Викас Сваруп - Шесть подозреваемых Страница 85

— Привет! Я Рик Майерс, голливудский продюсер. Шабнам, я так долго мечтал о нашей встрече. Только сегодня смотрел по телику вашу «Любовь в Канаде».

Она тепло пожала мою протянутую руку.

— Что привело вас в Индию, мистер Майерс?

— Вы не поверите. Одно лишь желание увидеть вас.

— Чтобы предложить мне сняться в американском фильме?

— Ага.

— И как он будет называться?

— Ну… Может, «Любовь в Уэйко»?

Она улыбнулась. Тогда я придвинулся ближе и зашептал:

— Шабнам, послушайте, мне известно, что у вас крупные неприятности.

Она занервничала, точно муха на липкой бумажке. — О чем это вы?

— Ну, то есть я в курсе насчет Сапны. Шабнам испуганно съежилась и вся как-то сдулась, будто проколотый воздушный шарик.

— Откуда вы узнали?

— От одного частного детектива по имени мистер Гупта. Умный мужик, доложу вам. Не голова, а кладезь премудрости.

— Да, я действительно в большой беде, — сказала она, заламывая руки. — Пришла попросить Вики Рая — вернее сказать, его отца — об услуге, но цена слишком высока.

— Знаете, я бы с таким не пошел в разведку, — вырвалось у меня. — Скользкий типчик; прямо как свинья на катке.

— Что же мне остается?

— Принять мою помощь. Я тот, кто вам нужен.

— Какой мне прок от голливудского продюсера?

Я торопливо огляделся через плечо и наклонился ближе к собеседнице.

— Вообще-то, перед вами вовсе не голливудский продюсер. Я оператор вилочного погрузчика в «Уол-март». Но сейчас участвую в программе по защите свидетелей.

Шабнам изогнула брови.

— А с какой стати ФБР предложило вам эту программу?

— Видите ли, я помог укокошить парочку жутких уродов в Пакистане. Мне заплатили пятнадцать миллионов долларов, а президент написал очень милое благодарственное письмо.

— Да ладно, хватит меня разыгрывать, — отмахнулась Шабнам.

— Вы что, не верите? Хогите, докажу?

Она кивнула, и я достал из кармана пиджака личное послание президента.

Дочитав до конца, Шабнам подняла на меня глаза.

— Но здесь написано: «Ларри Пейджу», — нахмурилась она. — Постойте-ка, что-то знакомое…

— На самом деле я Ларри Пейдж. Ребята из ФБР придумали новое имя — Рик Майерс, но к нему еще привыкать надо.

Шабнам не слушала. Она вдруг щелкнула пальцами.

— Ларри Пейдж… Вы — тот американец, который забрасывал меня письмами, да? Я заглянул ей в глаза.

— Ага, он самый. Я вас безумно люблю, Шабнам!

Фраза повисла в воздухе, а потом беспомощно рухнула, точно беременная прыгунья с шестом. Шабнам вскочила с диванчика проворнее ужаленной обезьяны и строго погрозила пальцем.

— Прошу вас, держитесь от меня подальше, мистер Пейдж. Я не желаю иметь с вами никаких дел.

И, повернувшись спиной, завела разговор с высоким чернобородым официантом в синем костюме.

Я был в отчаянии, как одноногий на состязании пинальщиков.

16. Жертвоприношение

— Алло, Трипурари?

— Здравствуйте, Бхайя-джи. Где вы? Разве не на вечеринке у Вики?

— Да, да. Я в «Номере Шесть». Скажи, ты давно говорил с Мухтаром?

— С Мухтаром? Нет, Бхайя-джи, мы уже недели две не созванивались. А в чем дело? У вас такой взволнованный голос.

— Неделю назад, семнадцатого марта, он получил от меня поручение. И до сих пор не зашел к тебе за деньгами?

— Нет, Бхайя-джи. А что за поручение? Я даже не в курсе.

— После расскажу. Главное, постарайся его разыскать. Скажи, чтобы срочно вышел на связь. Я уже третий день ему названиваю. Похоже, Мухтар отключил мобильник.

— Нажрался где-нибудь и валяется с очередной подружкой.

— Достань его хоть из-под земли, понятно? И сразу же дай мне знать.

— Хорошо, Бхайя-джи.

Конец связи.

17. Возмездие

Может, богатые и живут по-другому, но умирают все одинаково. Пуля не знает различий между королем и нищим, между промышленным магнатом и простым рабочим. Стоя перед коваными воротами «Номера Шесть», глядя на переливающуюся огнями усадьбу, наблюдая, как дорогие иностранные автомобили плавно катятся по элегантной подъездной дорожке, я от всей души завидую могуществу пистолета. Всего одной пули достаточно, чтобы покончить с чванством и показным величием Вики Рая. Всего один выстрел — и кхаллас![212]

Увидев за ограждением полицейских с портативными рациями, я ускоряю шаг. На дороге собралась большая толпа зевак, желающих поглазеть на знаменитостей. Поговаривают, будто в любую минуту может приехать Шабнам Саксена.

