Наталья Солнцева - Иллюзии красного Страница 96

Тина, наверное, ищет ее повсюду, беспокоится, а она тут рассматривает странные картины. Ничего, потом можно будет позвонить. Потом, когда она окончательно успокоится, выяснит, где она и кто ее сюда привез.

Вадим уже ехал по темному шоссе в сторону Москвы. Он никак не находил объяснений происходящему. Когда нечто не поддается логике, остается рассматривать одни только факты, насколько бы они ни казались противоречивыми. А факты были таковы:

Совсем недавно заказчик пытался убить Вадима, после того, как работа была выполнена. Хорошо, что он доверяет своему чутью, и принимает неординарные меры предосторожности.

В заброшенном особняке, где он устроил точку наблюдения, оказывается его давняя знакомая, девушка из стрелкового клуба, которая видит его за работой.

На аллее перед поликлиникой, в которой работает любезный его сердцу Борис Иванович, он знакомится с Валерией. Валерию кто-то преследует – человек в автомобиле. Вадим помогает ей скрыться.

Во второй раз он встречает Валерию вместе с девушкой-стрелком, и это весьма мало похоже на случайность. Кто-то находится в засаде с целью убить Валерию. Именно ее. Почему? Что-то объединяет все эти случаи. Но что?

Киллер перебрал тысячи вариантов и все их пришлось отбросить. Связь несомненно существует – об этом ему говорил опыт, профессионализм, ум, и шестое чувство. Но что это за связь? Какого рода? Разрозненные кусочки никак не хотели складываться в стройную картину. Они мешали друг другу, входили в противоречие.

Вадим не жалел, что отвез женщину к Никите. Он был исключительно осторожен и знал, что никто ее там не найдет. В ближайшее время. Возможно, новые факты прольют свет на запутанные события этого московского лета. Вадим даже отменил поездку в Крым. Необходимо было разобраться, что творится вокруг него и этих женщин. Неясность вносит хаос в окружающее. Путаница иногда бывает хороша, но только когда она не навязана кем-то неизвестным с неизвестными целями.

ГЛАВА 35

Ночью Вадиму снилось лицо Евлалии, немного печальное. Как будто она пела романс: что-то про безумства, бессонницу, и еще про «беспощадную руку времени». Вера Львовна, мама Никиты, аккомпанировала ей на рояле, в окна врывался запах весенних сумерек и мокрой сирени, а потом ветер задул свечу, которая стояла на столе, покрытом красной бархатной скатертью…

Утром он едва встал; память жадно тянулась за сном, за стыдливо полуопущенными глазами женщины, которые вспыхивали из-под ресниц порочным огнем. О, эта ее двойственность сводила его с ума, заставляла сердце опускаться вниз, стремительно и опустощающе, а затем взмывать вверх, к горлу, перехватывая дыхание сладостной судорогой. Такова была она, с нежным профилем гимназистки и бесстыдной улыбкой куртизанки, – пороховая смесь, готовая взорваться от одного только вздоха…

Мучительные видения сменялись отрывками вчерашних событий – Валерия на его руках, бледная, с закрытыми глазами, скрюченное тело в высокой траве, цвет хаки, перемешанный с зеленью, тускло блистающий приоткрытый глаз мертвеца… Киллер почувствовал первые признаки приближающегося приступа головной боли, и чтобы не дать этому зайти слишком далеко, оделся и вышел из дому. Он поехал в давно облюбованный им уголок города, где росли голубые ели и журчал каскад фонтанов. Шум воды, ее плеск и задумчивое бормотанье, ее мутноватая гладь, успокаивали его.

Вадим сел на нагретую солнцем скамейку, и сквозь прозрачно-блестящую дымку струй фонтана, смотрел на высокие елки с верхушками, полными шишек. Эта водяная завеса напоминала подвенечную вуаль невесты… Вдалеке виднелись густые деревья парка, с осветленными солнцем ветками и темно-зеленым мраком внутри, в холодной тенистой глубине. Ему нравилась эта картина, на фоне которой по каменным террасам стекала вода фонтанов.

Успокоившись, и сбросив напряжение ночи, он почувствовал, как боль из висков и затылка уходит, рассеиваясь. Может быть, сходить на Арбат? Его радовали пестрота матрешек в расписных платках, лакированные шкатулки, золотисто-красная хохлома, подносы с зимними пейзажами и осенними листьями. Между лотками с сувенирами играли джаз небольшие живописные группы музыкантов, художники продавали свои картины, тут же, за небольшую плату рисовали портреты желающим. Здесь кипела своя, ни на что не похожая, беззаботная жизнь богемы…

