Марио Пьюзо - Сицилиец Страница 9

— К тому же мы должны будем отправить его на практику в Рим, если пропустим его здесь, а римляне под любым предлогом заваливают сицилийцев. Настаивая, вы оказываете своему племяннику плохую услугу. Разрешите мне предложить компромисс.

Доктор Натторе пробурчал, что никакой компромисс невозможен. И тут ящероподобные глаза дона Кроче впервые полыхнули огнем. Поскольку доктор Натторе замолк, Гектор Адонис поспешно продолжил:

— Ваш племянник получит проходные баллы, чтобы стать врачом, но не хирургом. У него чересчур доброе сердце, чтобы оперировать.

Дон Кроче раскинул руки, губы его раздвинулись в широкой улыбке.

— Вы победили меня своим здравым смыслом и благоразумием, — сказал он Адонису. — Быть посему. Мой племянник будет врачом, а не хирургом. Сестра должна быть довольна.

И он поспешил распроститься с ними: цель его была достигнута, а на большее он и не рассчитывал. Ректор проводил его до машины. Но все, кто был в комнате, заметили последний взгляд дона Кроче, брошенный на доктора Натторе перед уходом. Внимательный, изучающий взгляд. Дон словно запоминал лицо доктора, чтобы не забыть черты человека, который пытался противостоять его воле.

После их ухода Гектор Адонис повернулся к доктору Натторе и сказал:

— Вам, дорогой коллега, придется уйти из университета и заниматься своим делом в Риме.

— Вы что, рехнулись? — сердито спросил доктор Натторе.

— Не настолько, насколько рехнулись вы. Я хочу сегодня пообедать с вами и постараюсь объяснить, почему наша Сицилия не райский сад.

— Но почему я должен уйти? — запротестовал доктор Натторе.

— Вы сказали «нет» дону Кроче Мало. Сицилия недостаточно велика для вас обоих.

— Но он же получил свое! — в отчаянии воскликнул доктор Натторе. — Его племянник станет доктором. Вы с ректором подтвердили это.

— А вы — нет, — сказал Гектор Адонис. — Мы подтвердили это, чтобы спасти вашу жизнь. Однако вы теперь человек меченый.

В тот вечер Гектор Адонис устроил ужин шести профессорам, включая доктора Натторе, в одном из лучших ресторанов Палермо. У каждого из них в тот день побывал «почетный гость», и каждый согласился изменить оценки неуспевающему студенту. Доктор Натторе слушал их рассказы с ужасом… В конце ужина он согласился покинуть Палермский университет и эмигрировать в Бразилию, где, как заверили его коллеги, хороший хирург может заработать состояние на операциях желчного пузыря.

В ту ночь Гектор Адонис спал сном праведника. Но утром раздался телефонный звонок из Монтелепре. Его крестный сын Тури Гильяно, чей ум он развивал, чью доброту ценил, чье будущее планировал, убил полицейского.

Глава 3

Монтелепре — городок с семитысячным населением, затерянный в горах Каммараты и погрязший в бедности.

Второго сентября 1943 года его жители готовились к своему празднику — фесте, который начинался на следующий день и должен был длиться еще три дня.

Феста — самое большое событие года в любом городе, больше, чем Пасха, или Рождество, или Новый год, больше, чем день окончания мировой войны или день рождения великого национального героя. Феста посвящена святому — патрону города. Это был один из немногих обычаев, в которые фашистское правительство Муссолини не осмеливалось вмешиваться и не пыталось запретить.

Каждый год для празднования фесты создается комитет из трех человек. Он состоит из самых уважаемых горожан. Затем эти трое выбирают заместителей для сбора средств и подношений. Каждая семья дает в соответствии со своими возможностями. Кроме того, заместителей посылают на улицы за подаянием.

По мере приближения праздника «комитет трех» начинает расходовать специальный фонд, который собирают на протяжении года. Они нанимают оркестр и клоуна. Устанавливают довольно внушительные денежные призы на конских скачках, которые проводят в течение всех трех дней. Нанимают специалистов для украшения церкви и улиц, так что неприглядный бедный городок Монтелепре внезапно становится похож на средневековую цитадель. Приглашают театр марионеток. Торговцы устанавливают лотки.

