Михаил Черненок - Тайна Старого колодца Страница 9

-- Ты работник милиции или сестра милосердия? -- хмуро поинтересовался Чернышев, но тут же подобрел:-- Ладно, пошли ужинать. На утренней зорьке сегодня окунишек добыл, Григорьевна приготовила. В озере у нас добрые окуни водятся.

После ужина Маркел Маркелович зашуршал свежими газетами. Выписывал он их много. Антон тоже развернул одну из газет, но желание поделиться своим успехом в отношении внука Агриппины Резкиной не давало покоя. Чтобы не отвлекать Чернышева, Антон ушел в отведенную ему комнату. Постояв у открытого окна, взял один из альбомов с фотографиями. "Работа сына Маркела Маркеловича",-- догадался Антон, разглядывая хорошо отпечатанные любительские снимки. Все они были сделаны в школьные годы: ребятишки в классе за партами, купающиеся в озере,-- вон даже полоска острова на горизонте видна, в поле с лошадьми, у трактора в каких-то механических мастерских, с рюкзаками, видимо, в туристическом походе. На одном из снимков на фоне дома с резными наличниками, чуть склонившись на правую ногу, позировал чубатый крепкий парень. Щурясь от солнца, он выставил в улыбке ровный, с едва приметной щербинкой, верхний ряд зубов. Антон впился взглядом в снимок -- сквозь легкую, похоже, нейлоновую рубаху отчетливо просвечивали полоски флотской тельняшки.

-- Кто это, Маркел Маркелович? -- спросил Антон, показывая снимок Чернышеву.

-- Сынов одноклассник,-- взглянув на фотографию, ответил Чернышев,--Юрка Резкин.

-- Вы знаете, что он своей бабушке с сентября шестьдесят шестого года ни одного письма не прислал?

-- Он и до сентября шестьдесят шестого не особо баловал ее письмами. Баламут и шалопай Юрка отменный, потому и не пишет.

-- Давно этот снимок сделан?

-- Лет семь, наверное, назад. Может, побольше. Когда Юрка в отпуск из армии приезжал.

-- Он на флоте служил? Тельняшка на снимке видна. Чернышев отложил газету.

-- Помнится, в тельняшке я его видел, а вот форма на нем сухопутная была. Мы же с тобой прошлый раз говорили, что среди ярских моряков нет. Юрка, должно быть, в береговой обороне служил или купил у кого-нибудь тельняшку.

-- Куда он после армии делся?

-- Кто его знает. Мы уж привыкли, что отслужившие солдаты редко возвращаются в село. И этот где-нибудь в городе пристроился.

-- А не может быть такого, что он возвращался в Ярское и...

-- Имеешь в виду колодец? -- Чернышев задумался.-- Такое даже трудно предположить. Хотя... чем черт не шутит, когда бог спит.

-- Резкин прихрамывал на правую ногу, и у него два вставных передних зуба.

-- Хромых в армию не берут,-- серьезно сказал Чернышев и внимательно посмотрел на снимок.-- А выбитый зуб у Юрки и на фотографии виден.

Антон мысленно ругнул себя за невнимательность, но уверенность в том, что в расследовании наконец-то появилась зацепка, не исчезла.

В конце концов Резкин мог повредить ногу на службе, там же и зубы вставить. Маркел Маркелович сложил газеты, устало потянулся.

-- Давай-ка, следователь из уголовного розыска,-- Предложил он Антону,-- срежемся в шахматишки на сон грядущий.

-- Давайте.

Игра затянулась.

Из открытого окна тянуло ночной прохладой. У клуба громко наигрывала радиола. Затем джазовый гул умолк. Послышался веселый смех, неуверенно всхлипнул баян, и тотчас звонко плеснулся сильный женский голос:

В тихой роще, у ручья, целовалась с милым я,

И никто на белом свете мне, девчонке, не судья!

Несколько девичьих голосов дружно подхватили,

Ой-люли, ой-люли, у меня, Марины,

Губы алы от любви, словно от малины...

Голоса прозвучали так задористо и звонко, что, когда они неожиданно смолкли, Антону показалось, будто где-то у озера откликнулось эхо. Не отрывая взгляда от шахматной доски, Чернышев улыбнулся и сказал:

-- Марина Зорькина.

-- Звезда колхозной самодеятельности? -- спросил Антон.

-- Заведующая птицефермой. Красавица наша. Голос, что у Людмилы Зыкиной. На всех фестивалях первые места берет,-- Чернышев переставил на шахматной доске коня.-- К слову, бывшая любовь тракториста Витьки Столбова, а сейчас всех женихов отшивает.

-- Почему?

-- Еще до Витьки произошло у нее что-то. Кажется, нарвалась в молодости на непорядочность и до сих пор переживает.

-- Сколько ж ей лет?

-- Твоего возраста. Быть может, чуток постарше.

-- Рано отчаиваться.

-- Да она и не отчаивается. Только вот ухажеров не подпускает к себе, будто обет дала.

