Первая жертва - Рио Симамото Страница 8

В темно-синем деловом костюме Китано выглядел очень солидно, но голос его при этом звучал на удивление молодо.

– А я, наоборот, думала, что для адвокатов уголовные дела – самые привлекательные.

– Нет, на самом деле на них денег не заработаешь. У нас был однокурсник, толковый юрист, вот он занимается исключительно юридическим сопровождением сделок по покупке иностранных компаний, живет сейчас в высотке в районе Акасака.

– Богатые любят забираться повыше. Наверное, все-таки приятно смотреть на людей сверху вниз, – сказал Цудзи, пока мы спускались по лестнице на платформу. Меня позабавило его меткое замечание.

Это странно, но мне пришло в голову, что ровно так же, как у визуально очень разных фигур – шаров, конусов и цилиндров – есть нечто общее, а именно лежащий в их основании круг, так и внешне непохожих друг на друга пассажиров, ожидающих свои поезда, объединяет желание вернуться после работы домой. Мы втроем шли по платформе, подол моего плаща то и дело приподнимался, обнажая ноги в колготках.

– Хоть вы с Анно и не кровные родственники, у вас много общего… или, точнее сказать, вы производите похожее впечатление, – произнес Китано.

– Мне тоже так показалось, – согласился Цудзи, а затем достал из кармана пиджака телефон и отошел, прикрывая рот рукой. Наверное, ему позвонили по работе.

Мы с Китано остались наедине, наши взгляды встретились. От его открытой улыбки мне стало чуть спокойнее.

– Что касается подсудимой, может быть, поняв мотив, мы сможем говорить и о смягчающих обстоятельствах. Но лично я думаю, что в итоге ей все равно дадут лет тринадцать-четырнадцать.

Как и говорил Касё, это огромный срок, особенно для юной девушки. Она проведет в тюрьме всю свою молодость, самые важные в жизни годы, и выйдет на свободу в лучшем случае лет в тридцать пять… При этом я плохо себе представляла, как много может сделать адвокат для человека, совершившего настолько немыслимое в глазах общества преступление, как убийство собственного отца.

– Мы с Анно сделаем все, что в наших силах. Будем надеяться и на вашу помощь, – произнес Китано.

– Что вы, это мне без вас не справиться, – ответила я, склонив голову в поклоне.

Поезд уже подъезжал к платформе, когда Китано неожиданно, как будто только спохватился, спросил:

– Госпожа Макабэ, у вас ведь много работы в клинике… Но вы все равно давно задумывались о том, чтобы написать собственную книгу?

От резкого порыва ветра мои волосы взметнулись и закрыли лицо. Я, сжав висевший на плече кожаный шопер, посмотрела прямо в глаза Китано:

– Да. Я хочу стать известным клиническим психологом.

Китано промолчал: он явно не ожидал такого ответа.

– Конечно, я понимаю, что это непростая задача, – поспешно добавила я.

Китано непринужденно улыбнулся и сказал:

– Да, ваша правда.

Подъехал мой поезд, и он кивком попрощался. Когда я осталась наедине с собой, мой пыл стал угасать. «Стоит ли мне вообще ввязываться во все это?» – никак не могла определиться я. Во-первых, мне казалось, что работать вместе с Касё – это не самая хорошая затея. Кроме того, публиковать под своим именем книгу, написанную с позиции убийцы, а не жертвы, довольно рискованно, люди могут меня не понять. К тому же я боялась, что работа над книгой может помешать ходу судебного разбирательства. Однако меня насторожило то, что мать Канны решила выступить свидетелем со стороны обвинения.

Я так и не пришла к окончательному решению, когда телефон вдруг завибрировал. Сначала я не собиралась отвечать в вагоне поезда, но, когда увидела, кто звонит, ахнула от удивления: это был Касё. Развернувшись спиной к остальным пассажирам, чтобы им не мешать, я приняла входящий вызов.

– Невестка, привет еще раз. Я знаю, у тебя плотный график, спасибо, что нашла время встретиться. Ты уже вернулась на работу?

Как раз в этот момент поезд остановился. Сходя на платформу, я ответила, что только доехала до своей станции. У меня над головой снова простиралось голубое небо. Я глубоко вдохнула морозный воздух и уже собиралась спросить, в чем дело, как по ту сторону телефона прозвучало:

– Я хотел тебя кое о чем попросить, – начал Касё. – Как и говорил Китано, наше положение на данный момент очень незавидное. И в показаниях Канны многое звучит странно. Признаться, сначала я сам думал: раз эта девушка убила собственного отца, она не заслуживает сочувствия. Но если мать хочет выступать на стороне следствия, значит, тут что-то нечисто.

– Да, я тоже об этом подумала, – осторожно ответила я.

– Вот. Поэтому мы должны докопаться до истины и узнать, что на самом деле происходило в этой семье. Я подумал, раз ты будешь общаться с Канной, чтобы собрать материал для книги, может, тебе удастся что-то выяснить.

Канна Хидзирияма сидела напротив меня в переговорной следственного изолятора. Эта встреча обещала быть гораздо радушнее предыдущей: только завидев меня, девушка сразу радостно заулыбалась.

– Госпожа Макабэ, здравствуйте! – поздоровалась Канна и кивнула мне в знак приветствия.

Я улыбнулась в ответ и села, положив на колени блокнот и ручку.

– Как вы?

– Да ничего. Вчера ко мне снова приходили господин Анно и господин Китано, а подруга передала мне это!

Она потянула за низ белую толстовку, которая была на ней, чтобы лучше мне показать. Я с любопытством переспросила:

– Подруга?

– Да! Кёко, мы знакомы с начальной школы. Она умная, красивая и много раз меня выручала! Мне очень повезло, что она стала моей лучшей подругой. Даже после того, как мы поступили в разные вузы, обязательно виделись раз в месяц, чтобы вместе пройтись по магазинам и где-нибудь пообедать.

Я спросила, где сейчас учится Кёко. Оказалось, она ходит в университет гораздо более престижный, чем тот, куда поступила сама Канна. Умная девушка, близкая подруга с самого детства – она могла что-то знать о ситуации в семье Канны. Но я еще не успела выстроить доверительные отношения со своей новой подопечной, поэтому она могла бы отказаться, если б я захотела познакомиться с ее подругой. Пока что я решила оставить желание пообщаться с этой Кёко при себе.

– Я прочла ваше письмо, Канна. Мне тоже хочется о многом вас расспросить. К сожалению, время нашей встречи строго ограничено, даже не знаю, как нам лучше построить беседу…

Канна молчала. Она помрачнела и бросила на меня взгляд из-под длинных ресниц: я увидела, что в ее глазах заблестели слезы.

– Я тоже не знаю, как лучше… Решите вы, пожалуйста.

– Тогда, если вы не против, я бы хотела попросить вас до нашей следующей встречи описать свои отношения с мамой и связанные с ней воспоминания в виде письма.

Канна на секунду нахмурилась, но потом согласно кивнула.

– Хорошо.

– Вы не хотите?

– Нет… Э-э-э, не в этом дело… – сложив руки на обтянутых джинсами