Круг невинных - Мюссо Валентен Страница 26

Но теперь машина была запущена, и ничто больше не могло ее остановить. Учитывая большое количество подозрений, было решено задержать Кареллу и допросить двух его друзей. Юноша не был совершеннолетним, но, поскольку ему было больше шестнадцати, это не сильно меняло дело.

Как и следовало ожидать, молодой человек все отрицал. Он признал, что у него с Орели имелась сексуальная связь, но девушка была полностью согласна. Когда его спросили, не слишком ли странное место он выбрал для свидания, Карелла ответил, что это составляло часть сексуальной игры и что он вовсе не заставлял девушку спускаться с ним в эти туннели. Николя Карелла был изворотливым и хитрым. Цинично ухмыляясь, он заявил, что готов назвать имена двоих учащихся, с которыми «Орели Донасьен занималась оральным сексом в туалетах лицея среди бела дня несколько месяцев назад». «Полагаю, – добавил он, – что в тот день она была так же “не согласна”».

Это был самый тонкий момент. Жюстина знала, что свободная сексуальная жизнь Орели играет против нее. В конце концов, на кону стояло ее слово против слова Кареллы. Признаний от этого парня вряд ли можно было дождаться: он обладал внутренней силой и знал, что серьезно рискует. Зато оставалась надежда, что расколется кто-то из тех двоих.

Жюстина выпила последний глоток кофе и заметила, что здесь холодно.

– Думаешь, Карелла каким-то образом замешан в смерти юного Кордеро? – спросил Марк Монтейро.

– Я знаю не больше твоего. Во всяком случае, все они так или иначе связаны друг с другом. У Кареллы был мотив: Себастьян Кордеро влюбился в Орели Донасьен, затем узнал – не знаю, каким образом, – что Карелла изнасиловал ее в начале учебного года. Возможно, Кордеро угрожал, что выведет его на чистую воду, и тот убил его, чтобы избежать ответственности.

– Все могло произойти и по такому сценарию.

– На самом деле немного притянуто за уши. Проблема в том, что я начинаю серьезно сомневаться во всей этой истории с изнасилованием.

– Неужели это говоришь ты? И после этого обвиняешь меня в мачизме, когда я говорю, что женская натура порочна?

– Посмотри правде в глаза: с чего бы мальчику из хорошей семьи так рисковать – насиловать девочку прямо в учебном заведении?

– Ты сказала мне, что Карелла тщеславный и самоуверенный. Возможно, он полагает, будто стоит над законами. Или толком не соображал, что творит. Он знал, какая репутация у этой девчушки, и подумал, что ее отказ – всего лишь игра.

– Возможно, было и так.

Жюстина бросила в урну пустой пластиковый стаканчик, будто мяч в баскетбольную корзину. Метательный снаряд попал точно в центр, даже не задев стенки урны.

– Классный бросок! – воскликнул Монтейро.

Для Жюстины не являлось секретом, что Марк к ней неровно дышит. Конечно, это был эвфемизм. В самом начале совместной работы он настойчиво пытался ее закадрить, но за неловкими попытками соблазнения Жюстина увидела всего лишь флирт, который не имел будущего.

Однако очень скоро она поняла, что напарник испытывает к ней истинные чувства, не угасающие вот уже на протяжении последних четырех лет. Она научилась понимать этого человека и увидела, что за панцирем женоненавистника скрывается нежная и чувствительная душа. Особенно Марк раскрылся для нее после того нападения в неблагополучном районе. Все свободное время он тогда проводил у ее постели в больнице. Это очень растрогало Жюстину, но в то же время вызвало чувство неловкости. Она знала, что Марк поступает так ни в коей мере не из расчета, но, тем не менее, боялась быть ему обязанной. На самом деле Жюстина была далеко не столь нечувствительна к обаянию своего коллеги, но не хотела любовных отношений, которые были бы связаны с работой.

Поняв, что связь между ними невозможна, Марк отдалился от нее. У них не случилось ни ссоры, ни выяснения отношений: просто их история пошла по другому пути, гораздо менее рискованному.

