Инна Бачинская - Два путника в ночи Страница 9

Они вошли – Волоша впереди, Римма за ним. Павел остался на крыльце. В лицо пахнуло сыростью подвала. Волоша включил свет. Загорелась тусклая лампочка на длинном шнуре, свисающем с потолка, и осветила неприглядную комнату, пустую, если не считать кучи мусора под окном-витриной – битый кирпич, старые газеты и осколки стекла.

Римма недоуменно озиралась. Две двери вели в подсобную комнату и туалет… Волоша дернул ручку сливного бачка… в трубах что-то заскрежетало, заухало, и из бачка ринулся поток ржавой воды… Неприлично розовый обмылок сиротливо лежал на умывальнике, и чьи-то громадные резиновые сапоги валялись в углу.

«Вот и вся романтика», – подумала Римма, трезвея.

– Приобрел по случаю, в счет уплаты долга… – сказал Волоша, и она вздрогнула. – Были кое-какие мысли, да руки так и не дошли, а тут обвал на бирже, не до того было. Уже два года стоит. Возьмешься?

– А что делать надо?

– Ты помнишь, что тут было раньше?

– Сувениры… кажется.

– Правильно! Торговая точка была, магазин. Ну, вот и открывай магазин. Не обязательно сувениры, торгуй дамским бельем, косметикой, всякими вашими штучками… Рынок – хорошая школа, даже если ты был двоечником.

– А деньги?

– Ты давай сядь, прикинь конкретно и реши, чего надо, в смысле ремонта, мебели, рекламы, и звони через… Ну, как закончишь, так и звони, обсудим. Возьмешься?

Римма, протрезвев окончательно, смотрела на него, чувствуя, как захлестывает ее жаркая волна благодарности. Свое дело… Об этом она даже мечтать не могла. Хозяйка! Да она из этой помойки…

– Возьмусь! – выдохнула она. – Конечно, возьмусь! Спасибо тебе, Волоша!

Она назвала его полузабытым именем, и им вдруг показалось, что не было этих десяти? двенадцати? лет… Они стояли совсем рядом, и Римма чувствовала запах влажной шерсти от его пальто, лосьона, чуть-чуть вина… смотрела в его круглые светлые глаза… видела, как он сглотнул, как дернулся его кадык. Римма прекрасно знала, что испытывают мужчины, глядя на нее. Когда-то, по молодости, она думала, что выбирает она… потом поняла, что не так все просто. Выбирает свободный человек, а бедность и свобода – понятия несовместимые. Выбор бедняка диктует экономика…

Когда-то она сделала «свободный выбор» и выбрала Виталика Щанского. Хотя, наверное, это он ее выбрал. А сейчас она выбрала бы Смолянского… И это был бы «экономический» выбор. Но это теория, а на самом деле, попадись ей второй Виталик…

«Не знаю, – говорит себе Римма, – ничего не знаю! И чем дольше живу, тем меньше понимаю…»

– С твоими данными можно жить припеваючи, – говорила ей приятельница, танцовщица в ночном клубе, некрасивая, но умная девушка по имени Риека. – Мне бы твою внешность, я бы уже давно где-нибудь в Париже толпы собирала. А хочешь, иди к нам в кабак!

– Кем? – спросила Римма.

– Стриптизершей!

– Не хочу!

– Брезгуешь?

– Возраст! Сбросить бы десяток годков… – врет Римма, а про себя думает: «Не дай бог!»

…Они стояли друг против друга в тусклом свете полумертвой лампочки… совсем близко… Смолянский снова сглотнул. Ей казалось, она слышит, как колотится его сердце.

«Я готова… на все, – сказала она себе. – Прямо здесь, на полу, за неимением ничего более подходящего. С ним – да. Сто раз да! Потому что он…»

Тут зазвонил его мобильник, и оба вздрогнули. Мысль не додумалась до конца, и момент был упущен.

– Да! – сказал Смолянский хрипло, прикладывая к уху крошечный мобильный телефон. – Да! Слушаю. Да, я. Что? Кто сказал? – в голосе его появились жесткие нотки.

Римма вздохнула, то ли с сожалением, то ли с облегчением. Он был уже не с ней. Он уже забыл о ней, как всякий мальчик-мужчина забывает о женщине, когда играет в свою любимую игру – бизнес, политику или науку.

…Они встретились через две недели. Римма представила на его суд «бизнес-план». Он улыбнулся, услышав это слово, смотрел доброжелательно, но что-то ушло… ушло… дышал он ровно и слюну не сглатывал… и Римма поняла, что теперь она для Волоши Смолянского такой же деловой партнер, как и давешняя Светлана Андреевна. Только и всего.

Она стремительно шагала по улице, не шла, а летела – в расстегнутой серебристой шубке, в узкой юбке с высоким разрезом, отбрасывая волосы резким движением головы. Темно-синий шелковый шарф знаменем развевался за спиной. Она остановилась у лотка с цветами, купила веточку розовой азалии. Прижала к лицу, вдохнула влажный травяной дух и подумала, что все у нее хорошо – и личная жизнь, и работа, и будущее. Если бы не люди на улице, она бы побежала припрыжку, да еще бы и проскакала на одной ножке. Ее провожали восхищенными взглядами…

Хватит! По законам жанра, подобное нагнетание положительных моментов ни к чему хорошему не приводит. Это знают все те, кто обладает хоть каким-то жизненным опытом. В жизни каждого человека непременно была бабушка или тетушка, своя или чужая, а то и просто соседка Мариванна, которые говорили: «Ш-ш-ш! Угомонись! А то как бы плакать не пришлось!».

