Кэрол Дуглас - Танец паука Страница 32

В ту ночь я проснулась еще до того, как потухли огни на улицах. Обрывки снов все еще плавали по краям темной комнаты, словно духи на спиритическом сеансе. Я видела Женщину в черном в центре огромной липкой паутины, но лицо ее скрывала вуаль.

Мне снилось, будто я смотрю из окна номера и вижу стаи пауков, которые спешат по нью-йоркским улицам, а в углу комнаты Квентин пойман в серебряные нити, напоминающие жемчужные ожерелья или паутинки с капельками росы. Женщина-паук в темном платье приближается, и у нее оказывается лицо Нелли Блай!

После такого парада ужасов я не могла снова уснуть.

Я тихонько зажгла керосиновую лампу и прислушалась, не разбудила ли своим шебуршанием Ирен в соседней комнате. Видимо, нет. Моя неуклюжая попытка не выдать себя принесла плоды.

Я не настолько себялюбива, чтобы нарушать чужой покой лишь потому, что сама лишилась сна. Кроме того, я хотела понять, что не дает мне уснуть и что можно с этим сделать. Я давно уже выучила, что лучшее лекарство от любой болезни – заняться чем-то полезным.

К несчастью, почти все мои вязальные крючки и нитки остались во Франции, в нашем доме, который мы на время оставили на попечение пары французских слуг.

Поэтому я села, облокотившись на подушки и сложа руки, и стала думать.

Для начала, я не могу ничего поделать с тем, что Квентин настойчиво ищет компании нашей знакомой Пинк. Он сказал нам с Ирен, что работа на Министерство иностранных дел потребовала от него прибыть в Америку и не спускать с нее глаз. Я вынуждена была согласиться, что обещание Пинк не распространяться о деле Джека-потрошителя в угоду правительствам сразу трех стран – штука весьма ненадежная. Но за годы службы Квентин научился перенимать обычаи туземцев даже в столь экзотических странах, как Индия и Афганистан. Нянчиться с сумасбродной журналисткой в полуцивилизованном городе вроде Нью-Йорка, должно быть, настоящее унижение для бедного Квентина. Но через некоторое время инстинктивное желание Пинк раздобыть какую-нибудь сенсацию возобладает над любыми разумными доводами. Единственное, что отвлечет дерзкую репортершу от недавней охоты за Джеком-потрошителем по всей Европе, – это сенсация на родных берегах, нечто такое, что само упадет в руки.

Если бы я смогла предоставить ей подобный дивертисмент, как говорят французы, то Стенхоупу не пришлось бы больше сопровождать ее в прогулках по Нью-Йорку.

Станет ли он тогда ухаживать за мной, я не могла предугадать, но моим величайшим желанием было освободить Квентина, чтобы он мог позволить Пинк действовать по своему усмотрению.

Маловероятно, что я смогу предложить сенсацию, достаточно интересную для девицы, которая по собственной инициативе проводила время в психушке или в борделе еще до того, как ей исполнилось двадцать пять, просто ради «сюжета». Да, о шокирующих условиях в подобных заведениях пора рассказать всю правду, но современные «женщины новой формации» обожают устраивать «крестовые походы», в то время как их гражданская сознательность приправлена стремлением к величию.

Я знаю, на что способна, и сенсации – последнее, что мне удастся обнаружить или спровоцировать.

Пока я ворочалась на прекрасном постельном белье, словно бы сама барахталась в паутине, в мозг пауком прокралась совершенно недостойная идея. Настолько недостойная, что я даже громко ахнула, а потом прихлопнула рот ладонью в надежде, что подруга меня не услышала. Поскольку Ирен такое слышать нельзя, ни за что на свете.

Я выскользнула из кровати, на цыпочках подошла к бюро, потихоньку, буквально миллиметр за миллиметром, открыла ящик и достала зашифрованный журнал, который мы с Ирен добыли в доме покойной мадам Рестелл.

Примадонна не хотела, чтобы этот приз достался Шерлоку Холмсу, но я сомневаюсь, что его заботят истории тридцатилетней давности о незаконнорожденных детях в семьях нью-йоркской знати. С другой стороны, с тех пор, как мы сюда приехали, я вскользь просматривала некоторые из статей мисс Пинк в «Уорлд», написанные под псевдонимом Нелли Блай. Как оказалось, она публикует не только «шокирующие» статьи, которыми славится, например, о своем аресте и о том, каким унижениям подвергаются женщины в тюрьме.

Недавно она поведала, как ездила на новомодном велосипеде, навестила боксера Джона Салливана[48] на тренировках и донимала его дерзкими (и тривиальными) вопросами: принимаете ли вы холодный душ? сколько вы зарабатываете?

