Круг невинных - Мюссо Валентен Страница 18

Наступила одна из тех пауз, про которые говорят «тихий ангел пролетел». Ни отец, ни я не знали, с чего начать. Но я решил не тянуть:

– Расскажи мне об этом ребенке… и о его матери.

Отец резко пожал плечами; это судорожное движение должно было означать, что ему особо нечего мне сообщить об этом.

– Рафаэль познакомился с этой женщиной – ее зовут Юлия – незадолго до того, как обосновался в Пиренеях. Она была учительницей младших классов, действительно хорошая девушка. Но я ее видел всего два или три раза.

Я вынул из-за отворота куртки фотографию молодой незнакомки, которую распечатал с видеоролика.

– Это она?

– Да, это и есть Юлия, – ответил, кивнув, он.

– Что-то я не пойму. Ты говоришь, что встречал ее два или три раза; но ведь Рафаэль часто приезжал к тебе все эти годы…

– Меньше, чем ты думаешь. Я его видел, но их история с Юлией была недолгой. Она забеременела, и, полагаю, Рафаэль не хотел этого ребенка. Я в этом даже уверен.

– Страх взять на себя обязательства? – отважился спросить я.

– Ты знаешь своего брата. Все, что могло привязать его к одному месту, вызывало у него страх. Но Юлия захотела оставить ребенка. В конце концов, решать было ей.

Я был удивлен этим разумным замечанием, так как в моей памяти отец всегда оставался женоненавистником.

– Думаю, что Рафаэль никогда даже не встречался с этим ребенком. Что не помешало ему жить с Юлией много лет. Но он всегда был немного оригиналом.

– Как зовут его сына?

– Александр.

Наконец-то я смог назвать по именам тех, кто так много значил для моего брата: Юлия и Александр. У меня было странное впечатление, будто я понемногу вторгался в тайный сад Рафаэля. Повернувшись ко мне, отец продолжил, не дожидаясь новых вопросов:

– В первые годы совместной жизни они иногда привозили ко мне Александра. Но они расстались. Юлия уехала за границу; по крайней мере, Рафаэль все время так говорил. Думаю, в конечном итоге, отъезд Юлии его устраивал.

– А ты никогда не пытался увидеться со своим внуком?

– Я и с Рафаэлем уже не так часто виделся, а ты говоришь – попытаться встретиться с ребенком! Во всяком случае, твой брат больше не хотел говорить о них и всякий раз впадал в чудовищный гнев. Однажды он даже дошел до того, что принялся утверждать, будто на самом деле это не его сын. Но мальчик – вылитая копия твоего брата.

Я долго смотрел на ребенка, но не заметил никакого сходства с Рафаэлем. Может быть, из-за плохого качества фильма, ведь я никогда не был физиономистом…

– У тебя нет каких-нибудь мыслей, где сейчас могут находиться Юлия с Александром?

– Никаких, – сказал он чуть пристыженным голосом, как если бы считал эту ситуацию неприличной.

Я прекрасно помнил нрав своего отца: никакого интереса к другим. Этот разговор, приводящий в смущение нас обоих, по крайней мере подтвердил мои предположения о связи моего брата, этой женщины и ребенка.

– Но ведь у тебя должно что-то остаться с тех времен, когда ты с ними виделся?

– Что ты этим хочешь сказать?

– Не знаю: телефонный номер, адрес, где можно их найти, место, где работала Юлия, школа, где учился Александр… Ну хоть что-нибудь?

Не теряя времени на размышления, отец прыжком поднялся с места. Чтобы он оказался способен на такую резвость – этого я даже представить себе не мог. Казалось, за несколько секунд мой старик сбросил лет двадцать. Уже почти покинув террасу, он быстро проговорил, будто опасался слишком обнадежить меня:

– Не скажу, чтобы у меня сохранилось что-то особенное, но стоит попробовать. Подожди пять минут.

Думаю, в глубине души отец действительно хотел мне помочь; он даже не задумался, с чего вдруг я задаю такие вопросы. Он отсутствовал даже меньше пяти минут; в руках у него была обычная коробка из-под обуви. Он выходил, чтобы взять ее из шкафа в своей комнате. У моего отца имелось довольно много недостатков, но я знал за ним одно достоинство – почти женское: он с маниакальной аккуратностью раскладывал вещи по местам. Это не являлось фетишизмом в полном смысле слова, но вещи у него всегда сохранялись в безукоризненном порядке. Пошарив в коробке, отец вынул оттуда четыре фотографии и ксерокопию – лист, сложенный вчетверо.

