Силвер Элизабет - Обреченная Страница 31

Сара скалилась гигантской улыбкой хэллоуинской тыквы, такой широкой, что была видна даже розовая полоска десен над зубами – довольно непривлекательно. Волосы у нее были забраны назад в две косички, спадающие на ее костлявые плечики, и пряди выбивались из-под резинок, как упорные сорняки. Она, как всегда, была в своей пенсильванской университетской футболке и протягивала к камере бутылку воды – на самом деле моему папаше, хотя я знаю, что ни Том Дэвис, ни Марлин Диксон этого не знали, когда Марлин передавала ему этот снимок. Я-то, конечно, знала, потому как видела, как они нареза`ли круги друг вокруг друга на пробежке в двух милях от Риттенхауз.

– Зависть. Ревность. Зеленый монстр, породивший столько ненависти и жестокости с библейских времен до наших дней, заполнил ту квартиру своим громким дыханием, и Сара Диксон заплатила за все, – продолжал Дэвис. – Она была нежной. Она была умной. Она была щедрой. И она была беременна. Именно этот последний факт делает этот случай столь важным, столь серьезным, столь ужасным. Я хочу, чтобы вы все подумали о моих словах и о том, что скажет вам мистер Макколл в ходе процесса. Вы услышите о том, что обвиняемая не могла иметь детей. Вы услышите о том, что обвиняемая постоянно лжет – о своей работе, друзьях, семье и, что важнее всего, об этом убийстве. Вы услышите показания офицера, арестовавшего ее, который допрашивал ее по поводу убийства, которое, по ее утверждению, совершил неизвестный в маске – ряженый с парада. Вы услышите показания о натянутых отношениях обвиняемой с отцом, который был другом Сары Диксон и отцом ее нерожденного ребенка. Вы услышите множество различных историй, которые приведут вас к единственному выводу, и картина, которую вы начинаете видеть, станет четкой, как фотография. И на этой фотографии вы увидите обвиняемую, разъяренную и распаленную ревностью, которая врывается в дом Сары Диксон с пистолетом, расстреливает ее и обрывает не только яркую молодую жизнь этой женщины, но также и жизнь ее нерожденного ребенка.

Я откинулась на спинку стула, наблюдая, как Том плетет свою фантастическую повесть для Шанайи, Беверли, Лавонн и остальных, и пыталась не засмеяться. Он просто потрясающим образом превращал мой процесс в кино для домохозяек. Женщины на самом деле так себя не ведут. Из четырех адвокатов, разбиравших мое дело, только одна была женщиной, и она сидела на стуле рядом с Дэвисом. Она, вероятно, только что выпустилась из юридического колледжа и всю неделю, пока шло разбирательство, едва вставала со своего места. Несомненно, веди она процесс, версия штата была бы иной.

– Леди и джентльмены, господа присяжные, – завершил Дэвис. – Обвиняемая оставляет вам лишь один путь угасить ее непомерную ярость раз и навсегда. Для нее даже тюремное сообщество не подходит. Она убила Сару Диксон и ее дитя жестоко и омерзительно, и вы, после представления всех доказательств и свидетельских показаний, увидите, что единственным вердиктом может быть только – виновна. Спасибо за внимание.

Если б присяжные слушали вступительную часть речи более внимательно, они нашли бы там много мелких нестыковок и откровенных ошибок. Но они отвлеклись. Их отвлекала жара. Они отвлекались друг на друга, особенно Лавонн и Фелипе. Их отвлекала группа поддержки Диксонов, троекратные стоны этих людей, периодические ахи и охи в приступах приглушенных эмоций. Но больше всего их отвлекала лысеющая голова Марлин, сиявшая в центре зала, как зеркальный шар на дискотеке. У Марлин был парик, в каком бы виде она ни показывалась перед присяжными. Женщина вроде нее никогда не покажется на людях без того, чтобы продемонстрировать всему миру свою абсолютную уверенность и властность. Но, вне всякого сомнения, она снимала его каждый раз, когда вступала в зал суда, чтобы жалость, которую она так безупречно, так легко порождала в сердцах двенадцати человек, судивших меня, щедро осыпала ее, подобно хрустким осенним листьям. Не могу ее винить. Вероятно, я поступила бы так же. В конце концов на том процессе судили еще и Марлин с Сарой, даже если никто и не осознавал этого.

– Мистер Макколл? – воззвал судья вскоре после того, как Том Дэвис сел на место.

Мэдисон Макколл кивнул, трижды стукнул по полу ботинком (прямо как выдав слабую барабанную дробь) и встал, даже не взглянув в мою сторону.

– Благодарю, ваша честь, – сказал он.

