Дмитрий Хоменко - Красная Шапочка. История одного расследования Страница 9

Что касается непосредственно знаний, то наиболее ярко характеризует общее отношение к ним высказывание одного из ведущих лесных педагогов. Однажды, выступая перед делегатами общешкольной конференции, он задал следующий риторический вопрос: «Давайте прямо и откровенно спросим самих себя, кого мы хотим видеть в своих выпускниках: жалкого умника–неудачника, который, столкнувшись с непреодолимыми жизненными трудностями, сгодится разве что для минутного развлечения добропорядочных граждан, или полноценного члена лесного общества, четко представляющего себе, чего он хочет от жизни, и чего сама жизнь потребует от него?». Ответом на этот вопрос стали бурные и продолжительные аплодисменты.

В общем, узнав о том, что надпись на заднице Золушки оставила Розовая Шапочка, инспектор теперь был твердо уверен, что дневник состряпала не она, а некто, кому в этом был какой–то резон. Этот некто, имея доступ в дом Василисы Премудрой, подбросил всю эту писанину и, возможно, забрал настоящий дневник с одной единственной целью, — перестраховаться и уничтожить возможные улики преступления. Так что, обнаружив это неизвестное лицо, Бегемот если не нашел бы самого убийцу, то, по крайней мере, значительно приблизился бы к разгадке. Поиски, по глубокому убеждению инспектора, следовало проводить в окружении девушки, исходя из того, что злоумышленник имел возможность попасть в ее комнату, и учитывая грамотность оставленных записей. Бегемот вполне допускал существование в «хламырном» кругу хорошо маскирующихся умников, таких, например, как его шеф Незнайка. Укрыться же среди «отстоя», игнорирующего всякое подобие псевдо–интеллектуальных игрищ, было практически невозможно. Для этого нужно быть поистине гениальным актером, а они, ввиду полной и продолжительной невостребованности, уже давно перестали появляться на свет. Ну скажите, на милость, кому и зачем они нужны, если все предусмотренные по штату должности гениев распределены на несколько поколений вперед. Максимум, на что мог рассчитывать посторонний в этой сфере, это на место «карманного», а при определенных талантах к высокохудожественному лобызанию — «придворного», критика, готового в любой момент талантливо изобразить из себя боксерскую грушу или плевательницу в общественном месте.

И все–таки, не стесняемый временными рамками и склонный в первую очередь отметать ненужное, инспектор решил начать именно с Эрнесто, чтобы потом не мучиться угрызениями совести по поводу некачественно сделанной работы и не отвлекаться на второстепенные вещи. Поэтому первое, что он решил предпринять утром, это, не заходя в офис шерифа и не ставя никого в известность, посетить Гарлем и побольше узнать о погибшем волке.

7

Если перефразировать одного из немногих вменяемых «трансформеров», высказавшего как–то свое мнение по поводу «умников», можно с уверенностью заявить следующее: «Если бы даже Гарлем не существовал, его стоило бы придумать». Это был один из самых неблагополучных для постороннего и малосведущего взгляда районов леса, заселенный в основном волками и их сородичами. В далеком прошлом его жители выполняли функции «санитаров леса», возложив на себя обязанности, от которых лесная верхушка воротила нос. Главной заботой этих «подсознательных ницшеан» было «подталкивание» и без того падающих. Именно результаты их каждодневного неблагодарного труда стали залогом дальнейшего прогресса лесного общества, ведь на место ушедших неудачников приходили более сильные и жизнеспособные особи. Но тот же прогресс, в свою очередь, со временем изменил и сам Гарлем, потребность в жителях которого постепенно сошла на нет. На первых порах казалось, что этот район ожидает постепенная деградация и неминуемое забвение, и выделение из их среды ренегатов–собак, поспешивших покинуть родные пенаты и отречься от своих корней, выглядело как подтверждение подобной мысли. Но в самый критический момент все тот же прогресс открыл перед жителями Гарлема совершенно иные перспективы. Вдруг оказалось, что для благополучного существования общества в целом жизненно необходимо наличие хоть какой–то неблагополучной составляющей. Ирония законов природы состояла в том, что, допустив исчезновение Гарлема, лесные граждане почти сразу вынуждены были бы задуматься о его восстановлении. Представьте себе общество, в котором напрочь отсутствует очаг циничной вседозволенности, принципиальной провокационности и немотивированного антагонизма. Представили? А теперь скажите на милость, где вы тогда возьмете тех же преступников? Можно, конечно, переложить всю ответственность на «отстой», но не грозит ли это превращением его в сплошное и жалкое подобие Гарлема, лишенное внутренней стройности и целеустремленности? А может, вы предлагаете посягнуть на спокойствие «хламыра» и будете искать нарушителей закона в его среде, презрев тем самым один из основополагающих принципов общественного устройства, гласящий о том, что преступником может быть лишь тот, кого можно наказать? Тогда уж заодно нарисуйте в своем больном воображении картину общества, в котором все поддается сомнению и не существует ни единого непререкаемого авторитета, способного довести до сознания масс истинность или ошибочность того или иного постулата. Представили? Страшно? То–то же… Вот поэтому в природе и существует минимум два зла, из которых одно всегда меньшее.

