Анатолий Безуглов - Сигнал тревоги Страница 8

При моем появлении поднялся невообразимый шум. Говорили все разом, и я, естественно, ничего не мог понять.

Приглашенные в кабинет ребята присмирели. Я попросил рассказать о случившемся спокойно и по порядку.

— Помните, Захар Петрович, — начал учитель, — я вам говорил, что наш патруль решил обследовать город и окрестности, нет ли еще где слива горючего?

— Как же, помню, — кивнул я.

— Так вот, — продолжал Бабаев, — они нашли еще одно такое пятно.

— У Желудева, где старая церквушка! — не выдержав, выпалила Роксана.

Я прикинул: от Берестянкина оврага, а вернее, от того места, где был обнаружен злосчастный слив горючего, было километров пять.

— Это второе пятно, — сказал Бабаев, — по рассказам дозорных, очень большое.

— Ага, большущее! — опять встрял кто-то.

На него зашикали.

— Ребята решили устроить засаду, — рассказывал дальше учитель, когда в кабинете стало тихо. — Вчера вечером они попытались задержать сливальщика и вот результат…

Олег Орестович показал на Костю. Тот повернулся ко мне лицом, и я сразу обратил внимание на синяк.

— Ох и врезал он мне! — сказал мальчишка, не скрывая гордости от того, что был героем события.

Я еле сдержал улыбку, хотя ситуация была скорее драматическая.

Затем учитель передал слово Руслану. Ученик рассказывал с удовольствием. Как они обнаружили пятно горючего, как мерзли три часа в кустах, как «застукали» шофера в тот момент, когда он шлангом пустил из бака на землю струю топлива.

В это время дозорные и выскочили из своего укрытия.

— Мы показали удостоверения Голубого патруля и попросили шофера предъявить документы, — в полной тишине вел свой рассказ Руслан. — Шофер обругал нас. Нецензурно. Залез в машину и хотел ехать. Тогда мы встали перед машиной. Он вылез, оттолкнул Роксану и меня. Мы упали. Тогда Костя назвал его бандитом…

— А что? — воскликнул Костя. — Поднять руку на девочку! Теперь я уже не сдержал улыбку. Улыбнулся и Олег Орестович.

— Продолжай, Руслан, — сказал учитель.

— Водитель ударил Костю и уехал. К сожалению, товарищ прокурор, задержать его мы не смогли, но номер машины, конечно, запомнили.

Эти слова мальчик произнес так, словно докладывал командиру где-нибудь на погранзаставе.

— Ну а теперь я задам несколько вопросов… Значит, вы обнаружили горючее на земле вчера днем. Почему не дали знать кому-нибудь из старших? Ну, хотя бы Олегу Орестовичу?

— Мы думали… Мы хотели… — начал было Руслан и умолк, растерянно оглядываясь на ребят, словно ища у них поддержки. — В общем…

— В общем, играли в сыщиков, — мягко, но в то же время с укором перебил его учитель. — Я, Захар Петрович, уже сделал им внушение. По-моему, они поняли. Это дело серьезное. Опасное дело. Для этого есть милиция. Хорошо, кончилось синяком… И еще. Я сам узнал обо всем только сегодня утром, в школе. И сразу к вам. Директор нас отпустил…

— Но почему же потом, после случившегося, вы не пошли к Олегу Орестовичу?

— Мы знали, что у Олега Орестовича болен ребенок, и не хотели беспокоить, — ответила Роксана.

— Да-да, — смущенно подтвердил Бабаев. — Сынишка… Бронхит…

— Что вы так заботитесь о своем учителе, хорошо. Но ведь могли обратиться к любому постовому милиционеру, прийти к нам.

Дозорные дружно признались в своей ошибке.

Однако они нам очень помогли. Теперь мы знали номер машины, да и водителя каждый из сидевших в засаде мог теперь опознать.

Я попросил учителя и учеников дать официальные показания следователю Фадееву. Вскоре после допроса дозорных Владимир Гордеевич зашел ко мне.

— Боевые ребята, правда? — спросил я.

— Слишком, — вздохнул следователь. — А если бы этого Костю не кулаком, а монтировкой?..

— Да, я уж им прочел тут нотацию.

Фадеев рассказал, что позвонил во все три городских автохозяйства. Машина оказалась с третьей автобазы.

— Водитель установлен? — спросил я.

— Пикуль, Роман Егорович. — Фадеев сделал паузу и добавил: — Из бригады Воронцова.

— Опять Воронцов! — вырвалось у меня.

— Он, родимый, — усмехнулся Владимир Гордеевич.

— Когда будете допрашивать?

— Хотел сразу ехать на автобазу, да вот странная история… Наш любезный Пикуль Роман Егорович взял сегодня отпуск без содержания. На неделю. Отбыл в другой город на похороны родственника. Якобы…

— Ну зачем вы так, — покачал я головой. — Может, он действительно уехал на похороны.

