Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник Страница 9

Все прояснилось, когда следователь Гапочка, разговорившись с новичком по душам, спросил его:

— Володя, почему ты в отпуск в сентябре норовишь пойти?

Фризе с удивлением посмотрел на коллегу:

— Ты что, никогда в осеннем лесу не бывал? Тепло, солнце не жарит, дачники все умотали. Бабье лето. Лес-то какой! И грибы…

— Понятно,— со смущением ответил Гапочка, сраженный железной логикой новичка и в успокоение себе подумал: «Наверное, такому длинному грибы собирать очень трудно». Через несколько минут он сказал с укоризной:

— Знаешь, Володя, сентябрь прекрасный месяц и каждый был бы рад отдохнуть в это время. На юге бархатный сезон…

— Раз никто не ставил шефу условие отдыхать в сентябре, значит, не очень-то хотели.

— И твои условия всегда выполняют?

Фризе улыбнулся, потом демонстративно осмотрел кабинет, словно хотел убедиться, что никто их не подслушивает, и сказал шепотом:

— Посмотрим. Лиха беда — начало.

У старшего оперуполномоченного уголовного розыска Ерохина всегда было озабоченное лицо. Другим его никто и не видел, наверное, и жена тоже. Фризе как-то сказал ему:

— Интересно бы, Дима, посмотреть на тебя спящего — лицо такое же озабоченное?

И вот сейчас, войдя в свой кабинет, Фризе увидел спящего опера. Ерохин спал, утонув в стареньком потертом кресле, руки его свисали до полу, на лице светилась блаженная улыбка. Рядом, на маленьком столике, стояла кофеварка.

Владимир постоял с минуту перед товарищем, удивленно покачал головой и осторожно, чтобы не разбудить его, стал варить кофе. Ерохин проснулся, когда Фризе поставил рядом с ним чашку горячего ароматного напитка.

— Что ты на меня так уставился? — спросил он, открывая глаза.— Давно не видел? — лицо у него уже приняло свое обычное выражение.

— Никогда! Никогда не видел тебя улыбающимся.

— И не увидишь. В такое время живем. Сегодня ночью на Киевском вокзале проститутку заточкой…

— Дима, кофе стынет.

— Кофе? Я разве сварил?

— Я сварил. А ты поспал часок.

— Хватит болтать! Я никогда не могу заснуть сидя. Какая-то странная особенность организма.— Ерохин взял со столика чашку, с удовольствием отхлебнул.— Хочешь поскорее узнать про хоронщиков?

— Пока не выпьем кофе, ничего не хочу знать. Лови кайф, не дергайся.

Ерохин пил и недоверчиво хмурился, как будто определял, не подмешали ли в кофе наркотик отцы колумбийской мафии.

— Значит так,— сказал он, отставив чашку.— Пройдемся вдоль и поперек. Когда умер Уткин, у морга толпились люди, приехавшие хоронить одного старичка…— он заглянул в записную книжку,— старичка Бинева, доктора наук.

— Давай короче, без подробностей.

— Подробности в нашем деле — главное, товарищ младший советник.

— Что меня сегодня все учат?! — вспылил Фризе.

— Учить — не лечить. Для самолюбия приятно и ответственности никакой. Едем дальше, раз ты сегодня такой нервный. Старичок Бинев из института ферросплавов. Я вчера там полдня провел, устанавливал, кто провожал старичка в последний путь. Можешь себе представить — всех установил, а банку из-под пива никто из них не брал!

— Что за люди пришли на похороны?

— Тебе фамилии нужны? — удивился Ерохин.

— Да зачем мне фамилии?! Сам подумай хоть капельку! Пришли сослуживцы, друзья, родные — народ солидный, серьезные ученые! Кто сознается, что подобрал банку из-под пива? Даже если она и очень красивая?

— То, что банку могли поднять, ты под сомнение не ставишь? Понятно. Но ведь я им доходчиво объяснял, что банка не простая. Из-под отравленного пива.

— Первый раз в жизни вижу такого доверчивого полицейского,— пробормотал Фризе.

— Жизнь у тебя еще слишком короткая,— огрызнулся старший оперуполномоченный, но вид у него был смущенный.

— Ну, а что из себя представляют эти два санитара?

— Непростые ребята. У них нынче кооператив… Нет, малое предприятие,— поправил себя Ерохин.— Что, впрочем, один хрен. Так что к больнице они постольку-поскольку относятся. За последний год серьезных жалоб не поступало — так, по мелочам. То кольцо с бриллиантом пропало, то бумажник с валютой.

— Хороши мелочи! С мертвых снимали?

— Бумажник из-под подушки вытащили, кольцо лежало на журнальном столике. Но, понимаешь, ни один случай воровства доказать не удалось.

