Андрей Кивинов - Инферно Страница 9

Белкин влез в костюм. «Адидас», даже надетый поверх куртки, оказался несколько великоват.

– На, под плечи подложи. – Казанцев протянул Вовчику валявшееся на подоконнике махровое полотенце. Тот сунул его в один из рукавов. Во втором рукаве скрылась милицейская рубашка, обнаруженная в шкафу. – Цепь надень. Да не так. Не видно же! Прямо поверх костюма. Во, теперь гайки. Ну, мать честная…

Белкин снова подошел к зеркалу. Прямо через грудь шел ровный ряд рваных отверстий – след от автоматной очереди. Правая сторона костюма была сцементирована запекшейся кровью, но на бардовом фоне кровь почти не выделялась.

– Очень впечатляет, – высказал вслух, общее мнение Гончаров. – У тебя на лбу семьдесят седьмая написана. Вплоть до высшей меры. Цепь, по-моему, толстовата для твоей рожи.

– Зато ты у нас рожей вышел. Сам бы и наряжался тогда.

– Да ладно, не сердись. Нормальная видуха. На мента не похож. По крайней мере, на участкового.

– Давай, Володя, с Богом, – серьезно напутствовал Таничев. – Если что, стучись в двери. Мы дежурного предупредим.

Дальше все было разыграно по привычному сценарию. Один из местных оперов ввел Белкина в дежурку, расстегнул «браслеты» на его запястьях, открыл камеру и толкнул туда Вовчика, традиционно напомнив, что если последний не одумается, то сядет.

Защелка лязгнула за спиной. Вовчик осмотрелся. Камера представляла собой замкнутое пространство прямоугольной формы общей площадью шесть квадратных метров. Потолок против ожиданий был довольно высок, и откуда-то из сумерек тускло светила лампочка на сорок ватт. Впрочем, даже при таком скудном освещении Володя сразу разглядел на стене недвусмысленную надпись: «Белкин – сука и козел».

Он напряг память. В это отделение он приезжал несколько раз, во время дежурств по району. После одного из приездов сюда стену украсила цитата неизвестного автора. Естественно, на камерных стенах имелась масса других цитат и рисунков, в основном на эротические темы, но Вовчика почему-то обидели именно эти каракули.

Сама камера чем-то напоминала сауну. Две громоздкие ступеньки-сиденья, деревянная обивка, полумрак, духота.

На нижней ступеньке сидел Вадим Семенович Свиристельский – кандидат юридических наук, владелец собственной нотариальной конторы. Сидел с выражением уязвленной гордости на лице. С появлением нового соседа к этому выражению добавилась опасливая улыбочка.

«Сосед» угрюмо осмотрел нотариуса с головы до ног, процедил:

– Возьми левее, папа, – и вскарабкался на верхнюю ступеньку.

Ощущать своей спиной взгляд какого-то стриженого оболтуса было весьма неприятно, и Вадим Семенович пододвинулся к стене, чтобы боковым зрением следить за движениями вверху сидящего.

– Да не дрейфь, папа. Не обижу. Тебя-то за что? Цвет галстука не понравился?

Свиристельский счел нужным ответить. Молчание могло быть расценено как вызов, а кто знает, что у этого обморозка на уме? И второе – он был так возмущен водворением в «сауну», что просто вынужден был дать ход красноречию. Хотя бы в целях обретения собственного душевного равновесия.

– Черт знает что!!! Подозревают в налете с убийством. Плетут про какие-то сговор и соучастие. Без всяких оснований и доказательств. Полнейший произвол…

– Не тренди. Пардон, но просто так в клоповник не попадают, так что сказки не рассказывай. Хотя по тебе, папа, и не скажешь. Дохлый ты какой-то.

– И я о том же! Вот ведь идиотизм. Я этого убитого никогда раньше не видел. И сто лет бы не знал!

– Да кончай ты оправдываться. Что я, народный заседатель? Или опер? Пришил, так пришил… С кем не бывает? Тебя убойный отдел крутит?

– Они вроде. Странно, что сюда привезли.

– Так они в вытрезвителе дохнут. У них места своего нет.

– А вы-то откуда знаете?

Вовчик быстро сообразил, что его понесло не в том направлении:

– Имел несчастье там побывать. И скажу честно, папа, я тебе не завидую.

– Это почему? – настороженно спросил нотариус.

– Да там же не люди. Звери! Во, гляди. Вовчик указал пальцем на пустующее место в верхнем ряду зубов.

– Их работа, – произнес он, не став уточнять, что зуб потерян в финальном матче за приз газеты «Ленинградская милиция». – Меня тоже по подозрению хапнули. Кого-то в казино постреляли, где я в тот момент скучал. Если, говорят, не ты, то сдавай того, кто валил.

– И что?

– Да ничего. Два ребра и зуб. Так что, папа, прими соболезнования.

– Но вы действительно не видели?