Должна признаться, боксеры меня почему-то волнуют, хотя я никогда не признаюсь в этом вслух, да и неприятно думать, что у нас с мисс Пинк есть общие интересы. Помимо Квентина, как я могу предположить.

В любом случае, изучая журналистские приключения нашей бывшей союзницы, я отметила, что в последнее время ее часто отправляют на модные курорты вроде Ньюпорта, Наррагансетта, Бар-Харбора или Саратога-Спрингс, чтобы осветить «веселое времяпрепровождение» тех, кто мог похвастаться только деньгами.

Все эти названия были для меня пустым звуком, понятно, что туда ездили богачи, как в Бат[49]. Определенно мисс Блай и там с удовольствием нашла бы скандал… Если бы я только могла подкинуть ей пикантную историю, главные герои которой уже мертвы (чтобы не навредить живым)! Она отвлекла бы Пинк от наших дел.

Но для начала надо расшифровать проклятый журнал. Керосиновая лампа поблескивала в темноте, едва освещая страницы с непонятными буквами и цифрами, расползающимися по бумаге, словно черви. Ирен сказала, что у меня глаз наметан. Но хватит ли мне ума распутать узор?

Я с жаром взялась за работу.

Глава девятнадцатая

Вылазка за книгами

Агосто Брентано, сицилийский иммигрант, много лет держал газетный киоск перед отелем «Нью-Йорк»… Сколотив состояние на продаже американских и иностранных газет, он стал торговать книгами и пьесами, открыв в 1876 году «Дом книги Брентано». Магазин стал популярным местом встреч у театральной элиты.

Если ночью я намеревалась распутать загадку мадам Рестелл о тайных рождениях, которые имели место от тридцати до пятидесяти лет назад, то днем стало ясно, что нам с Ирен предстоит много работы, чтобы найти следы Лолы Монтес и ее скандальной истории.

Сначала мне показалось, что Ирен ищет не столько предков, сколько доказательства, будто одиозная авантюристка не имеет к ней никакого отношения, и это говорит о ее моральных принципах. Однако подругой руководили совсем иные интересы.

Это стало ясно, кода на следующий день мы поспешили в газетные лавки и книжные магазины Риальто, театрального района вокруг Юнион-сквер и Мэдисон-сквер.

Миссис Элизу Гилберт тут никто не знал, зато Лолу Монтес помнили все. В Доме книги Брентано, магазине, продававшем помимо прочих иностранных изданий газеты из Лондона и Парижа, мы обнаружили клерка, горевшего желанием показать нам всю коллекцию письменных сведений о мисс Монтес – или, на испанский манер, Ля Монтес.

Юноша не носил пиджака и был обладателем белоснежного целлулоидного воротника[51], броских подтяжек и неуемной энергии, свойственной этому огромному и изнуряющему городу.

– Лола Монтес? Вы натолкнулись на золотую жилу, леди! Кстати, о золотых жилах: у нас представлено и много книг о золотой лихорадке сорок девятого года, в которой Лола Монтес также фигурирует как старатель, неизменно яркий персонаж. Поскольку наш магазин располагается в самом сердце театрального района, у нас есть еще много текстов пьес, включая несколько рукописей, которые напрямую связаны с театральной карьерой леди, которую вы упомянули.

– Однако, – голос Ирен звучал холодно, как у вдовствующей герцогини, – не думаю, что она играла в театре.

– Еще как играла, во многих пьесах, мэм, включая историю ее собственной жизни, которая в те дни пользовалась особой популярностью. – Юноша остановил словесный поток, чтобы изучить выражение лица потенциальной покупательницы. – А, понятно. Вы прочли критику. Боюсь, у нас нет таких старых газет, в которых содержались бы отзывы о выступлениях Лолы Монтес, но книги обильно цитируют издания того времени. У Брентано вы найдете все, что вам нужно, обещаю. Хотите написать биографию этой потрясающе интересной дамы?

Он выжидающе посматривал то на меня, то на Ирен и, подозреваю, видел на обоих лицах одно и то же выражение ужаса, а то и отвращения. Неутомимый юноша пожал плечами:

– О ней пишут книги раз в пять лет, так что есть из чего выбрать. Кроме того, у нас имеются и ее собственные сочинения.

– Она писала книги? – В голосе примадонны слышалось такое же изумление, какое испытывала я.

– Да, а еще целые тома писем в газеты. Она вынуждена была защищать себя от того, что сама называла клеветой. Да, в старые времена использовали высокопарные слова. Она так же умело обращалась с пером, как и с хлыстом.

– Почему Америка в таком восторге от этой Лолы Монтес? – спросила я.