Иногда, глядя на коллегу, Жюстина представляла себе, какими могли бы быть их отношения, которым она не позволила начаться, и даже иногда жалела, что не дала ему шанс. Случалось, она упрекала себя в жестокости и холодности, тем более что все ее последующие попытки наладить личную жизнь терпели сокрушительный провал.

Лейтенант Неродо отвлеклась от этих мыслей, чтобы обдумать срочные дела по работе. Однако первое, что она увидела, вынырнув из своих мечтаний, было лицо Марка Монтейро. Но едва она успела его разглядеть, как в комнате раздался голос:

– Ну вот, я так и думал, что этим все и закончится: дружки только что сдали его со всеми потрохами.

Герме и Гета особо не тянули с признанием. Не обладая такой сильной натурой, как Карелла, и к тому же боясь за себя с тех пор, как из-за истории с убийством весь лицей буквально закипел, они одновременно решили рассказать все, что знают.

В тот вечер, когда произошло предполагаемое изнасилование, около половины третьего ночи Герме встал, чтобы выйти в туалет. Во всяком случае, это было через полтора часа после того, как он оставил Кареллу и Орели Донасьен наедине. Он заметил свет в комнате товарища и, не дав себе труда постучать, просунул голову в полуоткрытую дверь. Лежа полуголым на кровати, Карелла листал книгу. Полусонный Герме спросил его:

– Ты что, с ума сошел? Еще не спишь?

– Порядок, я ее сделал, – произнес довольный Карелла, едва поднимая глаза от своего чтения.

– Орели?

– Мы занимались сексом в подвале.

– Хватит говорить глупости. Я пошел спать. Представляю, что за видочек у тебя будет завтра.

Герме вернулся в свою комнату, даже не задумавшись лишний раз над словами Николя. Тому было свойственно выдавать свои фантазии за действительность. Таких называют «хвастливый воин»[19].

Но на следующий день, когда молодые люди собрались вместе, Карелла снова рассказал эту историю, на этот раз с множеством подробностей. Он признался своим друзьям, что во время попойки в комнате подбросил в стакан Орели рогипнол – болеутоляющее, которое ему выписали от бессонницы и болей в спине и которое, как он считал, входит в число знаменитых «наркотиков изнасилования». На самом деле Жюстина больше знала о гамма-гидроксибутирате – знаменитом химическом веществе, в последние несколько лет ставшем очень распространенным. Но ей было известно, что существует более двадцати распространенных лекарственных средств, производящих похожий эффект. У Кареллы не закралось ни малейшего сомнения, хорошо ли он поступает, используя свое лекарство, чтобы уменьшить сопротивление девушки. Иначе говоря, он здорово рисковал, поскольку, подобно большинству «наркотиков изнасилования», рогипнол можно в течение семидесяти двух часов обнаружить в анализе мочи.

То, что рассказали об этих событиях двое молодых людей, в общих чертах совпадало с версией Сандрины Декорт. Но, разумеется, Карелла ни разу не сказал своим друзьям, что имело место именно изнасилование.

Не то чтобы признания Герме и Гета не нравились Жюстине. Во-первых, теперь у расследования открывалось второе дыхание; во‑вторых, Николя Карелла, этот невероятно самодовольный тип, был ей несимпатичен. К тому же она чувствовала настоящее сострадание к Орели Донасьен.

Но о чем сожалела лейтенант Неродо, так это о том, что дело движется такими извилистыми путями. Эта история с изнасилованием не должна отвлечь от главного: убийства Себастьяна Кордеро. Даже если Карелла и вправду сотворил это с Орели, вряд ли можно утверждать, что он имеет отношение к смерти молодого человека.

Пробило одиннадцать часов, и два лейтенанта решили съесть по гамбургеру с порцией картофеля фри. Они не жаловали подобную еду, особенно Жюстина, но так получалось быстрее. Пока они пытались найти свободное место, куда поставить свои порции, Марк спросил свою спутницу:

– Тебя в этой истории что-то коробит?

– Видишь ли, в полицейской школе у меня был инструктор, который не переставая говорил нам об одном шотландском философе восемнадцатого века…