Я поворачиваю влево, ныряю в узкий переулок и поджидаю Риту возле служебного входа. По сравнению с шумом и суетой на главной дороге здесь тихо и спокойно, хотя тоже достаточно припарковавшихся машин.

Без пяти одиннадцать железная дверь со скрипом отворяется, и появляется Риту в красном салваре-камизе, с тяжелой синей сумкой через плечо. Следы от побоев еще не зажили. Судя по красным, припухшим глазам, любимая только что плакала. Мы молча прижимаемся друг к другу. При этом я предусмотрительно прячу левую кисть под «бенеттоновской» курткой.

— Мунна, идем скорее.

Храбрая девушка тянет меня за рукав, но я ее мягко останавливаю.

— Я должен тебе что-то сказать, Риту.

— Скажешь потом, на вокзале. Сейчас не до этого. Мы теряем время.

— Не будет никакого вокзала.

— Что?

— Это я и зашел сказать. Мы не едем в Мумбаи.

— Почему?

— Давай пройдем в усадьбу, и я тебе объясню.

Ошарашенно посмотрев на меня, она отступает обратно к служебному входу, оглядывается по сторонам и буквально втаскивает меня внутрь.

Передо мной расстилается подстриженная лужайка. Где-то вдали болтают и смеются. Там даже мерцает бассейн, в котором резвится несколько девушек. Повсюду снуют официанты в красно-черных одеждах.

Мы укрываемся от посторонних глаз под густой сенью дерева джамболан. Справа от нас на некотором расстоянии расположился импровизированный шатер: там хлопочут бесчисленные повара.

— А теперь, Мунна, потрудись объяснить, чем вызвана такая резкая перемена планов? — набрасывается на меня Риту. — Ты не представляешь, чего мне стоило ускользнуть из дома! Если Вики пронюхает, мне конец!

Я был готов к этой вспышке.

— Знаю, Риту. Я пришел навсегда избавить тебя от страха.

— О чем ты?

— Скоро поймешь.

— Опять начинаешь говорить загадками? Скажи прямо, почему ты не хочешь ехать в Мумбаи? Что-то не так?

— Все не так, Риту. — Я смотрю себе под ноги, не в силах встречаться с ней глазами. — У меня появилась другая девушка. Мы собираемся пожениться.

Она смотрит на меня так, словно я ранил ее в самое сердце.

— Что ты говоришь, Мунна? Разве мало с меня страданий?

— Но это правда. Все до последнего слова.

— То есть теперь ты хочешь сказать, будто совсем не любишь меня?

— Да, — киваю я.

И разражаюсь заученной тирадой:

— Любовь — та еще стерва. Она заставляет людей вроде нас мечтать о несбыточном. Наверное, беднякам вообще не положено иметь сердце. Только сейчас я понял, что ты права и наша любовь — запретный плод. Можно бежать из города, но не от этой действительности. В общем, лучше тебе забыть, что мы когда-то встречались. Сотри меня из памяти навсегда.

Риту молча выслушивает монолог до конца. А потом обжигает меня обвиняющим взглядом.

— Вот, значит, как? Думаешь, это возможно — взять и стереть человека из жизни, словно пример со школьной доски? Будто бы ничего и не было? — Она приближает свое лицо к моему. — Знаешь, Мунна, почему любовь слывет величайшим даром? Она превращает двоих человек в единое целое. Их тела и души сливаются. Мы теперь — одно. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. И всем своим сердцем чувствую, что каждое твое слово — неправда.

— Какое уж тут единое целое, — говорю я, снова пряча глаза. — Между нами — неодолимая пропасть.

— Опять ты врешь. Посмотри на меня, Мунна; поклянись моей жизнью, что твоя любовь умерла, — требует она с неожиданной пылкостью.

А не дождавшись ответа, пытается взять меня за руки, тянет левую кисть из-под куртки… И видит гипс.

— Что это? — пугается Риту. — Ты поранился?

— Да так, ничего… — притворяюсь я. — Упал…

Но эту девушку не проведешь. Она уже ощупывает мою голову, ища невидимые шрамы. И нечаянно задевает повязку на затылке.

— Аааах! — восклицаю я, не сдержавшись.

— Боже мой! — вырывается у нее. — Что с тобой сделали?

— Пустяки, честное слово. Было бы из-за чего беспокоиться.

— Это мой брат, верно? — спрашивает Риту. — Мало ему показалось моих терзаний, надо было и до тебя добраться. Теперь я понимаю, почему ты заговорил о разлуке. — В ее голосе появляются железные нотки. Горе начинает сменяться гневом.