Кристофер Мур - Дом духов Страница 57

Церемония закончилась, когда монах открыл тяжелую дверцу печи и выгреб дымящийся пепел в металлическую урну. Потом вручил урну старику Хоудли. Покрытые старческими пятнами руки старика вздрогнули от жара. Потом он повернулся и вместе с идущей рядом женой пошел прочь, прижав к груди горячие угли своего сына.

Мистер Хоудли ждал в своем автомобиле, пока не увидел Кальвино и Кико на улице. Тогда он открыл дверцу машины и помахал Винсенту.

– Я хочу поговорить с вами, – сказал он и прочистил горло.

Кальвино оглянулся, потом взглянул на Кико.

– Подожди меня минутку.

Старик Хоудли стоял одной ногой в машине, а второй – на бровке. Урна его сына покоилась на переднем сиденье рядом с шофером. Вытянутое бледное лицо миссис Хоудли скрывали складки белого носового платка.

– Вы нашли того, кто убил Бена? – спросил он, его глаза были почти безумными от горя и бессонницы.

– Я уже близок к ответу, мистер Хоудли.

– Мне не нужно «близко». Мне нужно имя, и я хочу, чтобы вы назвали мне его сейчас. Это тот тайский мальчик застрелил Бена?

– Нет. Лек не убивал вашего сына.

– Тогда кто?

– Почему бы нам не продолжить этот разговор позже, у вас в отеле?

Люди вытекали на улицу. Ламонт поклонился Чанчаю и подождал, пока уедет его машина с двумя телохранителями, потом подошел к автомобилю и представился одним из друзей Бена.

Старик Хоудли посмотрел через плечо Филипа.

– Я позвоню вам из отеля, мистер Кальвино.

Ламонт полуобернулся.

– Позвоните мне завтра, мистер Кальвино. Возможно, мы организуем еще одну игру.

Позже, на заднем сиденье автомобиля, Кико обвила руками шею Винсента.

– Как прошла твоя игра в сквош с Филипом Ламонтом?

– Он разнес меня в пух и прах. Девять-ноль. Пять раз. – Его слова были медленными и смазанными, как пластинка, поставленная на неправильную скорость.

– Он подонок, – сказала она. – В следующий раз ты побьешь его.

Кико нагнулась и поцеловала Кальвино в лоб. Его кожа была липкой от пота под ее губами. Его водянистые глаза с тяжелыми веками слегка дрогнули, когда ее губы прикоснулись к его лицу. Но Винсент ничего не ответил; он слишком устал, чтобы реагировать.

Сыщик уставился в окно. Мотоцикл с ревом пронесся мимо, слился с потоком машин и исчез. Черный выхлоп автобуса обдал кучку уличных торговцев. Кальвино пытался собрать свои мысли, разбросанные в голове, словно мчащиеся по небу грозовые тучи. «В следующий раз ты побьешь его», – услышал он повторивший эту фразу голос Кико, словно раскат грома вдалеке.

– Ламонт уже проиграл, – сказал Винсент, во рту у него все пересохло. – У него неприятности. Я чувствовал запах страха, когда Чанчай подошел к нему. Рука Ламонта дрожала. Его рука, в которой он держит ракетку, вся дрожала и тряслась, как у проигрывающего с большим счетом и предчувствующего поражение игрока.

Кальвино спал четыре часа, потом вернулся в дом Пратта. В темной гостиной, освещенной мигающим светом телевизионного экрана, полковник смотрел видеофильм «Полуночная жара». Он откинул голову на подушку, сжимая в правой руке «магнум» калибра.357, а в левой – пульт телевизора. Кальвино подошел к бару и налил двойной скотч. Никто из мужчин не произнес ни слова, глядя, как аккуратный Сидни Пуатье идет по экрану с гневным лицом. Кальвино пил свой скотч; нагнувшись вперед и опираясь локтями на колени, он держал в ладонях стакан и смотрел, как Род Стайгер и Сидни Пуатье ссорятся и в гневе кричат друг на друга. Пратт поднял левую руку, вытянул ее вперед к экрану, и ярость и гнев на экране замерли неподвижно. Современная техника позволяла быстро перематывать вперед, назад и останавливать кадр, чтобы рассмотреть персонажей, их действия, последствия их эмоций, приводящих к насилию, разрушению и ненависти. «В реальности все происходит лишь один раз, не бывает перемотки обратно или ускорения вперед, и происходит это так быстро и грязно», – подумал Кальвино.

– Как прошли похороны? – спросил Пратт.

– Там появился Чанчай. – Винсент вручил Пратту выпивку. – Завтра я хочу с ним поговорить.

Полковник смотрел прямо перед собой на экран телевизора.

– Тебе будет трудно это сделать, Вини.

– Не дави на меня, Пратт.

Тот посмотрел на него.

– Ты не слышал?

– О чем не слышал?

– Три-четыре часа назад, на другой стороне реки. Грузовик-пикап поравнялся с автомобилем Чанчая. Несколько мужчин в кузове были вооружены автоматами. Они всадили в его автомобиль сто семнадцать пуль. Чанчай мертв. Водитель мертв. Один из телохранителей в госпитале.