Чернышев пошел ферзем. Антон -- пешкой. Чернышев ответил ходом слона.

-- А ведь Юрка Резкин мальчишкой ломал ногу,-- вдруг сказал он.-- С лошади упал. Помнится, и зуб тогда выбил.

Антон оторвал взгляд от шахматной доски.

-- Я же говорил...

-- Неужели он?... -- Чернышев сделал очередной ход и тихо добавил:

-- Вы проиграли, следователь.

-- Почему проиграл? -- не понял Антон.

-- Вам мат.

Ворочаясь в постели, Антон никак не мог заснуть -- слишком много накопилось за день впечатлений. За стенкой, покашливая, о чем-то переговаривался с Екатериной Григорьевной Чернышев -- видимо, и к нему не шел сон.

Молодежь у клуба стала расходиться. Баян и девичьи голоса приблизились к дому Чернышева. Антон прислушался.

День пролетел, месяц прошел -- время растаяло.

Значит, и мной на берегу что-то оставлено...

Пела Зорькина, как и прежде, уверенно и сильно, только Антону показалось, что теперь в ее голосе сквозит тоска.

Кто же ты есть, как тебя звать?

Что ж ты скрываешься?...

Песня удалилась и затихла, а в памяти Антона, как на "заевшей" пластинке, все звучали одни и те же слова: "Кто же ты есть, как тебя звать? Что ж ты скрываешься?".

За стенкой громче, чем обычно, кашлянул Чернышев. Скрипнули половицы.

-- Не спишь, Антон? Понимаешь, услышал сейчас песню и вспомнил: несколько лет назад переписывалась Марина Зорькина с каким-то женихом-заочником. Не то солдатом, не то моряком.

Антон рывком сбросил с себя простыню, сел на кровати. Чернышев помолчал, вздохнул:

-- И приехать он к ней, вроде бы, обещался...

9. Сон в руку

Заснул Антон только под утро. Но и короткий его сон был заполнен путаным кошмаром. Первым приснился бригадир Ведерников. Сердито прикусывая свои казацкие усы, он показывал снайперскую винтовку и объяснял, как из нее стреляют. Затем появилась старушка Резкина и просила помочь ей вытащить из грязи застрявший "Урал" с люлькой. "Унучику моциклет купила, не стала жадничать",-- объясняла она. Антон, Ведерников и Резкина изо всех сил толкали мотоцикл, но тот -- как в землю врос. Невесть откуда взявшийся старик Стрельников наливал всем по стакану водки и говорил: "Выпейте, не обижайте. Сил прибавится". Антон пить отказывался. Егор Кузьмич укоризненно качал головой: "А я, слышь-ка, считал тебя неглупым человеком. Хотел всю правду о колодце рассказать. Столбова и Зорькину заставил, чтобы на бумаге обрисовали эту антересную историю". Антон хмурился: "Опять, как с ермаковскими воинами, обманываешь. Столбов помогать соседям уехал. Как ты его мог заставить?" Стрельников гладил голую макушку, хитро подмигивал: "Обманул Витька Маркела Маркелыча. Трактор у колодца спрятал, а сам с Зорькиной уплыл на остров, что посередке Потеряева озера. Витьку Зорькина не отшивает. Не веришь? Пойдем, покажу". Антон шел за стариком к озеру. Егор Кузьмич подавал водочную бутылку: "Смотри, вон они на острове пишут тебе бумагу". Антон заглядывал в горлышко бутылки, будто в подзорную трубу, и почти рядом видел, как Столбов, махая рукой, звал к себе. "Ты плыви к ним, плыви,-- подсказывал Егор Кузьмич.-- Ежели доплывешь до острова, весь секрет будешь знать. Витька -- мужик грамотный, поэтому его не отшивает Зорькина из женихов"... Антон медленно входил в теплую озерную воду, хотел плыть, но руки не подчинялись. На берегу появлялся Чернышев и с упреком говорил: "Опять старому трепачу поверил. Хоть ты и инспектор уголовного розыска, но мне больше нравится называть тебя следователем. Я сделал последний ход. Вы проиграли, следователь. Пора вставать"...

-- Что?! -- вскрикнул Антон и проснулся.

Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев -- усталый, под глазами мешки.

-- Пора вставать, говорю.

Антон облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:

-- Кошмар какой-то снился.

-- От духоты это,-- Чернышев зевнул.-- На градуснике с утра к тридцати подбирается. Горячий денек будет.

Завтракали молча. И только когда допивали чай, Чернышев посмотрел на Антона, хмуро проговорил:

-- Серьезное дело, по-моему, складывается. С чего сегодняшний день намерен начать?

-- Пойду к Зорькиной.

Чернышев кивнул головой, будто соглашаясь.

-- Только смотри... Девица она на язык острая. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, запросто.

Зорькину Антон отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон исподтишка приглядывался к Зорькиной. Чернышев не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил Антон, туфли-лакировки делали ее похожей на медицинскую сестру. Казалось, она случайно забежала на птицеферму, чтобы минуту-другую поболтать с подругами.