Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток Страница 9

Минут через двадцать появилась тележка с сыром, покупатели набросились на нее, как стервятники, отпихивая друг друга локтями. Наташе удалось просунуть руку между чьих-то пальто и курток, она не глядя вытащила кусок сыра в белой промасленной бумаге, на краешке которой карандашом была написана цена. Повезло, что успела, ведь тележка опустела почти мгновенно. Теперь еще масла дождаться — и порядок. В такие минуты Наташа с легким изумлением вспоминала свое детство, те времена, когда можно было в магазине попросить сто пятьдесят граммов сыра, который тебе еще и порежут аккуратными тонкими, почти прозрачными ломтиками. Помилуйте, да было ли такое? Ведь было, и сыр резали, и колбасу, и покупали по чуть-чуть, только на сегодня, пока все свежее, а завтра приходили снова. Кажется, что все это осталось в какой-то другой жизни. Если сегодня попросить продавца порезать сыр, он сначала наорет на тебя, а потом вызовет психиатрическую «неотложку» или милицию.

Заполучив в жестокой борьбе вожделенный кусок сливочного масла, Наташа бросила в корзинку две бутылки «Можайского» молока, кефир и ряженку и встала в очередь к кассе. Через полчаса, трясясь в вагоне метро, она поймала себя на том, что почти счастлива. Удалось успеть в магазин до закрытия, удалось урвать сыр и масло — и она уже счастлива. Какие там высокие цели и благородные стремления, какая там борьба за идеалы демократии и свободу слова! За последний час она даже не вспомнила ни разу о том, что являлась до недавнего времени народным депутатом СССР, что помимо кино занималась еще и политикой. Семью бы накормить… Цели стали приземленными, стремления — сугубо бытовыми, и борется она в эту минуту не за идеалы и свободы, а за свой домашний очаг. И как-то естественно вслед за этой мыслью пришла другая: какая разница, нравится ей Валька Южаков или не нравится, никакого значения не имеет, как лично она, Наталья Воронова, к нему относится. Значение имеет только то, что его предложение означает постоянную работу для ее команды, для молодых ребят, талантливых, но неустроенных. Что ж, завтра прямо с утра она позвонит Южакову и скажет, что согласна.

С самого утра валил снег, он так и не прекратился к вечеру, и, когда Наташа вышла из метро на «Смоленской», она вдруг увидела совершенно белый город. Надо же, всего каких-нибудь полчаса назад она шла по проспекту Мира и ничего этого не замечала! Видно, мысли о новом предложении так поглотили ее, что она и вокруг не смотрела. А теперь, когда решение принято, у нее словно глаза открылись. Припаркованные у обочин машины накрыты белыми снежными шапками, такие же шапки лежат на голых ветках деревьев, и тротуары, обычно грязноватые, тоже стали белыми. И люди…

Она свернула в переулок и лицом к лицу столкнулась с Бэллой Львовной.

— Ой, Бэллочка Львовна! Вы куда?

Та улыбнулась какой-то тихой, умиротворенной улыбкой.

— Гуляю. Смотрю на арбатские дома. Ты же знаешь, золотая моя, что я — фанатка Арбата. А в такую погоду, как сейчас, лучше всего вспоминается прошлое. Настоящего-то не видно.

Она тихонько засмеялась своим мыслям и взяла Наташу под руку.

— Вот теперь я могу смотреть на дом и мысленно называть его «домом Хитрово», как он именовался при Пушкине, когда Александр Сергеевич нанимал в нем квартиру. А рядом — «профессорский» дом. Ты помнишь, я рассказывала тебе? В нем жил Андрей Белый. А еще раньше — Николай Васильевич Бугаев, основатель Московского математического общества. Марик очень любил этот дом, подолгу гулял вокруг него, стоял, на окна смотрел. Он умел проникаться прошлым, умел чувствовать… И я частенько гуляю здесь и пытаюсь представить, о чем думал мой сын, когда смотрел на этот дом. Наверное, он тогда еще мечтал стать великим математиком. Впрочем, не знаю…

Голос ее дрогнул, и Наташа вдруг остро ощутила боль старой женщины. Двадцать лет прошло с тех пор, как Марик уехал. Двадцать лет Бэлла Львовна не видела своего сына. И как бы она ни крепилась, как бы ни делала вид, что все в порядке, она все равно скучает по нему, тоскует, вспоминает. Каждый день вспоминает. И каждый день заново выстраивает свое отношение к тому, что он уехал, расставшись с ней навсегда. Эта боль от потери ребенка никогда не утихает, теперь Наташа знает точно.

Сумка с продуктами оттягивала руку, пальцы в тонких перчатках онемели, но Наташа молча терпела это неудобство. Пройдет еще немного времени, год, от силы два, и примут закон о свободном выезде из страны и таком же свободном въезде, ведь если страна собирается идти по пути демократии, она не может держать свой народ в железной клетке. Тогда, может быть, Бэллочка поедет в США повидаться с Мариком. Или Марик приедет сюда навестить мать. Но пока рано об этом говорить. Бэллочка — человек не очень здоровый, да и возраст… Доживет ли она до этого закона?