– Бирманские партнеры Нары?

Пратт поставил свой стакан, включил напольную лампу, потом прошел через комнату к письменному столу, отпер выдвижной ящик и достал конверт.

– Как давно ты знаешь?

Кальвино показал ему листы с расписанием теннисного клуба.

– С сегодняшнего утра, – ответил он.

Пратт перелистал списки, потом улыбнулся, нажал кнопку на пульте телевизора, и изображение исчезло. Экран приобрел цвет дыма из крематория. Кальвино открыл конверт, который дал ему полковник. Там были фотографии Нары, тогда молодого офицера рейнджеров, Нары и Ламонта, играющих в сквош, Нары и Даенг на вечеринке и Нары, пожимающего руку Чанчаю в холле частного клуба.

– И Нара предупреждал джао по не выходить за рамки общего бизнеса? – спросил Кальвино, кладя фотографии на стол.

– «Оказывается, что все «вчера» нам сзади освещали путь к могиле», – процитировал Пратт «Макбета»[31].

Винсент мог догадаться об остальном.

– Чанчай использовал проституток из Патпонга, чтобы заманивать в ловушку фарангов. Глупо, нагло и безрассудно. Все это имело место, но было и нечто большее.

– А для чего? Мелочь, которая ничего не значит, – возразил Пратт с легким презрением в голосе. Он скучал по жене и детям. Ему хотелось, чтобы все закончилось: бойня, ужас, постоянный привкус страха и сожаления. Но он понимал, что события лишь набирают скорость и что Кальвино прав насчет поведения Чанчая: бессмысленно, глупо и эгоистично. – «Бежать нельзя, но буду защищаться от облавы»[32], – снова процитировал он.

Они вышли из дома в сад. Пратт стоял на траве со своим «магнумом» в руке. Начался дождливый сезон, и легкий дождик брызгал на его поднятое вверх лицо.

– Ты знаешь, как они работали? – спросил он у Кальвино.

Тот кивнул.

– Это началось вполне невинно. Ламонт был брокером, через которого Бен Хоудли инвестировал в Таиландскую фондовую биржу чужие вклады. Даенг, которая торговала антиквариатом на Сой Ма Ной, их познакомила. Чанчай помогал ввозить наркотики через порт Клонг Той. Нара нуждался в способе отмывать деньги за наркотики, поэтому он заключил сделку с Ламонтом, который проводил их через счет Бена. Хоудли продал крупный пакет до того, как рухнул фондовый рынок. Ламонт и Хоудли, старые школьные приятели, решили забрать эти деньги и бежать. Хоудли передумал. Или, может быть, Ламонт использовал Даенг, чтобы та помогла Хоудли передумать. Сомневаюсь, что он сказал ей правду об их с Хоудли плане.

Это замечание вызвало у Пратта улыбку.

– Иначе Нара убил бы его.

– Вот именно. Но Хоудли слушался ее не больше, чем Ламонта. Даенг пошла к Наре и сказала ему, чтобы он проверил деньги, проходящие через брокерские операции Ламонта. Они втроем разработали совместный план. Хоудли был незначительным игроком на рынке, поэтому Ламонт должен был представить дело так, будто Хоудли в одиночку их предал. Ламонт убедил Нару, что он чист. Они играли в сквош за день до убийства Бена. То же самое относилось к Тик в «Отеле восемьдесят шесть», Вичаю, Леку и Чанчаю. Маленькие люди, которые не понимают правил для маленьких людей. Ты не можешь провалить дело, стать независимым или уйти в сторону.

– Невежество, темное, как ад, – произнес Пратт, капли дождя падали с его носа.

Казалось, он испытывает мучения, как человек, попавший в результате случайного невезения в адские чертоги. Его окружала тишина, которую не могли разрушить звуки его саксофона, да и вообще никакой звук не мог победить выпущенное наружу зло. Кальвино был тронут видом своего неподвижного друга, поднявшего мокрое лицо к небесам.

Этот человек не в силах побороть безумие системы, подумал он. И название этой системы, такое старое, древнее для уха западного человека, – феодализм. Эта разумная система джентльменов-гангстеров и рабов никогда не умирала здесь, скрывалась в ловушках современных зданий и улиц. Только лунатик станет ссориться с хозяином; только глупец не поймет, что вся его жизнь зажата в стальных челюстях смерти. Один шаг не в том направлении, и эти челюсти сомкнутся.

– Я играл в сквош с Ламонтом сегодня утром. Ему очень хочется выйти из игры. И это было до того, как они прикончили Чанчая. Ламонт думает, я знаю, что Бен сделал с деньгами. Четыре миллиона, или больше, американских долларов. Он заинтересовался. После истории с Чанчаем он подпрыгнет. Он слишком близок к гибели. Бирманцы и Нара его уберут. Он умен, он это тоже поймет. Я знаю, что могу перетянуть его на нашу сторону.