Ли Чайлд - Джек Ричер, или Средство убеждения Страница 18

Я пошел на обман с самого начала. Суть армрестлинга состоит в том, чтобы усилием локтевого и плечевого суставов развернуть руку вниз, увлекая вместе с этим руку соперника. У меня не было никаких шансов сделать это. Только не в единоборстве с этим верзилой. Совсем никаких шансов. В лучшем случае мне удалось бы просто удержать свою руку на месте. Поэтому я даже не стал стараться завалить руку Поли. Я просто стиснул его ладонь. Миллион лет эволюции сделал большой палец человека противостоящим остальным четырем пальцам, таким образом дав возможность использовать руку как клещи. Обхватив костяшки пальцев Поли, я безжалостно сжал их. А руки у меня очень сильные. Я сосредоточился на том, чтобы удерживать свою руку в вертикальном положении. Уставился прямо в глаза Поли и стиснул его руку с такой силой, что у него хрустнули пальцы. Потом я нажал сильнее. Еще сильнее. Поли не сдавался. Он был невероятно силен. Он давил на меня. Я обливался потом и учащенно дышал, стараясь изо всех сил не проиграть. Так продолжалось около минуты. Мы молча напрягали руки, чуть дрожавшие от усилий. Затем я нажал сильнее. Дал боли разлиться по руке Поли. Увидел, как она отразилась у него на лице. После этого нажал еще сильнее. Это действует безотказно. Когда противник начинает думать, что боль достигла предела, становится еще хуже. А потом еще и еще, словно затягивается храповик. Все хуже и хуже, как будто впереди ждет целая бесконечная вселенная мучений, нарастающих, нарастающих и нарастающих с неумолимостью машины. Противник теперь может думать только о своих страданиях. И у него в глазах мелькают первые признаки паники. Он понимает, что я действую обманом, но ничего не может с этим поделать. Нельзя же просто беспомощно воскликнуть: «Он делает мне больно! Это нечестно!» В этом случае козлом станет он, а не я. А этого допустить нельзя. Поэтому противник глотает боль, гадая только о том, станет ли еще хуже. А хуже становится. Обязательно. Впереди еще много боли. Не отрывая взгляда от глаз Поли, я стискивал его руку сильнее и сильнее. От пота его ладонь взмокла, поэтому моим пальцам было легко скользить, сжимаясь все туже и туже. Внимание Поли не отвлекалось на зажатую кожу. Вся боль была сосредоточена в костяшках пальцев.

– Достаточно! – крикнул Дьюк. – Ничья.

Я не разжимал руку. Поли не ослабил давления. Его рука была непоколебимой, словно дерево.

– Я сказал, достаточно! – повторил Дьюк. – Болваны, вас ждет работа.

Я приподнял локоть, чтобы Поли не смог застать меня врасплох последним отчаянным рывком. Он отвел взгляд, убирая руку со скамьи. Мы разжали пальцы. Рука Поли была покрыта отчетливыми белыми и красными пятнами. Подушечка моего большого пальца горела огнем. Поднявшись с колен, Поли выпрямился и быстро вышел из зала. Послышались его грузные шаги по деревянной лестнице.

– Это была большая глупость, – заметил Дьюк. – Ты только что нажил себе еще одного врага.

Я никак не мог отдышаться.

– Что, я должен был проиграть?

– Возможно, так было бы лучше.

– Я так не привык.

– Значит, ты дурак.

– Ты начальник охраны, – сказал я. – Тебе следовало бы приказать Поли перестать играть в детство.

– Это не так-то просто.

– Тогда избавься от него.

– Это тоже не так-то просто.

Я медленно поднялся. Опустил рукав и застегнул манжету. Взглянул на часы. Уже почти семь часов утра. Время неумолимо идет.

– Чем я буду заниматься сегодня? – спросил я.

– Водить грузовик, – сказал Дьюк. – Ты ведь умеешь водить грузовик?

Я кивнул, потому что отпираться было бы глупо. Спасая Ричарда Бека, я был за рулем фургона.

– Мне нужно принять душ, – сказал я. – И переодеться.

– Обратись к горничной, – устало бросил Дьюк. – Я что тебе, черт побери, лакей?

Смерив меня взглядом, он направился к лестнице, оставив меня одного. Встав, я потянулся, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и тряхнул кистью, разминая ее. Затем подхватил пиджак и отправился на поиски Терезы Даниэль. Теоретически она могла содержаться взаперти где-то здесь. Но я ее не нашел. Подземный этаж представлял собой лабиринт помещений, высеченных в скале. Назначение большинства из них было очевидно. Я увидел котельную с гудящим котлом и сплетением труб. Рядом была прачечная с большой стиральной машиной, установленной на высоком деревянном столе, чтобы вода под действием силы тяжести сливалась в трубу, уходящую в стену на уровне колена. Затем шли кладовые. Две комнаты были заперты. Двери очень прочные. Я внимательно прислушался, но не услышал ни звука. Я даже осторожно постучал, но ответа не было.