— Пойдемте домой, Бэллочка Львовна, — негромко сказала она. — Вы замерзнете. Да и поздно уже, ужинать пора.

— Да, золотая моя, пойдем, — грустно вздохнула старая соседка.

Март промелькнул незаметно, наступил апрель, приведя с собой явственные приметы весны. Наташа с головой ушла в работу по формированию своей телекомпании под названием «Голос». Уже запустили первый проект — еженедельную тридцатиминутную программу, в планах была еще ежедневная пятиминутная программа, а если все пойдет удачно, то будут делать и большую часовую программу, которая выходит в эфир один раз в месяц. Наташа убегала на работу рано утром и возвращалась часов в десять вечера. Больше всего в эти дни она боялась, что заболеет Бэлла Львовна, ведь дети и вообще все хозяйство осталось полностью на ней. Даже Вадима, возвращавшегося из Обнинска раньше Наташи, кормила ужином соседка. Это было плохо, неправильно, но Вадим проявлял понимание (ох, надолго ли его хватит?), не ворчал и с интересом выслушивал Наташины рассказы о том, как продвигается работа и какие совершенно неожиданные трудности возникают на ее пути. Муж, в свою очередь, тоже делился впечатлениями от нового места службы и сетовал на то, что после ядерного реактора ему трудно перестроиться на такие понятия, как «учебный план», «расчасовка», «голосовая нагрузка» и «взаимные посещения». Очень скоро Наташа уже знала по именам всех сотрудников цикла, на котором работал Вадим, и со знанием дела участвовала в обсуждении внутренних интриг и проблем всего учебного центра в целом. Они с мужем стали очень дружны, несмотря на то, что проводили вместе совсем мало времени. Ведь раньше, когда они жили в разных городах и встречались три-четыре раза в год, невозможно было держать друг друга в курсе ежедневных проблем. А теперь так удачно совпало, что оба они одновременно начали заниматься новой деятельностью и с самого начала посвящали друг друга во все нюансы и тонкости новой служебной жизни.

Постепенно страх, душивший Наташу перед переездом мужа, стал отступать. Они прекрасно уживаются вместе, особенно теперь, когда Наташа из известного режиссера превратилась в никому не известного администратора-новичка, ставящего на ноги свое первое детище. Еще большой вопрос, получится ли у нее. Даже если все пойдет гладко и подготовленные программы выйдут в эфир и вызовут интерес у телезрителей, Наташина известность как главы телекомпании уже не свалится на Вадима неожиданно, ведь он видит, как трудно все это делается, с какими гигантскими усилиями, с каким нервным напряжением, с неудачами и различного масштаба скандалами и склоками. В быту муж не особенно требователен, во всяком случае пока Наташе удается содержать его и детей в порядке. Стирает белье, гладит его и занимается уборкой она по выходным, в магазины бегает Иринка, а готовит Бэллочка. Она же помогает Саше и Алеше делать уроки. Господи, какое счастье, что они живут в коммунальной квартире и что у них такие соседи! А как бы она управлялась, если бы жила одна? Немыслимо! Дай бог Бэлле Львовне здоровья, а Иринке — сознательности и здравомыслия. Неужели наступила наконец светлая полоса в ее жизни, когда все в порядке? Мальчики уже достаточно большие и не требуют постоянного присутствия родителей рядом, Вадим в Москве, уже купил машину, правда, в Обнинск ездит пока на электричке — с бензином проблемы, но все равно машина — это вещь нужная и полезная, Иринка взялась за ум и с удовольствием учится… Не сглазить бы.

Но она, кажется, сглазила. Вот уже несколько дней она возит с собой в сумке две газеты: «Российскую газету» от 22 апреля и «Известия» от 30 апреля. И в той, и в другой — открытые письма Казимеры Прунскене, бывшего премьер-министра Литвы. «Меня стремятся скомпрометировать», «Я не была агентом КГБ». Нападки на Прунскене начались еще в прошлом, 1991 году, сначала в январе в «Новом времени» появилось сообщение «О непричастности отца К. Прунскене к расстрелу 22 литовских семей», а потом, летом, в «Мегаполис-Экспрессе» опубликовали материал под довольно резким названием «Ври, да не завирайся: протест Прунскене в связи с публикацией порочащих ее отца сведений о его связи с КГБ». Наташа эти материалы читала, но внимания особого не обратила, тем паче скандал заглох, не разгоревшись, и после июньской публикации ничего не последовало. И вот теперь… В течение одной недели — целых два письма. Значит, ничего там не заглохло, Казимеру продолжают травить. Казимеру Прунскене, которая была премьер-министром страны. А что же будет с другими, с теми, кто не премьер-министр и даже не просто министр?