Это был единственный человек, который не пытался встретиться со мной взглядом перед следующим своим шагом. Он подошел к скамье присяжных и остановился в двух шагах от деревянной перегородки.

Бирка на вороте моей рубашки раздражала мне шею. Я почесала ее указательным пальцем и услышала шарканье в зале, когда стороны менялись местами. Марлин повернулась ко мне, когда я пошевелилась, и все двенадцать присяжных и заснувший дублер тоже посмотрели в мою сторону. Все, что я делала – чихала, прокашливалась или чесалась, – будет запечатлено в памяти тринадцатью разными способами.

– Леди и джентльмены, господа присяжные заседатели, я здесь не для того, чтобы утверждать, что моя клиентка – полное совершенство, – начал мой защитник. – Я даже не буду утверждать, что жизнь ее была полна переживаний, чтобы заставить вас понять ее действия. Нет. Я здесь ради того, чтобы показать вам женщину, а не просто обвиняемую.

Он впервые посмотрел на меня и поднял руку, словно представлял меня обществу – меня, одетую в пышное белое тюлевое платье.

– Встаньте, пожалуйста, – сказал он.

Я встала из-за стола защиты, и на меня со всех сторон уставились десятки людей в судебном зале.

– Это Ноа Синглтон. Она уже сотрудничала с полицией, окружным прокурором и всеми следователями, чтобы облегчить нам рассмотрение этого дела. Она не препятствовала следствию и не выражала протеста. Она делала все это потому, что невиновна в этом преступлении. Она просто оказалась не в том месте не в то время. Посмотрите на нее. Разве можно поверить, чтобы, по словам обвинения, она была хладнокровной, расчетливой машиной для убийства? Женщиной, которая, будь у нее шанс, сделала бы то же самое еще раз? Нет, это не тот случай. Она – нормальная девушка. Она хорошо училась в школе, участвовала во многих внеклассных мероприятиях, была другом, подругой и сестрой и нормально воспитывалась. Ничто в истории ее жизни не приведет вас к выводу о том, что мисс Синглтон могла застрелить Сару Диксон, и ничто со стороны штата не сможет показать вам мотива преступления.

Затем Макколл велел мне сесть. Я села.

– Штат не сможет предоставить никаких свидетельств тому, что произошло в тот день, – продолжал адвокат. – Они могут только настаивать на одной-единственной версии, у которой очень мало доказательств. Но я дам вам зримые доказательства. Вы увидите испуганную женщину, потрясенную, обезумевшую, содрогающуюся в конвульсиях на полу полицейского участка, истекающую кровью. Вы увидите женщину, которая в тот день потеряла сестру или брата. Это моя клиентка – Ноа Пи Синглтон. Вы услышите показания о том, как полиция арестовала ее и держала без воды и пищи, о том, как ей не давали адвоката и не оказывали медицинской помощи, пока она несколько часов истекала кровью от пулевого ранения. Потому что, леди и джентльмены, моя клиентка – точно такая же жертва того самого убийцы, который убил Сару Диксон.

– Возражение, – сказал Том Дэвис. – Это не относится к делу.

Судья согласился.

Мэдисон Макколл был раздражен, но продолжил:

– Обвинение право только в одном. Моя клиентка действительно заново завязала отношения с отцом, когда переехала в Филадельфию. Однако они не были нарушены из-за Сары Диксон. Они распались гораздо раньше. Тем не менее моя клиентка продолжала заботиться об отце и делать все, чтобы ему помочь. Она узнала о том, кто его беременная подруга, когда та позвонила ей, разыскивая его. Но, к несчастью для моей клиентки, она не знала, в какую квартиру идет.

Я посмотрела на Марлин, которая все время не отрывала взгляда от Макколла, постоянно кивая в ответ на одни его утверждения и мотая головой на другие. Но когда Мэдисон споткнулся в своем вступлении, болезненно и странно выговаривая каждое предложение, я уверилась в том, что Том Дэвис лучше постарался бы для меня. Речь защитника не была гладкой, логика в ней хромала, и порой я даже не была уверена, что он сам себе верил. Именно тогда, в первый раз после того, как нажала на спусковой крючок, я поняла, что есть большая вероятность, что меня приговорят к смерти. Именно тогда я начала пересматривать решения, которые принимала в своей жизни, особенно в отношении Марлин Диксон. Даже во время беспомощного вступления Макколла я подумывала, не рассказать ли об участии Марлин во всем этом, но не стала. Миссис Диксон сидела здесь в заблуждении своего могущества, лысая, как девяностолетний старик. Она и так уже достаточно пострадала. И что бы я ни сказала, это ничего не изменит.