— То, что уехал, верно. А вот насчет похорон… — Следователь махнул рукой. — Оттягивают время. Видимо, Воронцов и его дружки надеются за эту неделю что-нибудь придумать.

— Не знаю, не знаю, Владимир Гордеевич… Во всяком случае, постарайтесь тщательно проверить показания ребят. А то, чего доброго, нафантазируют…

— Сейчас не зима, — улыбнулся Фадеев. — Следы протекторов на земле наверняка сохранились. — Он посмотрел на часы. — Вот-вот подъедет эксперт. Отправимся на место с ребятами и Бабаевым…

Фадеев оказался прав: никто из родственников Пикуля не умирал.

Через два дня сам Пикуль был обнаружен у приятеля в деревне Курихино, что неподалеку от Зорянска. Там шофер пьянствовал с дружком, схоронившись в баньке. Работники милиции подождали, пока он проспится, придет в себя, а потом доставили его на допрос к следователю приводом: Пикуль демонстративно не хотел принимать повестку.

Я попросил Фадеева зайти ко мне сразу же после допроса, но неожиданно Владимир Гордеевич позвонил мне из своего кабинета.

— Захар Петрович, вот тут допрашиваемый хочет высказать вам свою жалобу на меня…

— Хорошо, сейчас зайду, — ответил я и направился в комнату следователя.

Заросший щетиной, синий от долгой пьянки, шофер сидел напротив Фадеева с мрачным лицом, скрестив руки на груди.

Я представился и спросил, какие у Пикуля претензии.

— Протестую, потому что меня затащили сюда незаконно, — начал он с гонором. — Имею право не являться. А на меня милицию напустили…

— На каком основании вы хотели уклониться от явки к следователю? — задал я вопрос.

— Горе у меня, товарищ прокурор.

— Какое? — спросил я.

— Только что с похорон, — хрипло произнес шофер, глядя куда-то в угол комнаты.

— Кого хоронили?

Пикуль молчал, видимо почувствовав ловушку.

— Ну, Роман Егорович, — поторопил его Фадеев.

— Двоюродного брата… В Ростове…

— Нехорошо хоронить живого человека, — покачал головой следователь. Мы звонили в Ростов. Ваш двоюродный брат жив-здоров, чего и вам желает…

Водитель некоторое время не мог произнести ни слова. Ждали и мы. Наконец он признался:

— В общем, заправлял я вам мозги. Каюсь…

— Солгали? — уточнил Фадеев.

— Уж как есть, — развел руками Пикуль.

— Для чего? — спросил Фадеев.

Пикуль стал объяснять, что, мол, поссорился с женой, причем серьезно, и вот придумал повод смыться на неделю из дому. Так, мол, было тошно, что надо было душу отвести. Вот и закатился он к приятелю в Курихино.

— А другой причины не было? — спросил следователь.

— Говорю то, что было, — ответил Пикуль, изобразив на своем лице искренность и покаяние.

— Ладно, это объяснение оставим пока на вашей совести, — сказал Фадеев. — А теперь, Роман Егорович, расскажите, пожалуйста, что произошло с вами в минувший четверг возле деревни Желудево в седьмом часу вечера.

— В седьмом часу? Возле Желудева? — переспросил шофер. Он посмотрел в потолок, хмыкнул. — Да вроде бы ничего…

— Но вы были там в это время? — спросил Фадеев.

— Проезжал мимо.

— Не останавливались? Не сворачивали никуда?

— Может, и останавливался. Разве упомнишь… Я по той дороге несколько раз в день мотаюсь туда-обратно. Такая работа…

— Хорошо, я вам напомню, — сказал Фадеев. — Вы свернули в рощу за старой церквушкой… Было?

— Господи, действительно было, — вдруг открыто признался шофер. Точно, возвращался с последнего рейса…

— Для чего свернули?

Пикуль засмущался. Владимир Гордеевич повторил вопрос.

— Нужду справить, — ответил наконец шофер. — Приспичило, понимаете ли…

— А горючее вы там не сливали? — спросил следователь.

Пикуль взвился:

— Да что я, чокнутый? Мы в бригаде, понимаешь, боремся за экономию! Каждый грамм бережем!..

Фадеев молча протянул ему показания дозорных Голубого патруля. Пикуль, к нашему удивлению, спокойно прочел их и вернул следователю. То, что показали ребята, он в основном подтвердил. Кроме факта слива дизельного топлива. Тут Пикуль стоял, как говорится, насмерть: почудилось школьникам насчет горючего, и все! А то, что не сдержался и дал тумака одному пацану, — так вывел он его из себя. Намаялся за день за баранкой, спешил домой, а они пристали ни с того ни с сего…