Только не надо думать, что все обитатели Гарлема сплошь и рядом преступники. Гарлем, кроме всего прочего, это еще и бездонный кладезь всевозможных талантов: от спортсменов до певцов. А суть проблемы преступности состоит не в наличии специфических индивидуумов, а в альтернативном подходе к ней. Можно сказать так, что жители Гарлема и остальные обитатели леса просто смотрят на нее с противоположных сторон, и поэтому по–разному к ней относятся. Вот это и есть та пропасть, которая получше любых запретов и убеждений, ограждает сознательного гражданина от совершения преступлений. А любое исключение из правил, точнее, судьба такого «исключения», лишь подтверждает правило.

Была правда еще одна особенность в жизни Гарлема, на которую мало кто обращал внимание, — если в прошлом непререкаемым авторитетом в Гарлеме пользовались только волки, относившиеся к остальным с нескрываемым высокомерием, то в новых условиях по неустановленным до конца причинам доминировать в этом уникальном лесном районе стали шакалы. Довольно непривычно было случайному свидетелю наблюдать за тем, как гордые волки безропотно подчиняются своим убогим и отвратительным лидерам, противно визжащим и брызгающим в разные стороны вонючей слюной. Довольно забавное объяснение этому феномену дал Адольф Павлов. За основу он взял так называемый принцип самодостаточности и теоретически доказал, что у волков уровень самодостаточности значительно выше, чем у шакалов. В новых, непривычных для себя условиях, когда Гарлем переживал период социальной интеграции, социальные потребности волков оказались значительно меньшими, чем у их дальних родственников, пытавшихся через социум компенсировать естественную, заложенную природой зависимость от более сильного вида. При этом даже среди самих шакалов господствовала нешуточная конкуренция. И то, что победителем чаще всего выходила самая гнусная и подлая особь, опять же заставляло возвращаться к принципу самодостаточности как к ключевому фактору в определении места индивида в социальной иерархии.

Я думаю, все вышесказанное поможет вам понять те чувства, которые испытывал кот Бегемот, направляясь в Гарлем. Уж кто–кто, а он точно был для его жителей враждебным существом, и на теплый прием ему рассчитывать не приходилось. Его должность в данном случае не столько помогала, сколько мешала. Дополнительную щекотливость его положению добавляло то обстоятельство, что визит инспектора носил неофициальный характер, и он даже не мог толком объяснить, зачем явился. В общем, Бегемоту приходилось лишь тупо надеяться на удачу, которая, как известно, иногда путает наглых глупцов с уверенными в собственных силах героями, и вместо подвига способствует успеху какой–нибудь очередной авантюры. Вот так, нервно выпуская дым энной по счету ментоловой сигареты, инспектор оказался в Гарлеме и остановился в нерешительности посреди скопления убогих лачуг, за которыми то тут то там гордо возвышались особняки местных чиновников и общественных деятелей, поражавшие своей помпезностью и безвкусицей. Когда Бегемот уже успел по настоящему пожалеть, что явился сюда, за его спиной раздался чей–то хриплый и ироничный голос.

— Инспектор, вы к нам погостить или по делу?

Бегемот медленно повернулся и, сам того не заметив, облегченно вздохнул. Удача, видимо, решила не отпускать его далеко от себя, и первым, кого он встретил в этом неуютном месте, стал, пожалуй, единственный волк, на помощь которого можно было рассчитывать. Перед ним стоял, хитро ухмыляясь, старый, весь седой и местами облысевший сикх Акела. Когда–то этот волк был знаменитым вожаком стаи, но вынужден был покинуть родные джунгли после победы на демократических выборах человека по имени Маугли. Трагедия Акелы состояла в том, что он сам, при посильном содействии таких авторитетных личностей как Балу, Багира и Каа, помог этому гаденышу выжить и освоиться в родных джунглях. Девиз Маугли: «Мы с тобой одной крови» на многих обитателей тех мест оказывал поистине гипнотическое воздействие, и они относились к юркому и пробивному пареньку как к равному себе. И только один Шер–хан отчаянно пытался обратить внимание остальных на то, что эти слова таят в себе величайшую угрозу, но безрезультатно. Одним даже нравилось, что какой–то человечек наводит ужас на их личного врага, другие просто не понимали, какую опасность представляет собой существо, которое превосходило в физической силе разве что бандерлогов, третьи, преимущественно самые слабые, тут же признали в нем своего вожака. Сам Маугли умел находить подход к каждой из этих групп: в первых он всеми силами разжигал ненависть к Шер–хану, вторым — преданно и наивно заглядывал в глаза, а с третьими вел себя так, будто он один из них и прекрасно понимает все их проблемы и надежды. В этом деле ему особенно пригодились слова об одной крови, в которые он вкладывал, как и предсказывал Шер–хан, нечто большее, чем намек на дальнее родство, — идею всеобщего равенства. Его популярность росла как на дрожжах, и, в конце концов, наступил момент, когда обитатели джунглей сами преподнесли ему власть на тарелочке с голубой каемочкой, проигнорировав истошные и отчаянные вопли разума и Шер–хана.