Вдруг Римма остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Взгляд ее был прикован к живописной паре, входящей в ресторанчик «Арарат», где хозяин – друг Игоря, Вердик Хачатурян, и куда он, Игорь, приводил ее на смотрины. Мужчина, бережно поддерживающий под локоть женщину, был не кто иной, как ее любимый человек Игорек Полунин, а женщина – не кто иная, как ненавистная Старуха.

У Риммы потемнело в глазах и показалось, что земля уходит из-под ног. Она с трудом удержалась, чтобы не броситься к ним и не вцепиться в соперницу. Она видела, как Игорек что-то сказал, открывая дверь и пропуская ее вперед, а Старуха засмеялась. Они вели себя как старые добрые друзья и любовники, связанные тысячей невидимых нитей…

Игорь не звонил ей уже два дня. Правда, они поссорились, и она кричала ему: «Пошел вон! Ненавижу!» А он, вместо того, чтобы, как всегда, сгрести ее в охапку, закричать: «Заткнись, дурында! Я тебя тоже ненавижу!», занести в спальню и бросить на кровать и потребовать: «Немедленно издай звук «сит»!», обиделся, подхватил с вешалки в прихожей свое пальто и затопал вниз по лестнице. И Римма вздрогнула от стука захлопнувшейся двери.

Глава 5

Фаворит. Крестный отец

Знатный родом, знаток всех законов, поэт, искусный рассказчик, решительный, знающий различные ремесла, человек с великими замыслами, имеющий огромную силу, свободный от зависти, щедрый, преданный друзьям, склонный к праздничным сборищам, сильный, не пьющий хмельного, мужественный, способный руководить женщинами, но не попадающий под их власть, свободный от тревог – таковы достоинства мужчины.

– Алексей Генрихович, едешь с нами! – распорядился Фаворит. – Ты, Василий, тоже. Отказов не принимаю. Финансист уже давно о тебе спрашивает, да и тебе полезно, посмотришь, как люди живут. По коням! – распорядился он зычно, но от проницательного Добродеева не укрылась некоторая озабоченность Ивана Федоровича.

«Не иначе, как эта… цыганская красавица, – подумал он. – Cherche la femme[6]! Интересно, интересно… Ничто не ново под луной», – сказал он себе философски и полез в машину. Его разбирало любопытство, но спрашивать сразу он не стал, решив выбрать для этого подходящий момент. Одно было ясно: неспроста они едут к Финансисту, ведь еще утром Иван сказал, что, видимо, подхватил грипп, и сразу же после встречи – домой баиньки.

Василий Николаевич Коломиец нерешительно потоптался и уселся рядом с Добродеевым. Он всегда отказывался от приглашений шурина. Если бы его спросили, почему, он не сумел бы ответить… возможно, из-за неясного чувства протеста? Шумный родственник раздражал его нахрапистостью, грубостью и самодовольством. Однако он не мог не понимать, что у Ивана есть то, чего у него самого никогда не было – организаторский талант. Алла, сестра, рассказывала, как он крутился на службе, какие дела проворачивал, сколько наваривал. Бравый и молодцеватый Иван нигде не терялся – ни когда-то в армии, ни теперь, на гражданке. Как же назвать то, что чувствовал Василий Николаевич к родственнику? Возможно, это была зависть – он никогда не умел как следует принять начальство, устроить шашлычок в лесу, сауну с девочками, преподнести подарок или конверт с деньгами, и где-то глубоко внутри ощущал себя тяжеловесным и неуклюжим. И принимал, как данность, не считая, что эти «умения» так уж необходимы. И Лиза, жена, так не считала. А ее мнение он всегда уважал.

Его инструментальный завод, неплохо работавший в «старое время», стал разваливаться. Прервались связи с поставщиками. Какое-то время работали личные связи, потом они тоже истончились и порвались. Знакомые директора-смежники из союзных республик расползлись кто куда. Он – самый молодой из них, по сути мальчишка, которому не хватало опыта и изворотливости, изо всех сил боролся за выживание тонущего завода, создал акционерное общество, стал производить ножи, вилки и чайники вместо инструментов, так как не стало необходимых металлов. Этими чайниками были забиты все склады, и продать их можно было только ниже себестоимости. Его штрафовала налоговая служба за неуплату налогов, а пожарники – за несоблюдение правил пожарной безопасности. Главбух ежедневно приходила со счетами за аренду помещения, электроэнергию, транспорт, и они часами совещались у него в кабинете. Все было против него. Ему казалось, что весь мир набросился на его несчастный гибнущий завод в надежде урвать кусок. Он по три-четыре месяца не платил зарплату людям, а люди думали, что он прокручивает деньги в банке. От отчаяния он судился с несунами – на заводе было украдено все, что только можно было украсть. Что не годилось в домашнем хозяйстве или на продажу, то сдавалось в металлолом. Наконец его вынудили продать завод буквально за гроши…