасно жарко, а в ней прохладно, тем более что машину взял Ли и придется ехать автобусом, а потом еще пешком до кинотеатра. Поэтому выбрала ту юбку. Белая блузка достаточно прилегающая, можно идти без бюстгальтера, пускай Рут острит, что у нее груди болтаются. Сама-то она если не наденет лифчик, все у нее висит до пояса. Странно, что Эрл не купит для Рут подержанную машину, раз уж у него бизнес такой, вполне можно достать приличное авто, но похоже, он, как и Ли, трясется над каждым центом.

Было чуть больше одиннадцати, может, четверть двенадцатого, и юбка была почти отглажена, когда послышался знакомый скрип средней из трех ступенек, ведущих к маленькой веранде сзади дома, а вслед за этим в дверях появился высокий мужчина. Лицо его скрывалось в тени, так что она его не узнала, даже когда он произнес: «Привет, Люсиль».

Она направилась к двери, но человек уже входил, и тогда она узнала Дэнни, брата мужа. Они не были хорошо знакомы, встречались два-три раза, всегда при этом был муж, и братья в основном говорили о людях, о которых она раньше и не слышала. У нее возникало при этом странное чувство одиночества, тем более что она думала только о том, что тот трижды сидел в тюрьме, что в действительности он настоящий гангстер. Помнится, когда Ли рассказал о брате ее родителям, как они расстроились, хотели даже отменить свадьбу. Конечно, Ли мог промолчать, не трепать людям нервы, но он уж такой — выбирает прямой путь, поступает так, как находит правильным, не считаясь с окружающими.

Когда Дэнни вошел, она сообщила, что Ли нет дома, не приедет и на обед, в пятницу у него плотное расписание. Только Дэнни это не интересовало, он уселся на край стола, сказал — пусть продолжает гладить.

Сидел молча, и она чувствовала себя неловко — в старых джинсовых шортах и линялой желтой майке. Попыталась разговорить его, вышла выключить телевизор, вернувшись, хотела продолжить вопросы, но он мрачно молчал, словно не слыша. На нем были красивые светло-серые брюки с острой стрелкой, с темной строчкой по бокам и на карманах, голубая рубашка с короткими рукавами оттеняла мускулистые, загорелые руки; сигарета в его пальцах выглядела крошечной и удивительно белой.

Она догладила юбку, повесила ее в шкаф. Когда складывала гладильную доску, ожидала, что Дэнни поднимется, поможет ей, но он не шевельнулся, вообще не замечал ее, упершись взглядом в линолеум.

— Может, выпьешь пива? — спросила она. — Или кофе?

Он опять не ответил, но, видимо, принял какое-то решение, отщелкнув сигарету через кухню к плите, взглянул на нее.

— У меня возникла проблема, Люсиль, и ты можешь помочь.

— Но я…

— Помолчи, пока я не кончил. Но сначала несколько вопросов. Ты сможешь кое-что утаить от Ли?

— Я… ну… думаю, смогу.

Резкий, острый взгляд:

— Уже приходилось скрывать от него что-нибудь?

Она почувствовала, как краска заливает лицо:

— Д-да.

Он встал.

— Я затеял одно дело, и мне необходимо принять меры для защиты.

Достал из кармана брюк конверт — продолговатый, заклеенный — похлопал им по руке.

— Нужно спрятать это в надежном месте. Ли я не могу передать — слишком хорошо его знаю: откроет конверт, ради моей же пользы якобы, и может совершить какую-нибудь глупость. Ты сумеешь спрятать так, чтобы он не нашел? И ни словечка ему?

— Д-да, Дэнни.

— Это страховка, чтоб со мной ничего не случилось. Предположим, мне придется иметь дело с человеком, который способен так разъяриться, что потеряет здравый рассудок. Тогда со мной может что-то случиться. Как только услышишь такое, передай это в полицию. Здесь интересное чтиво, можешь открыть и прочитать перед тем, как им отдать. Но пока я жив, не открывай.

— Конечно.

— Я говорю серьезно. Хотя сомневаюсь, чтобы меня тронули, пока есть эта страховка. Если все пойдет, как я задумал, как-нибудь заеду и заберу ее. Сделаешь это для меня?

— Хороши, Дэнни, спрячу, — она протянула руку, но он не отдал конверт.

— Мне нужно знать, где спрячешь. Сначала покажи мне это место.

