Русская мода. Фейк! Фейк! Фейк! - Мистер Моджо Страница 8

Для первого не хватало гарнитуры, а второе казалось слишком простым, да и к тому же сразу уменьшало целевую аудиторию почти вдвое. Мальчикам ведь юбки не нужны, так? А я хотел, чтобы мой продукт покупали все.

На первые джинсовые брюки я потратил три дня. Ну, сначала нужно было снять мерки – их я снимал с себя, благо, я был худой и среднего роста – практически, универсальный. Потом потребовалась выкройка – это тоже оказалось довольно просто. В ту пору мы уже знали, что такое интернет, и в этом интернете можно было найти выкройки на любой вкус. Зато со сшиванием разных частей в одно целое поначалу возникли проблемы.

Первые штаны вышли, как бы это сказать… не очень. Они были сморщенные, кривые и позже их пришлось распустить. Вторые, а за ними и третьи, оказались не лучше – ни один нормальный человек не надел бы их на себя. Но зато на четвертых я наловчился. Они будто сами выскочили из-под машинки, ровные, опрятные – такие, что глаз не оторвать. Это было просто загляденье, а не штаны. Стоит ли и говорить, что после этого я быстро навострился делать таких по шесть-восемь пар в день. Сидел за машинкой по четырнадцать часов – ну, уж вы-то должны это понимать, девочки! От сидения моя задница стала твердой как орех, но зато к концу недели я имел на руках не меньше четырех десятков пар отличных, будто с иголочки джинсов. Тут и пришло время задуматься о сбыте.

В Москве я был новый человек, друзей у меня тогда еще не было, а из мест я знал всего одно – проклятый театральный институт, в котором мне не нашлось места. Разложив свое хозяйство по пакетам, я и отправился туда, где встал у главного входа – предварительно поставив перед собой табличку, где обычной шариковой ручкой написал «ДЖИНСЫ. ИМПОРТ. НЕДОРОГО». И – знаете – дело пошло.

Когда меня спрашивали, откуда импорт, я загадочно закатывал глаза. Это означало – и все понимали этот код – что импорт пришел из Америки. Когда мне возражали, что на джинсах нет бирок, подтверждающих, что они американские, я закатывал глаза еще больше. «Контрабандный товар», – выдавал я сухой ответ. Если это не устраивало покупателя, приходилось добавлять, что бирки пришлось срезать, чтобы товар не конфисковали на таможне. Черт его знает, откуда в моей голове взялась эта версия с таможней, но до поры, до времени она срабатывала на отлично. В конце концов, много ли надо студентам, если перед тобой есть американские джинсы, и они стоят вдвое дешевле, чем где бы то ни было? Первая партия ушла влет, а когда я вернулся со второй, ко мне подошли институтские охранники.

«Устроил здесь бизнес, парень?», – спросил один.

Это произошло уже после того, как он основательно заехал мне в глаз.

«Как раз собирался взять вас в долю, друзья, – ответил я, чувствуя, как под глазом наливается здоровенный синяк. – Какие отчисления вы желаете получать?»

С того момента прошло много долгих лет и ничего не изменилось. Я уверен, что даже наступи новый век или тысячелетие, а все равно этот гнусный порядок останется прежним. И он гласит: как только ты начинаешь своими знаниями и адским трудом заколачивать деньги, как тут же находятся трутни, которые хотят процент с продаж. Ребята, вопиешь ты к ним, да это же форменный беспредел! С какого такого перепугу я должен вам платить? А они отвечают всегда одной и той же фразой – кто бы это ни был, безграмотный охранник, жирный полисмен, жестокий бандит, бизнесмен с тренированной улыбкой от уха до уха или равнодушный чиновник, или еще кто. Потому что, говорят они, ТЫ ТОРГУЕШЬ НА НАШЕЙ ТЕРРИТОРИИ. Понимаете?

Весь мир поделен на их чертовы территории, и неважно чем ты торгуешь – задницей, картошкой или картинами – всегда найдется кто-то, кто объявит территорию своей и протянет ладошку. Что мне оставалось делать, девочки? Я был молод, отчаян и страстно желал делать бизнес. Поэтому я стал платить охранникам института пятнадцать процентов от продаж, а в обмен они закрыли глаза на мою деятельность.

Одновременно я пообещал себе, что кину их при первой возможности.

Тем временем, дело шло по возрастающей. Не прошло и месяца, как в моих джинсах красовалось без преувеличения пол-театрального института. А еще через месяц меня стали рекомендовать в другие места. Бауманский университет. МГИМО. Физтех МГУ. Плехановская академия. И – под ваши овации – самое лучшее учебное заведение мира, а именно – Московский Университет Пищевых Производств. Не знаю, что за безумие там творилось, но на пищевых производствах все были просто повернуты на всем американском. Расхватывали штанишки как горячие пирожки. И, в конце концов, когда я подумал, что одевать там больше некого, меня отвел в сторонку уже не просто студент, но преподаватель, сотрудник какой-то там кафедры, и в разговоре выяснилось, что он тоже хочет заказать себе джинсы – непременно, прошитые желтой нитью и непременно из штата Алабама. «Какие вопросы, – не моргнув глазом, ответил я. – Если нужны, значит будут!».

Его штаны были готовы на следующий же день. Но, чтобы он не подумал, что я продаю ему фальшивку, мне пришлось неделю попридержать их. По официальной версии, это было время, когда штаны «шли из Америки, прямо с полей солнечной Алабамы»…

Да. Отдавая ему джинсы и забирая свои деньги, я так и сказал.

Париж, отель «Амбуаз», следующее утро после показа

– Вы не спите, мадемуазель?

Портье осторожно стучит в дверь ее номера и ждет ответа. На часах восемь утра. В окно спальни бьют яркие лучи октябрьского солнца и проникают шумы начинающего новый день города – гудки машин, гул тысяч ног, спешащих по своим делам парижан, чириканье птиц.

Полина сидит на кровати, полностью одетая, и держит в зубах кусок простыни. Он нужен ей, чтобы не закричать – чтобы портье ушел, положив газету на коврик перед дверью, и не догадался, что она не спит.

Восемь утра. Время Икс. Репортеры, сдававшие ночные выпуски новостей, уже допили последние напитки в пустых утренних барах, докурили свои сигареты и разошлись по домам. Безмятежные, они лежат в своих кроватях и видят, должно быть, десятые сны. Сверстанные полосы новостных изданий по всему миру уже прошли путь от типографий, где их многократно размножили, до