Вовчик пригнулся и прошептал:

– А твое какое дело, папа? «Папа» попробовал улыбнуться:

– Да просто…

Белкин скинул кроссовки. Шнурки забрал дежурный.

– Жарко тут.

Действительно, если учитывать, что под «Адидасом» находились куртка, пара свитеров, майка с надписью «Динамо», милицейская рубаха и махровое полотенце, то Белкину можно было искренне посочувствовать. Единственной вентиляцией были дырочки от автоматных пуль, но они положения не спасали. Цепь свешивалась почти до пояса, ее дежурный не изъял. Вадим Семенович этому упущению значения не придал. Ему явно было не до того.

Вовчик откинулся на стену камеры и закрыл глаза. Надо сделать небольшой тайм-аут. Мол, мне все до фени. Твои проблемы – это твои проблемы. В оперативной работе главное – не спешить.

– Погодите, но можно было написать жалобу, подать протест, – не успокаивался Свиристельский. – В наше демократическое время устраивать тридцать седьмой год! Нет, со мной этот номер не пройдет! Самих посажу, если хоть пальцем тронут.

– Я пожаловался, – безразлично позевывая, ответил Вовчик. – Потом мать неделю молоком парным отпаивала, а я с кровати встать не мог. Кровью ссал месяц.

Вадим Семенович поежился.

– Что толку? – продолжал Белкин. – У них нечем доказать, что я убил, а у меня – что они меня дуплили. Был пьяный, спотыкался, падал…

Нотариус отвернулся от сокамерника и закрутил большими пальцами.

В течение следующих пятнадцати минут камерные стены эхом отражали горестные вздохи Свиристельского. Вовчик вытянул ноги вдоль скамьи и начал изучать надписи на стенах.

Вдруг за дверьми камеры началось какое-то непонятное оживление. Вовчик прислушался.

– Какого черта? А мне куда их сажать? В кабинет начальника?

Белкин узнал голос командира взвода постовых местного отделения. Он взглянул на часы. Три дня. Постовые заступают с четырех. Чего его нелегкая принесла? Ах да, сегодня же рейд начался. Общегородской.

Судя по пьяным голосам в дежурке, постовая служба уже рейдовала. То есть доставляла пьяных. Дежурный вполголоса объяснял ситуацию, но командир не унимался:

– Это не мои проблемы, понятно? Пускай тогда показателей с меня не спрашивают. Давай, урод, все на стол.

Последняя фраза была обращена, скорее всего, к задержанному.

– Так, двигай…

– Полегче, командир, полегче. Припомнится… Очень знакомый звук удара резины по мясу.

– Я тебе поугрожаю, козел…

Дверь камеры отворилась. Внутрь, сопровождаемый ударом хромового сапога, влетел новый пассажир. Свиристельский еще сильнее вжался в стену. Белкин сменил горизонтальное положение на вертикальное.

Если у Вовчика 77-я была написана на лбу, то у влетевшего на всех частях тела светилась 77-я в квадрате. Вместо «Адидаса», правда, была «Пума», но зато цепь была толще, прическа короче, а кулаки мощнее. И на сто процентов можно быть уверенным, что под «Пумой» никаких полотенец и рубашек нет. Вдобавок новый клиент клоповника был пьян и рассержен. Однако, увидев Вовчика и оценив его «Адидас» с дырками, цепь и небритый подбородок, новенький сразу растянул рот в улыбке:

– Здорово, братан…

Никак не реагируя на вжавшегося в стену нотариуса, гамадрил залез на верхнюю ступеньку и плюхнулся рядом с Вовчиком.

– Вот ведь, сука, – кивнул он на дверь, – прямо из кабака вытащил. Совсем оборзели. Я два коньяка всего и съел. Козлы сраные. Тебя-то, братан, за что?

– Рэкет шьют.

– Ну, это обычно дело. Козлы! Ты из чьих? Белкин скосил глаза на собеседника, потом указал пальцем на сидящего внизу нотариуса, а кулаком второй руки несильно постучал по сиденью. Жест трактовался однозначно. Стукач.

Парень в «Пуме» понимающе кивнул. Пружинисто спрыгнув вниз, он присел на корточки перед Вадимом Семеновичем.

– Ну а ты, вшивик, за что у нас паришься?

Вадим Семенович сначала не понял, что определение «вшивик» относится к нему. В течение последних сорока двух лет к кандидату юридических наук еще никто так не обращался. Он осторожно поднял глаза на задавшего вопрос, вздрогнул и натянуто выдавил:

– Подозревают…

– Да-а-а? И в чем же?

– В убийстве.

– Не свисти, вшивик. Тебя можно подозревать только в измене жене.

В дежурке опять произошло оживление. Вовчик прислушался. Дежурный кому-то рапортовал о том, что рейд идет успешно, имеются задержанные за преступления и мелкое хулиганство.