– Возьми, это может тебя заинтересовать, – произнес он с легким оттенком гордости.

Я взял клочок бумаги, который меня заинтриговал.

– Однажды Рафаэль принес школьный дневник Александра, чтобы я немного посмотрел на успехи своего внука. Я сделал ксерокопию, чтобы хранить ее: на самом деле это идея Софии. Она сделала то же самое с дневником своей внучки и, думаю, была права.

Я и не мечтал заполучить такую драгоценную информацию. Даже не взглянув на оценки, я посмотрел, отмечено ли название школы. Мои ожидания увенчались успехом:

– Школа Жорж-Санд, Аржелес-Газост, – громко прочитал я.

Похоже, удача начала поворачиваться ко мне лицом.

После скромного ужина, который прошел почти в полном молчании, я поднялся наверх, чтобы повидать Камиллу в ее комнате. Когда я вошел, девушка сидела на кровати, одетая лишь в топик и шорты. Она слушала MP3-плеер, с которым никогда не расставалась. Увидев, что я вошел, Камилла сняла наушники, улыбнулась и произнесла, будто оправдываясь:

– Решила немного послушать музыку, только она и дает мне возможность расслабиться.

– А что это?

– Элтон Джон. «A Single Man».

Это был тот самый альбом, где находились знаменитые «Part-time Love» и «Song for Guy». Когда я был моложе, прослушал их несколько тысяч раз. Я уселся рядом с Камиллой на покрывало со старомодными узорами в стиле этого дома и в общих чертах пересказал все, что узнал от отца.

– Что ты думаешь о малыше и о школе? – спросил я, чтобы сопоставить ее мнение с моим.

– Это может оказаться интересным следом.

– Во всяком случае, единственный, который у нас есть.

– Я спрашиваю себя, что произойдет, когда мы найдем Александра и Юлию… если, конечно, найдем. Я хочу сказать, чем мы им поможем, принимая во внимание смерть Рафаэля?

– Не знаю. Единственное, в чем я уверен: убийство Рафаэля тем или иным образом связано с этими людьми. Видеомонтаж служит тому убедительным доказательством.

Резко меняя тему разговора, Камилла поинтересовалась самым сердечным тоном:

– Ты рад повидаться со своим отцом?

– Трудно сказать; я и сам толком не могу понять, какие чувства сейчас испытываю. Смесь угрызений совести, горечи и злости.

– Должно быть, это и вправду очень сложно, у меня такое даже в голове не укладывается.

Мне не особенно хотелось говорить о своем отце. Прошлое снова вернулось в мою жизнь слишком резко, и я предпочел бы сосредоточиться на наших поисках, даже если они имели отношение к гораздо более печальным событиям.

– Я ухожу, спи, завтра надо будет выехать рано утром.

– Ты где спишь? – поинтересовалась Камилла каким-то рассеянным тоном.

– На кушетке в гостиной. София мне там уже постелила. Очень надеюсь, что среди этих подсолнухов на стенах мне не будут сниться кошмары!

На мгновение на ее губах возникла улыбка, но по глазам Камиллы можно было ясно прочесть, что ей страшно оставаться одной в этой комнате. Чтобы успокоить ее, я тут же добавил:

– Если у тебя что-то пойдет не так или просто захочется поговорить, не стесняйся разбудить меня. Я здесь, рядом.

Я поднялся с кровати и наклонился к Камилле, чтобы поцеловать ее. Она на несколько мгновений сжала меня в объятиях, как если бы пыталась уцепиться за последнего, кто у нее остался. Несомненно, недавняя трагедия нас сильно сблизила.

Тем вечером в синеватом холоде незнакомого дома я безуспешно пытался уснуть, хотя за всю предыдущую ночь так и не смог сомкнуть глаз. Наконец часам к трем ночи я провалился в сон.

Снилось мне что-то очень странное. Мы с Рафаэлем были в горах. Похоже, это были Пиренеи, но я толком не мог узнать этого места: горы, деревья, отвесные скалы – все это казалось искусственным.