Силвер Элизабет - Обреченная Страница 37

– Я… я не…

– Вы так и не исправились, Калеб.

Он уставился на меня.

– Вы избили моего детектива, – продолжала я, – и…

– Миссис Диксон…

– Вы спилили номер с пистолета Ноа, из которого была убита моя дочь перед тем, как дали его ей, верно?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Так или нет? Не будем играть в игры.

– Я… э-э-э…

– Итак, да или нет? Это простой вопрос.

– Да, – промямлил отец Ноа, – да… да, но не так, как вы говорите. Вовсе не для того, чтобы пустить его в ход. Я дал его ей для защиты. Вы это уже знаете. – Он помолчал. – Это было для самозащиты. Она это знала. Я ей так и сказал.

– Самозащиты? – рассмеялась я. – От чего?

– От… от…

– От?

– От тех, кто преследовал меня. От… тех людей из Кентукки, вы сами знаете, от всех, кто мог обидеть ее. Я хотел, чтобы она была в безопасности. Кто-то следил за ней, – сказал Калеб, готовый расплакаться.

Но мне незачем было искать что-то еще. Я взялась за дело твердо. Я продолжала:

– Но вы все же дали Ноа пистолет, верно?

– Ммм… – он снова кивнул. Выбора у него не было.

– И вы украли этот пистолет из… – я прочла название на маленьком листке бумаги, который держала в руке. – Из «Магазина ручного оружия и боеприпасов на Скукэле»?

Он задышал чаще.

– Вы украли в этом магазине пистолет, из которого убили мою дочь. Верно? Мне нужен ответ.

– Ммм… эээ…

– И полиция до сих пор не сумела выследить вас, так?

Калеб сидел, парализованный страхом. Он только сумел посмотреть на твоего отца.

– Смотреть сюда, – приказала я.

Его взгляд вернулся ко мне.

– Верно? – повторила я свой вопрос.

– Да… мэм…

Длинные ноги Калеба подогнулись.

– Вот именно, – продолжала я.

Он упал, сложившись пополам в приступе кашля.

– Успокойтесь. Пожалуйста.

Твой отец сидел напротив него. Я никогда не была так горда за него. Оба смотрели на меня и требовали продолжения: один – кипя от чувств, а другой – насмерть перепуганный тем, какие вопросы еще есть у меня в запасе. Я до сих пор не думаю, чтобы твой отец понимал до конца, что мы делаем или что это сделает с его сердцем после окончания процесса, но он продолжал слушать меня.

Калеб снова посмотрел на твоего отца, а потом на меня.

– Наша ситуация разрешается весьма просто. Я не стану передавать полиции или моим друзьям в местной прокуратуре эти свидетельства, которые не только связывают вас со смертью моей дочери, но и служат доказательством серии ваших собственных правонарушений, кроме кражи.

– Я не понимаю…

Я сложила руки и закинула ногу за ногу.

– Ладно, начнем. Вы владеете краденым оружием, что, если я не ошибаюсь, является нарушением испытательного срока. И это могло бы – если я не ошибаюсь, и в чем я вполне уверена – послужить причиной отправки вас в тюрьму в одной лишь Пенсильвании. Теперь, конечно, и остальные штаты узнают об этом аресте и также захотят вашей экстрадиции, и, вероятно, тут преимущество окажется на стороне Огайо из-за обвинения в убийстве, но кто знает, кто на самом деле возьмет вас под стражу? Наркокартели часто куда опаснее, чем случайные драки в баре, так что и Кентукки возжаждет вашей крови, да и Пенсильвания не пожелает остаться в стороне или выпустить вас – с учетом того, с чем вас тут застукали. Может получиться очень неприятное дело.

Калеб снова посмотрел на твоего отца, словно тот мог ему помочь, хотя тут ни о какой мужской солидарности речи идти не могло.

– Ну украл я пистолет! – возмутился он. – Ну, ввязался в пьяную драку, которая плохо кончилась. И что?

– Ну, раз вы спрашиваете – мы оба знаем, что вы напали на моего детектива, которого ваша дочь эмоционально называет… как? человеком-тенью? Теперь, Калеб, даже если мы уберем обвинение в убийстве, это нападение добавится к двум другим с отягчающими обстоятельствами, в результате чего вы отправитесь в тюрьму как закоренелый рецидивист, до конца вашей жизни; не обязательно здесь – возможно, в Огайо, или в Кентукки, или еще в каком-нибудь штате, который я упустила… вы же говорили, что попадались на мелком воровстве тут и там по всей стране. Вы понимаете, о чем я говорю?