Она имела в виду свой тайник — старую сумочку, висевшую на задней, внутренней стенке шкафа. Дэнни прошел за ней в спальню и, когда она показала, покачал головой:

— Не подходит. Вдруг тебя не будет дома, и кто-то сюда вломится — заберет сумку.

— А если под матрац? Ли там не увидит.

Он посмотрел на нее с сожалением:

— Дай мне оглядеться, милочка. Подыщу что-нибудь получше.

Дэнни прошелся по дому, Люсиль — за ним. Остановились на кухне. На полке на стене стоял ряд жестянок с надписями о содержимом, на каждой картинка с тремя уточками. Он открыл крышку самой большой — с надписью «Мука».

— Не похоже, что ты часто печешь.

— Не очень.

— Тогда подойдет.

Жестянка была наполовину полной. Приблизившись, она наблюдала, как Дэнни засовывает конверт на самое дно. Стряхнул с руки муку:

— Готово. Поставь на место.

Потом предложил сигарету, дал прикурить и уперся в нее взглядом:

— Конверт не открывай.

— Не буду, сказала же.

— Повторяю еще раз. Ты жена моего брата, но конверт для меня важнее. Важнее, чем ты, дорогуша. Если в один прекрасный день я за ним заеду и он окажется вскрытым, я тебя как следует обработаю. Понятно?

— Сначала просишь о любезности, а потом угрожаешь, что изобьешь.

— Хочу убедиться, что ты поняла. Я рад… что ты это сделаешь для меня. Ты единственная, на кого я могу положиться. Я немного… растерял старые связи.

Глядя на него, она представляла себе, каково ему было сидеть в тюрьме, обратила внимание на то, как красиво, свободно и беззаботно он держится, не как Ли. Вот уж странно, что два брата могут быть такими разными. И в мыслях не было, что между ними что-то произойдет, но… произошло. В те минуты, пока друг на друга смотрели, она уже знала, что это случится. В доме царила тишина, и оба хранили молчание. Она понимала, что следует отвести взгляд, однако продолжала смотреть в его глаза, и он не отрывал взгляда. Почувствовала, как участилось ее собственное дыхание, заметила его вздымающуюся грудь, светлый завиток жестких волос между шеей и воротом голубой рубашки. Слышны были только жужжание холодильника, далекий уличный шум и голоса детей, игравших на заднем дворе.

Она ждала, когда Дэнни обнимет ее, но не могла представить, что это произойдет так стремительно и он схватит ее с такой грубостью. Напуганная, вспомнив о Ли и своем браке, она, извиваясь, стала отбиваться. Вырвавшись, чуть не упала, налетев на шкаф, чувствуя, как там падает посуда. Тогда-то он и ударил Люсиль по губам, и она, застонав, упала ему на грудь. Дэнни втащил ее в спальню — хныкающую, расслабленную, бессильную. Обращался с ней грубо, пренебрежительно — Ли никогда себя так не вел, вроде бы казнил ее.

Она уже готова была поклясться, что такое обращение не вызовет в ней отклика, и тут ее охватила стремительная, нарастающая, слепящая волна наслаждения.

В полном изнеможении, не в силах пошевелиться, она оставалась лежать, наблюдая из-под полуприкрытых век, как он приводит в порядок костюм, затягивает потуже пояс, как, стоя над ней, отвернувшись, раскуривает сигарету. Затем, осыпая проклятиями и ее, и себя, назвал их неприглядные действия словами, которых она никогда прежде не слышала. Напомнив о конверте, ушел: слышала его тяжелые шаги в кухне, потом хлопнула дверь на веранде, стукнула дверца машины, и взревел мотор отъезжающего автомобиля.

Через минуту она поднялась и, набросив халат, позвонила Рут, сообщив, что разболелась голова. Приняла горячую ванну, сменила шорты, майку и, заправив скомканную постель, достала опять гладильную доску — снова взялась за утюг. По лицу ее катились слезы — она их вовсе не замечала. Собственно, это был даже не плач: слезы хлынули непроизвольно, вдруг. Так же было с ней когда-то очень давно, когда машиной задавило ее собачку Тэффи. Она старалась не думать о песике. Делала уроки, болтала с подружкой по телефону, и вдруг ни с того ни с сего катились слезы, и тогда она вспоминала про Тэффи.

После того раза Люсиль так часто представляла себе Дэнни, что сама уверовала, будто думает о нем ежеминутно. А когда вспоминала эпитеты, которыми он награждал себя и ее, испытывала жадное вожделение.