Поднявшись наверх, я застал в коридоре первого этажа Ричарда Бека и его мать. Ричард вымыл голову и зачесал волосы налево, чтобы скрыть отрезанное ухо. Приблизительно так же поступают мужчины в годах, скрывая лысину на макушке. У него на лице по-прежнему проступала борьба противоречивых чувств. Ему было уютно в безопасном полумраке дома, но я видел, что он ощущает себя словно в ловушке. Казалось, Ричард был рад видеть меня. И не только потому, что я его спас; похоже, для него я был олицетворением внешнего мира.

– С днем рождения, миссис Бек, – сказал я.

Элизабет Бек улыбнулась, польщенная тем, что я не забыл. Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Она была лет на десять старше меня, но если бы мы случайно встретились где-нибудь в баре, клубе или в поезде дальнего следования, я, наверное, обратил бы на нее внимание.

– Какое-то время вы поживете у нас, – сказала миссис Бек.

Затем до нее дошло, почему именно я задержусь у них в гостях. Я прятался, потому что убил полицейского. Смутившись, она отвела взгляд и быстро пошла прочь. Ричард последовал за ней, один раз обернувшись на меня. Я снова отыскал кухню. Поли там не было. Вместо него я застал там Захарию Бека.

– Какое у них было оружие? – без предисловий начал он. – У тех типов из «тойоты»?

– У них были «узи», – сказал я. Подобно всем хорошим обманщикам, надо максимально придерживаться правды. – И граната.

– Какие именно «узи»?

– «Микро», – сказал я. – Самые маленькие.

– Магазины?

– Короткие. На двадцать патронов.

– Ты уверен?

Я кивнул.

– Ты хорошо разбираешься в оружии?

– Эти пистолеты-пулеметы были разработаны лейтенантом израильской армии, – сказал я. – Его звали Узиэль Гал. Он был мастер на все руки. Ковырялся со старыми пистолетами-пулеметами чехословацкого производства модель двадцать три и модель двадцать пять до тех пор, пока не получилось что-то совершенно новое. Это было еще в тысяча девятьсот сорок девятом году. Первый «узи» пошел в серийное производство в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году. По лицензии выпускался в Бельгии и Германии. Мне достаточно часто приходилось встречаться с ними.

– И ты абсолютно уверен, что это были модели «микро» с короткими магазинами?

– Абсолютно.

– Хорошо, – сказал Бек таким тоном, словно это имело для него большое значение.

Затем он вышел с кухни. Я остался стоять на месте, размышляя о той срочности, с которой Захария Бек задал свои вопросы, и о мятом костюме Дьюка. Это сочетание меня сильно встревожило.

Отыскав горничную, я сказал ей, что мне нужна одежда. Та ответила, что отправляется в магазин за продуктами, и показала длинный список. Я попытался объяснить, что вовсе не прошу ее купить мне одежду. Пусть принесет мне чью-нибудь. Залившись краской, горничная затрясла головой и ничего не сказала. Затем откуда-то появилась кухарка. Сжалившись надо мной, она приготовила мне яичницу с беконом. И сварила кофе, что пролило луч света на весь предстоящий день. Я съел яичницу, выпил кофе и поднялся в свою комнату. Горничная оставила в коридоре на полу перед дверью аккуратно сложенную одежду. Черные джинсы и черную джинсовую рубашку. Черные носки и белое нижнее белье. Все было свежевыстиранное и тщательно отутюженное. Я решил, одежда принадлежит Дьюку. Вещи Бека или Ричарда были бы мне малы, а в одежде Поли я выглядел бы так, словно нацепил на себя палатку. Подобрав вещи, я зашел в комнату. Заперся в ванной, снял ботинок и проверил устройство электронной почты. Мне поступило одно сообщение. От Сьюзен Даффи. «Твое местонахождение установлено по карте. Мы устроимся в мотеле на шоссе I-95 в 25 милях к ю-з от тебя. Ответ от Пауэлла кавычки только для твоих глаз, оба УД после 5, 10-2, 10–28, кавычки закрываются. Как успехи?»

Я улыбнулся. Пауэлл не забыл наш жаргон. «Оба УД после 5» означало, что телохранители прослужили в армии пять лет, после чего были уволены досрочно. Пять лет – это слишком большой срок, чтобы увольнение можно было объяснить врожденной непригодностью к службе или недостатками подготовки. Такое проявилось бы значительно раньше. Вылететь из армии, прослужив пять лет, можно, только если ты очень плохой человек. Ну а коды 10-2 и 10–28 не вызывали сомнений. Код 10–28 был стандартным ответом на запрос о качестве радиоприема и означал: «Сигнал сильный и отчетливый». Код 10-2 означал: «Срочно необходима медицинская помощь». Но на жаргоне военной полиции оба кода вместе означали: «Этих ребят необходимо убрать». Пауэлл заглянул в архив, и ему не понравилось то, что он там увидел.