Его щеки пошли красными пятнами.

– Да, мэм, – сказал Калеб. Но мне кажется, что он просто заикался. – Д… да… мэм.

– Хорошо, – сказала я, передавая ему остальные снимки. – Тогда все улажено. Вы сделаете все, чтобы Ноа признали виновной.

Зрачки Калеба превратились в маленькие дырочки, как у дебила. Он не понял ни слова из того, что я сказала. Я была для него просто очередным юристом, перечислявшим ему его преступления ради наставления.

– Вы же не станете просить меня…

– Вы будете свидетелем со стороны штата и со стороны защиты, это несомненно, из-за ваших связей одновременно с Ноа и с Сарой. Вас будут спрашивать о том, что вы знаете. И вы просто расскажете правду. О том, что Ноа знала, что моя дочь беременна. Что вы сказали ей об этом, что она была рассержена, обижена, и…

– Она… она… – забормотал он умоляюще. – Она моя дочь, миссис Диксон.

– А Сара была моей дочерью, – сказала я. – Не думаю, что вы хотите добавить к списку своих преступлений лжесвидетельство под присягой.

Ни мгновения на раздумья. Ни методологии ответа. Его языковой инструмент привел его к пяти тюремным срокам, трем тяжким уголовным преступлениям, двум мелким преступлениям и как минимум двум незаконнорожденным детям, так что нечего и говорить, выбора у него не было.

– Но… но, – смущенно мямлил он, – прежде? Что о том, что прежде?

Твой отец растерянно посмотрел на него.

– Я не понимаю, – бормотал Калеб.

– Может, она и ваша дочь, – сказала я, – но позвольте вам напомнить, что в первый день нового года вы потеряли другого ребенка из-за вашей дочери, и в этом мы сходны. Мне не хотелось бы видеть, как вы ломаетесь из-за действий Ноа. Разве не так?

– Но…

– Что бы ни случилось до ее смерти, Калеб, Ноа одна виновата в смерти нашей Сары. И давайте поставим в этом точку.

Он одновременно то кивал, то мотал головой. Его раздирали противоположные чувства, но он явно не мог разобраться в них.

– Мы поняли друг друга? – спросила я.

– Миссис Диксон, я не могу.

Калеб стискивал стакан рукой с грязными ногтями – так сильно, что я боялась, что тот треснет.

– Я не прошу от вас ничего другого, кроме как сказать правду, – заявила я ему. – Вы можете это сделать или нет?

Он не пошевелился.

– Она – мой единственный ребенок.

– Ноа поймет вас. Она не захочет, чтобы ее любимый папа рисковал собой ради нее, когда на самом деле спасать уже нечего. Только так она и посмотрит на это, я вас уверяю. – Я сделала паузу. – Как только ее признают виновной, вы можете говорить что угодно о ее доброте. В этот момент я уже буду держать все в руках. В этом городе нет ни одного судьи, с которым я не была бы знакома лично. Теперь я спрашиваю вас еще раз: мы поняли друг друга?

Я еще раз налила Калебу, и он осушил весь стакан прежде, чем я убрала бутылку. Я даже не стала ждать его ответа.

Всегда твоя,

Мама

Два месяца до дня «Х»

Глава 21

Оливер не навещал меня уже несколько недель. Ни разу с тех пор, как оставил мне пухлую расшифровку стенограммы процесса, как будто перечитывание этих страниц могло послужить дешевой заменой нашивок за отсидку. Я прочесала эти документы так, словно они были моей личной книгой Бытия, моим Танахом, книгой Мормона, моим верным Кораном. Пэтсмит тоже так делает. Как и все заключенные, приговоренные к смерти или нет.

Когда я перечитываю эти страницы, я сначала думаю, что Олли хочет, чтобы я что-то такое поняла. Я перечитываю показания моей учительницы в девятом классе, моего бывшего работодателя из отдела школьного образования Филадельфии и даже Бобби, и мне кажется, что все они изо всех сил старались показать меня нормальной, словно если порыться в ящиках моего прошлого, то можно объяснить, что же именно случилось 1 января. Но они не сумели этого сделать. Нормальность – это не то, что мои адвокаты безуспешно отстаивали в моем отношении во время процесса, и не то, что показывали свидетели, как бы они ни пытались. Это все равно как пытаться всунуть беременную в ее школьные джинсы, натянуть полуторную простыню на постель «кингсайз» или засунуть магнитофонную пленку в щель для CD. Это просто не будет работать.