Семьи Монтелепре используют фесту для показа своих дочерей на выданье; покупают новую одежду, выделяют в провожатые девушкам пожилых женщин. Стая проституток из Палермо устанавливает большую палатку сразу за городом, их лицензии и медицинские свидетельства украшают боковины палатки в красно-бело-зеленую полоску. Служить торжественную службу нанимают известного монаха, у которого много лет назад появились стигмы. И наконец, на третий день по улицам проносят гроб святого, за которым следуют все жители со своими мулами, лошадьми, свиньями и ослами. На крышке гроба плывет статуя святого, осыпанная деньгами, цветами, разноцветными конфетами, с большими бутылями вина в бамбуковой оплетке.

Это — дни ликования. Неважно, что весь остальной год жители голодают и что на той самой деревенской площади, где чествуют святого, они продают землевладельцам свой труд за сотню лир в день.

В первый день фесты Тури Гильяно предстояло принять участие в ритуале открытия — спаривании «чудесной мулицы Монтелепре» с самым крупным и сильным ослом в городке. Мулицы редко могут зачать; они считаются бесплодными животными, помесью кобылы и осла. Но в Монтелепре была мулица, два года назад родившая осленка, и ее владелец согласился предоставить ее городу в качестве своего вклада в фесту. А если случится чудо, то предоставить и отпрыска для участия в торжествах на будущий год. Католические религиозные фестивали произошли от древних языческих празднеств, когда у богов вымаливали чудеса. В этот роковой сентябрьский день 1943 года во время фестиваля в Монтелепре действительно случилось нечто, изменившее судьбы его семи тысяч жителей.

Тури Гильяно в свои двадцать лет считался самым храбрым, самым уважаемым, самым сильным парнем в городе. Он был человеком чести. То есть человеком, который относился к другому со скрупулезной честностью и которого нельзя безнаказанно оскорблять.

На последней уборке урожая он отличился тем, что отказался работать за оскорбительно низкую плату, предложенную управляющим местного имения. Затем обратился с речью к остальным, призывая их последовать его примеру, — пусть урожай гниет. По обвинению, выдвинутому бароном, карабинеры арестовали его, остальные пошли работать. Гильяно не озлобился ни на этих людей, ни даже на карабинеров. Когда после вмешательства Гектора Адониса его освободили из тюрьмы, он не держал на них зла. Он не отступил от своих принципов — и это было главным.

В другой раз он прекратил поножовщину между Аспану Пишоттой и еще одним парнем, просто встав между ними, и добродушными увещеваниями усмирил их гнев.

Необычным во всем этом было то, что, поступи так любой другой человек, это считалось бы малодушием, но что-то в Гильяно мешало так о нем думать.

В этот второй день сентября Сальваторе Гильяно, которого друзья и родственники звали Тури, раздумывал над тем, что он считал сокрушительным ударом по своему мужскому самолюбию.

И дело-то было пустяковое. В городке Монтелепре нет ни кинотеатра, ни клуба, а лишь одно маленькое кафе с бильярдным столом. Накануне вечером Тури Гильяно, его двоюродный брат Гаспаре — Аспану Пишотта и двое-трое других молодых парней играли на бильярде. Несколько жителей городка, люди постарше, попивая вино, наблюдали за игрой. Один из них, по имени Гвидо Кинтана, был слегка пьян. Человек он был известный. При Муссолини сидел в тюрьме по подозрению в принадлежности к мафии. После захвата острова американцами его освободили как жертву фашизма и поговаривали, что он может стать мэром Монтелепре.

Как и всякий сицилиец, Тури Гильяно знал о легендарной силе мафии. В эти первые месяцы после освобождения ее змеиная голова вновь показалась над островом… В городке уже шептались о том, что владельцы лавочек платят «страховку» определенным «уважаемым людям». И конечно же Тури знал историю, знал о бесконечных убийствах крестьян, которые пытались получить деньги за работу с могущественных аристократов и землевладельцев, знал, насколько крепко мафия держала в руках остров до тех пор, пока Муссолини не прижал ее, поправ сам закон, — словно более смертоносная змея вонзила ядовитые зубы в менее сильную рептилию. Так что Тури Гильяно понимал, какие наступают времена.

Кинтана смотрел на Гильяно и его приятелей слегка презрительно. Вероятно, их веселое настроение раздражало его. Ничего, в ближайшие месяцы он заставит жителей городка уважать его.

Внезапно он поднялся и с силой толкнул Гильяно, когда тот обходил бильярдный стол. Тури, естественно, относившийся с уважением к старшим, вежливо и искренне извинился. Гвидо Кинтана смерил его с головы до ног презрительным взглядом.