Мистер Камень - Анна Николаевна Ольховская Страница 8

– Ты будешь смеяться, но мне снова нужна твоя помощь, – говорю ему.

Нет нужды произносить это вслух. Он меня не услышит, он далеко… глубоко. Но мне хочется, чтобы рядом с мелодией ветра звучал настоящий голос.

Давай притворимся, что мы оба здесь.

– Не могу сказать, что я попала в беду… Собственно, меня это вообще не касается. Только вот никто, кроме меня, не ищет правду. Речь пойдет о моей работе. У меня есть клиентка… у меня была клиентка. Я тебе о ней расскажу.

И я действительно рассказываю. Образы мертвых в чем-то похожи на марионеток: у нас есть власть над ними, именно мы придумываем, что они сказали бы, что сделали бы здесь и сейчас. Иногда это даже противоречит реальности, потому что так нужно. Например, безжалостно циничная часть моего сознания говорит, что он вряд ли даже дослушал бы меня, он терпеть не мог долгие рассказы. Но он мертв, и это уже не важно, поэтому я воображаю, что он сидит здесь, на этой лавке, и осторожно обнимает меня за плечи, чтобы показать: он рядом, он на моей стороне.

Рассказываю я больше для себя, чем для него, и снова вижу кучу нестыковок. Оставленный у постели талисман. Потерянный тигровый глаз. Короткий промежуток времени между каким-то важным решением, принятым Региной, и ее внезапной смертью. Все те действия, которые она не могла совершить по доброй воле.

– Я точно знаю, что она себя не убивала. Я не могу больше притворяться, что это не так. Зато я не знаю, что делать! Меня никто не поддержит, мне никто не поверит. Получается, если разбираться в этом, то только самой. А я понятия не имею, с чего начать! Когда читаешь книжки, кажется, что все просто. Иди, собирай улики, говори со свидетелями… Да не будет со мной никто говорить! Я всего этого не умею…

Он продолжает смотреть на меня с надгробья. Портрет бесцветный – лазером нанесен на камень. Но в сухую погоду его линии кажутся светло-серыми, такой вот контраст внутри камня. Поэтому и глаза, в которые я смотрю, светло-серые. Это правильный цвет, настолько правильный, что даже жутко.

Он бы наверняка вызвался помочь мне. Не из жалости к Регине, она его особо не волновала. Но теперь запахло жареным, приключениями, безрассудством… Да, он подписался бы на это не глядя. Поэтому я снова пользуюсь правом кукловода и заставляю его вымышленный образ говорить мне, что я должна поберечь себя и не лезть в дело, от которого веет криминалом. У меня ведь работа… Обязанности… И вообще… Ну а то, что дочка Регины вырастет с этим грузом на душе… Мое какое дело? Меня никто не спас, сама выкрутилась!

– Мне не нужен план действий, – уточнила я. – Нужно, чтобы ты подал мне знак. Я ведь тоже верю в мистику… Чуть-чуть верю. Только – т-с-с! Не говори никому. Если ты дашь мне знак, клянусь, я остановлюсь и дальше в эту историю лезть не буду.

Следующие минут десять-пятнадцать я сидела на лавочке и честно ждала знака. Знака не было. Сложно сказать, на что я вообще надеялась… Может, на то, что внезапный порыв ветра бросит багрово-черные розы к моим ногам? Или что на мраморное надгробье вдруг сядет маленькая, взъерошенная от холода птичка? Нет, что это я, какая маленькая птичка – черный ворон! Тогда я буду знать, что он наблюдает за мной и поддерживает мое решение.

Но знака не было, а ждать становилось совсем уж неуютно. Осеннее солнце не грело, и я рисковала примерзнуть к скамейке. Еще один бронзовый ангелочек, никто и не заметит! Так и не получив ни совета, ни поддержки, я собралась уходить.

Я поднялась, поплотнее завязала шарф, частично закрывая им лицо, я была уверена, что я все еще одна на кладбище, и относилась к этому вполне обыденно. Лишь повернувшись спиной к могиле, я увидела на дорожке темную фигуру. Среди ярких красок осени и рыжего солнца она казалась слишком черной – как пролом в пространстве, как вестник из другого мира. А хуже всего было то, что она стояла достаточно близко и я смогла рассмотреть этого человека.

Я не удержалась, вскрикнула – от страха, даже законченный идиот не принял бы мой вопль за удивление. Потом я прикусила язык, но было уже поздно. Конечно же, он все понял, хотя по его лицу невозможно было догадаться, как он отреагировал и что почувствовал.

Да я и не стала долго всматриваться в его лицо, просто не могла. Мы живем в цивилизованном мире и привыкли делать то, на что животные неспособны. Например, подавлять свои инстинкты, чтобы вести себя правильно, уместно и корректно. Не шарахаться, когда страшно, улыбаться тем, кто неприятен, врать, что все хорошо, когда все плохо. Я так умею, тоже ведь не в лесу выросла.

Так что я знала, что правила корректности велели мне смотреть на собеседника, не отводя взгляд, и мило улыбаться ему той резиновой, ничего не значащей улыбкой, которую обычно шлепают на лицо куклы Барби. Не знаю, почему у меня не получилось сегодня… Причин было много, на самом-то деле. Я устала из-за постоянных сомнений, связанных с делом Регины, в этом месте я всегда чувствую себя более уязвимой и… лицо, на которое я сейчас смотрела, было слишком похоже на то, что было изображено на черном мраморе. Вернее, остатки лица. Возможно, если бы речь шла о постороннем человеке, ничего не значащем для меня, я бы сказала, что все не так уж плохо – и не соврала бы. Но в этом случае, я знала, что было и что стало. Поэтому я отвела взгляд, уставилась на мерзлую траву, и мне стало легче. Стыдно, но легче.

– Извини, – пробубнила я. – Я не ожидала увидеть тебя здесь.

Сущая правда. Я вообще никого здесь увидеть не ожидала, а уж его – тем более. Собственно, в любом месте на планете я предпочла бы не сталкиваться с ним.

– Я тоже, – отозвался он. Голос звучал ровно и холодно.

Даже если он был оскорблен моей реакцией, он не собирался этого показывать. А может, мои вопли просто не сумели