Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов Страница 9

— Гайкина дала объявление о вознаграждении за возврат машины.

— Сколько же?

— Тысяча долларов.

— Да машина и пятисот не стоит, — вырвалось у меня.

Рябинин не ответил, ожидая чего-то. Его расчет был точен до мига, потому что через пять-шесть секунд я следователя обрадовал:

— Сергей Георгиевич, тогда вы правы: деньги в автомобиле.

— Угу.

— Надо поймать угонщика и машину распотрошить.

— Угонщика поймать, машину вернуть.

— И что?

— Распотрошить процессуально: при владелице, при следователе, при понятых, с протоколом.

Мой был черед говорить, потому что поймать и вернуть — дело оперативника. Пишут, будто голова любого человека окутана невидимой аурой. Не знаю про голову, но трубка… Из трубки текла рябининс-кая усмешливая ирония.

— Итак, Боря, когда угонщика поймаешь и машину вернешь?

— Завтра, Сергей Георгиевич.

— Во сколько?

— В десять ноль-ноль.

Следующий день пошел по минутам. В девять ноль-ноль я обратился к гаишникам, в девять пятьдесят они доставили Гайкиной «Москвич» без всякого вознаграждения, в десять ноль-ноль подъехал Рябинин со следственной бригадой. Теперь в нее входил специалист по автоделу, инженер-механик. Ну, и понятые.

Автомобиль стал похож на вареную курицу, с которой объели мясо, потому что раскурочили его до скелетообразного состояния, отвинтив все, что было можно… И ничего.

Рябинин подошел ко мне. Полушепотом я сообщил:

— Сварочных швов не видно.

— И правильно.

— Почему же?

— Они или закрашены, или затерты.

Рябинин вернулся на свое место, под стопятидесятисвечовую лампу, рядом с Кирой, сидевшей отрешенно — в понятых было больше жизни. Я, в сущности, помогал эксперту-автомеханику, подавая да принимая.

Меня удивлял следователь, который должен бы наблюдать за действиями эксперта. Картина складывалась такая: я смотрел на руки эксперта, эксперт смотрел на детали, понятые смотрели на нас с экспертом. И лишь Рябинин не спускал глаз с лица Тайкиной. Нашел время изучать психическое состояние подозреваемой…

Эксперт оказался дотошным до туповатости, которую следователь, похоже, одобрял. Обшивку салона мы сдирали при первом осмотре — он снял ее вторично. Можно ли спрятать деньги в выхлопной трубе? Эксперт чуть ли не продул ее. А бензобак? Он запустил туда световод и осмотрел изнутри, как желудок больного.

Кира сидела на раскладном стуле, словно равнодушный божок. На ее лице было прямо-таки написано: искали ребята, где лежат деньжата. Дурак ищет, где в поле ветер свищет. А Рябинин продолжал изучать психологию по ее лицу.

Сколько прошло? Часа два с лишком. Обыск утратил первоначальный напор и уверенность. Мы ковырялись в деталях уже на каком-то автомате.

Я в который раз полез в багажник, где ничего, кроме домкрата, запаски и пустой канистры, не было. Да еще бухточки троса. Я вертел их с рассеянностью человека, потерявшего интерес к жизни. Десятилитровая канистра…

— Стоп! — крикнул Рябинин голосом, которого я в нем не подозревал.

Не знаю, что он увидел в Кирином лице, но следователь сорвался с ящика, подбежал ко мне и выхватил канистру. Пустую, внутри проверенную экспертом. Рябинин вертел-крутил ее и даже нюхал. Наконец заключил, жмурясь от удовольствия:

— Давненько в ней не бывало бензина.

— Ну и что?

— И десять литров в нее не войдет.

— А сколько? — глуповато спросил я.

— Девять. Граждане понятые, прошу подойти…

На нижней части канистры облупилась краска. В рябининскую лупу проглядывался бисерный шов, затертый этой самой желтовато-бурой краской. Очевидно, что дно канистры было отрезано и вновь приварено. Все знают про двойное дно в чемодане, но никто не слыхал про двойное дно в канистре. А дальше, как говорится, дело техники…

Доллары были упакованы в жаропрочную материю.

Опущу дальнейшие процессуальные подробности как неинтересные. Скажу о главном: именно тогда я понял, как говорит Мишка Тюнин, высший кайф от нашей работы. И он оказался не в раскрытии преступления, не в захвате преступника, не в поощрении приказом с вручением денежной премии…

Он, высший кайф, в благодарности потерпевших. Когда в прокуратуре Анне Кимовне Зятьковой вернули деньги, она поцеловала меня в щеку.

Любая криминальная история кончается арестом преступника, но моя не кончилась, потому что пишу я не детектив. Это лишь вступление к другой короткой истории, для меня более важной.

После дела Гайкиной я отсыпался ночь и половину дня. У какого-то народа крепко спать считается опасным: душа способна отлететь так далеко, что может и не вернуться. Видимо, моя отлетела на приличное расстояние, потому что приснился мне сон дикий, но не страшный. Видел я, нет, не «видел» (это слово не очень подходит), а как бы присутствовал…

Место происшествия. Труп Зятькова на асфальте шоссе… Почерневший… Только глаза прежние, прозрачной голубизны. Смотрят на меня с жизненной силой. И главное, слышу его голос, хотя рта он не открывает. Какая-то глупость: «Возьми с собой Тюнина». Что и к чему? Зятьков раз пять повторил. Впрочем, сны и логика несовместимы.

Глаза прозрачной голубизны… «Возьми с собой Тюнина…»

Я встал, принял душ, поел и к вечеру явился в свою контору.

Наш район охватывает значительную часть окраины, где есть старенькое кладбище. Головная боль участкового и патрульных служб. То памятник опрокинут, то надгробную плиту расколют, то металлическую оградку уволокут… Стали возникать подозрения, что на кладбище прячут краденое. Что-то болтали про наркоманов, живущих в склепах. А потом поползли слухи, темные и расплывчатые, с намеком на мистику. Старушки крестились и коротко сообщали, что нечисто там. Да кто их будет слушать?

Но пошли официальные заявления. Гражданин Деньцов, шедший поздним вечером через кладбище, был избит человеком в черном и с горящей свечой в руке. Парочку молодых людей, засидевшихся на погосте допоздна, фигура в черном ткнула горящей свечой. Ночные прохожие, шедшие вдоль ограды, подтверждали, что этих горящих огоньков-свечей меж крестов, как светлых мотыльков. Терпение начальника РУВД переполнили заявления о чертовщине уже откровенной: якобы под землей играет музыка сурово-печальная. Предстояла ночная облава. Поскольку людей, как всегда, в обрез, то подключили и уголовный розыск. Начальник распределил всех по парам. Мне выпало с участковым. Какая-то нервная сила дернула меня за язык:

— Товарищ майор, разрешите дежурить с Тюниным.

Он разрешил, ибо ему без разницы.

В квартале от объекта мы вылезли из машин, разбились на пары и двинулись к ограде. Как назло, небо затянули сухие непроницаемые тучи. Прямо-таки осенняя тьма легла на кладбище, и прочесать его оказалось непросто. Ни фонарика не включить, ни спички не зажечь. Условия засады, если не хуже.

Мы с Тюниным двигались не шагами, а шажками. Путь преграждали могилы, массивные надгробья, мелкие оградки… Цеплялись кусты… Вывороченные плиты… Какие-то ямы… Мишка провалился в неглубокий склеп. Моя штанина зацепилась за металлический крест, который