— Наверное, не очень-то старались.

— Наверное. Но перед санитарами бригада врачей приезжала, соседи приходили, родственники. С кого спрашивать? Да и Кирпичников с Уткиным в те смены, когда были пропажи, не работали.

— А как они, эти «ангелы», между собой, дружно живут?

— Поножовщины не зарегистрировано,— осторожно сказал Ерохин.

— Глухо, значит.

— Зацепка есть. Один мужик с Петровки разрабатывал…

— Чего ты тянешь в час по чайной ложке? Может, выложишь все сразу?!

— Зарегистрировано уже несколько крупных краж из квартир, в которых побывали санитары из «Харона».

— Тю, тю, тю! — возбужденно присвистнул Фризе.— С этого и надо было начинать! — Поездка в Переделкино, разговор с вдовой Маврина, взломанная дача «Тихое пристанище» — все вдруг выстроилось перед внутренним взором следователя четким пунктиром.

— Склеивается?

— Пожалуй, что да,— задумчиво подтвердил Владимир и тут же, словно споткнувшись, легко бросил: — Нет!

На смену секундной возбужденности пришло разочарование.

— Они же не такие олухи, чтобы лезть в квартиры, в которых только что побывали?

— Правильно,— с удовлетворением подтвердил майор.— Проходило по несколько месяцев прежде, чем использовали наколку. Мужик с Петровки не уверен, что брали квартиры сами санитары. Они могли только наводить.

— Но на дачу Маврина залезли сразу! На следующую ночь. Вернее, и вечером, и ночью. Кто залез вечером, можно только предполагать. А ночью — напарник Уткина — Кирпичников. Ему вдовушка залепила в голову заряд картечи. Так что теория твоего знакомого с Петровки в нашем случае не подходит.

О событиях в «Тихом пристанище» Ерохин ничего не знал, и Владимир коротко рассказал ему все, включая легкую трепку, полученную от прокурора.

— А я-то думаю, что ты на хороших людей кидаешься? — попытался улыбнуться старший оперуполномоченный, но улыбка получилась кислой.

— Ладно тебе! Давай подробности.

— Да какие подробности?! Подробности у майора По-крижичинского.

— Ничего себе, фамилия!

— Не у всех же такие короткие. Сослуживцы его Кри-жем зовут.

— И что этот майор Криж выяснил? Если конкретно?

— Есть у него кое-что. Понимаешь, он составил график, кто из санитаров дежурил, когда произошли кражи. Один график накладывает на другой.

— Прямо так и накладывает? Один на другой? — с издевкой спросил Фризе. Ерохин не смутился.

— Очень наглядно получается. Я видел. Тот, кто приезжал на квартиру за умершим, на день кражи всегда имел стопроцентное алиби. У них, похоже, все продумано.

— У майора Покрижичинского есть что-нибудь кроме графиков? Свидетельские показания, вещдоки?

— Были. А теперь, похоже, нет. Его отстранили от расследования и отправили в отпуск.

— Поразительная забота о здоровье. Вот бы у нас так же, как на Петровке! Он что, перенапрягся?

— Наверное,— шепотом сказал Ерохин.— Ты бы, Володя, не гудел так сильно. Главное в том, что дело вообще закрыли.

— Почему? — невольно заражаясь подозрительностью товарища, сбавил тон следователь.

Ерохин показал большим пальцем вверх:

— Мэрия. Расценили как попытку дискредитировать частное предпринимательство, «задушить ростки нового»,— усмехнулся он.

— Как в мэрии про расследование узнали?

Вместо ответа майор вдруг пропел:

— По свету много я бродил и мой… тут-тук — со мной — вместо того, чтобы произнести «сурок», он в такт постучал костяшками пальцев по столу.

Несколько минут Фризе молча переваривал информацию. Потом с сомнением спросил:

— Ты не ошибаешься?

— Запиши: 231-82-99, Покрижичинский Станислав Васильевич. Это его домашний телефон. Позвони, проверь.— Ерохин посмотрел на следователя пристальным взглядом.— А можешь и не звонить. Как только глубже копнем этих харонов, и нас остерегут.

— Ладно, хватит болтать! — начал сердиться Фризе.— Одно дело — дергать кооператив с проверками, ставить палки в колеса, другое — расследовать убийство. Никакая мэрия мешать этому не будет. Телефон я записал. Теперь об этой дурацкой банке… Нам без нее не обойтись. Началось-то все со смерти Уткина, а Уткин выпил отравленного пива.

— Ты говоришь: «Все началось со смерти Уткина…» А что все? По-моему, то, что началось со смерти Уткина, этой смертью и закончилось. Уткин и Кирпичников — разные эпизоды. Старушка Маврина засадила картечью в санитара, подумав, что лезет вор. Вор и лез.