Киллер неторопливо шагал по шумному Арбату. Женщина ловко управляла пушистым страусом, который танцевал, выгибая длинную шею. Вокруг страуса столпились дети. Рядом торговали цветастыми платками и шалями с бахромой. Какой-то интеллигентный мальчик читал стихи, Вадим остановился – послушать. Стихи были с тоской и надрывом, что-то про «белую гвардию» и длинные косы, которые «вьются как змеи по юной груди»…

Его взгляд скользил по выставленным на продажу картинам, возле которых изнемогал от скуки тощий парень в нелепой жилетке и тонких мятых шароварах. На одной из картин светилось розово-янтарное обнаженное тело женщины, сидящей, подвернув под себя ногу с гладкой округлой коленкой. Киллер так и впился глазами в ее лицо, выглядывающее между лениво и изящно вытянутыми вверх руками. На руках – золотые браслеты. Полуопущенные глаза, точно такие, от которых он вздрагивал во сне, – глаза Евлалии. Это она, – ее черные волосы, только распущенные, золотой обруч на лбу, пухлые губы, искривленные полуулыбкой блудницы. Тело мягко светится на фоне малиново-красной драпировки; золотые лианы, все в завитках и листьях, так и льнут к нему, изгибаясь, словно в истоме. В ладонях женщины – крупный зрелый виноград, полный сладкого сока.

Золото и кровь, желтое и красное… Светящееся тело, черные змеи волос вьются по плечам, очи, бессильные притушить горящее в них вожделение. Верх картины – густая темнота, колышущиеся перья; из вязкого, туманно-черного фона выступают два мужских лица – белое и смуглое, смотрят в разные стороны…

– Бери, классная вещь! У тебя хороший вкус. – Тощий продавец явно льстил Вадиму, в надежде продать картину. – Отдам недорого.

– Как она называется?

– «Искушение». Похоже? Отличная штука. Так берешь или нет?

Киллер пришел в смятение, – лицо Евлалии лишало его спокойствия и рассудительности. Он, словно пьяный, взглянул мутно на продавца, спросил охрипшим голосом:

– Твоя картина?

Тот с согласной радостью закивал головой, тонкая шея смешно крутилась в открытом вороте неопределенного цвета рубашки.

– Моя!

– Отойдем?

– Ладно. – Продавец решил, что парню неудобно торговаться при всех. Может, у него денег не хватает? – Пусик, ты присмотри тут, – обратился он к соседу, торгующему пейзажами в стиле Шишкина.

Пусик, которым оказался дюжий пузатый мужик, с бородой и длинными, почти до подбородка, баками с проседью, обещал проследить за товаром. На голове у него красовалось некое подобие тюбетейки, вышитой бисером.

Вадим стремительно оттеснил тощего в проходной двор и, с трудом сохраняя остатки выдержки, прижал его к стене.

– Где женщина, с которой ты писал портрет?

– Что? – испуганно пискнул продавец, чувствуя неладное, но не в силах сообразить, что к чему. Он вытаращил глаза и сделал попытку выскользнуть, окончившуюся полной неудачей.

– Куда? – ласково поинтересовался странный покупатель, не сделав, казалось, ни единого движения, но напрочь лишив тощего возможности шевелиться.

– Что тебе надо? Картину? Ладно, бери. Без денег бери…

Киллер легонько стукнул его по шее.

– Ты не ответил на мой вопрос!

– Какой? Какой вопрос? Чего ты ко мне привязался? – у продавца зубы начали выбивать мелкую дробь.

– Где женщина? Отвечай, пока у меня не лопнуло терпение!

– Откуда я знаю? Зачем тебе? Я отдаю тебе вещь, раз она тебе понравилась, и все. Я только продавец. Понимаешь? Я не пишу картины, я их продаю.

– Хорошо. Но это подлинник?

Тощий решил, что этого покупателя лучше не обманывать. Он опустил глаза и забормотал:

– Кто тебе говорил, что это подлинник? Я такого не говорил. Ты меня не спрашивал, ты…

– Хватит! – Киллер схватил продавца за воротник, чуть сдавив ему горло. – Теперь я спрашиваю. Это подлинник?

– Нет. – Тощий опустил глаза. – Если бы это был подлинник, он бы знаешь, сколько стоил? Это копия. Но хорошая, – очень хорошая. Ее классный художник делал.

– Кто?

– Гера. Он любит копии делать, а я их продаю. Не будет же он сам тут стоять! Таких картин у меня несколько было. Ну, не совсем таких, а похожих, таких же…запутанных. Но людям нравится. Эта, которую ты видел, последняя. Да.

– Что за Гера?

– Я его фамилию не спрашивал, Гера – и все. Его все так зовут.

– Как его найти?

– Я тебе адрес скажу.

Никита и Валерия знакомились друг с другом. Он рассказывал ей о своей работе, о своих книгах, увлечениях. Показывал огромные географические карты, потертые на сгибах, столько раз они раскладывались и складывались.