Кэрол Дуглас - Танец паука Страница 59

– То есть когда ты запираешь себя в сумасшедшем доме или находишь какого-то младенца на продажу, то действуешь на самом деле как шпион, вроде меня?

– Можно и так сказать.

Он приподнял шляпу.

– Давай отыщем Матушку Хаббард и посмотрим, что же спрятано в ее чулане.

Оказалось, что Матушка Хаббард руководит школой уличных воров и большинству ее учеников нет и пятнадцати.

Эта последовательница Фейгина[75] обосновалась вместе со своей воровской шайкой на пустующем первом этаже бывшего фабричного здания.

Мы с Квентином потихоньку подошли к ней, поскольку больше взрослых не наблюдалось, и выложили на стол карты, вернее, две долларовые бумажки. Мы поведали о нашем затруднительном положении самым жалостливым образом, понимая, что разыгрываем наше представление перед профи, умеющей давить на жалость.

– Матушка Хаббард, – сказала я, словно это смехотворное имя было почетным. – Мы в ужасной беде и слышали, что вы можете помочь.

Перед нами сидела старая дама, вся в черном, как диккенсовская бабушка, с резкими чертами лица.

– Откуда вы про меня прознали?

– От подруги, – быстро сказала я, – которой вы раньше помогали. – Я не знала наверняка, сама ли Ева ходила покупать младенцев, но совершенно ясно, что с этим как-то связана миссис Т. Анна Суинтон. – Миссис Суинтон. Пожилая леди. Очень респектабельная. Она клялась и божилась… Ох, наверное, мы не туда пришли.

Я заламывала руки, пока не стало больно и на глаза не навернулись слезы.

– Ну же, Филомена, – проворковал Квентин, несказанно удивив меня. Где он откопал такое имя? – Тебе нельзя волноваться. Ты же знаешь, что у тебя слабое здоровье.

– Слабое, – повторила я, всхлипнув. – Да… я потеряла ребенка. При рождении. Доктора сказали, что больше детей у меня не будет. А тут родители Джефферсона приезжают в Нью-Йорк и хотят посмотреть на малыша!.. – Я начала подвывать, как беспризорник.

Стенхоуп взял меня за руки.

– Мы рассчитывали получить подарок от родителей на крещение младенца. Учитывая, сколько денег мы потратили на подготовку, не говоря уже о пустой колыбельке, нам отчаянно нужна их помощь.

– А я хочу вернуть мое дитя! – Я рыдала очень убедительно: достаточно было представить, что речь идет об одной из моих сестренок, умершей при рождении, и слезы побежали сами собой.

– Вы можете нам помочь? – спросил Квентин. – И сколько это будет стоить?

– Смотря что требуется. – Матушка Хаббард была деловой женщиной, несмотря на черную шляпку и накидку. – Какой возраст нужен?

Мы обменялись супружескими взглядами, и я сказала:

– До трех месяцев, достаточно маленький ребеночек, чтобы походить на любого из родственников.

– Мальчик или девочка?

Мы снова переглянулись.

– Мы еще не говорили родителям, – объяснил Квентин. – Но раз умерла девочка, то лучше хоть в этом не обманывать стариков.

Матушка Хаббард кивнула:

– Но вы им не сообщили и о смерти ребенка, иначе ваши надежды пошли бы ко дну.

– Мм… да, – призналась я, стараясь, чтобы в голосе слышалась печаль о потере ребенка, а не о деньгах.

– Как скоро?

Этого мы не решили.

– Два-три дня, – сказал Квентин.

– Деньги при себе?

– Кое-какие, – чопорно сообщил Стенхоуп.

– Это будет стоить двадцать долларов.

– Двадцать долларов! – Мое удивление было совершенно искренним. Оказывается, детей продают и покупают по дешевке!

Матушка Хаббард переводила взгляд с меня на Квентина и обратно.

– Ладно: восемнадцать долларов, и ни пенни меньше.

– Мы можем себе это позволить, Филомена, – заверил меня «муж» с драматическим волнением. – С трудом, но…

Я в ответ лишь печально кивнула и прижала платок к глазам.

– Девочку не обещаю. Приходите завтра с деньгами, и ребенок ваш.

– А она… он… будет здоровеньким?

– Вы что, дойную корову покупаете? Я не знаю. Думаю, что при должном уходе выживет. Матери этих малолетних жуликов плодятся, как крольчихи, и всегда не прочь обменять новый рот на деньги, чтобы прокормить уже имеющихся. Я скажу, что бездетная пара хочет дать ребенку хороший дом, и мамаша быстро смекнет, что это к лучшему. – Матушка Хаббард то опускала глаза, то вновь поднимала. – Вы кажетесь вполне респектабельными, иначе я бы вам ребенка не продала, но я возьму восемнадцать долларов, и ни пенсом меньше.

Мы с готовностью покивали и ушли.

На переполненной жаркой улице мы глубоко вздохнули и подвели итог.

– Филомена? – спросила я.

– Необычные имена кажутся подлинными, а распространенные вроде Джона и Мэри вызывают подозрение, не успеешь еще их произнести. – Квентин снова нахмурился. – И как мы поступим теперь с ребенком и школой Матушки Хаббард?

– Я сообщу в полицию. Это единственное, что я могу сделать, ну и напечатаю правду в газете.

– А ребенок?

– Он отправится в приют – это милосерднее, чем служить живым товаром.

– Ты можешь это гарантировать?

– Я могу гарантировать, что расскажу всю правду о торговле младенцами, но не могу обещать, что помогу каждой жертве. Мне самой надо кормить матушку, а еще братьев и их семьи.

– Хм-м, – протянул Квентин в своей раздражающей манере, которая свойственна также Шерлоку Холмсу, а еще Нелл Хаксли.

– Ты хочешь помогать мне в расследовании или нет?

Стенхоуп кивнул.

– Я должна рассказать, что каждый желающий может купить младенца и никто не задаст ему никаких вопросов.

– Кстати, что случится с четвертым младенцем Гамильтонов?

– Окажется в приюте, я думаю: Роберт Рой уж точно не захочет его оставить. И кто сможет его винить?

– Жизнь и смерть дешево стоят во всем мире, Пинк. В некоторых местах нежеланных младенцев просто оставляют умирать на улице. Природу избирают способом казни, чтобы не замарать человеческие руки. Нью-Йорк ничем не хуже остального мира.

– Почему он не может быть лучше?

– Может, и будет, когда ты опубликуешь свою историю.

– Может. Ненадолго. В этом конкретном месте. Но мир не изменится.

– Может, и изменится. Ненадолго. В этом конкретном месте. И в других. Именно на это надеемся мы, агенты, даже понимая, что зачастую наши надежды тщетны.

Я кивнула. Было как-то странно торжествовать оттого, что я обнаружила связь Матушки Хаббард с продажей младенцев. Мне следует обнажать зло. Не исправлять его, а лишь обнажать. Хотя возможно, этого недостаточно.

Мы договорились с Квентином встретиться для дальнейшего расследования. Мне нужно было показать читающей публике образчик социального зла, чтобы шокировать ее и заставить возмутиться. Интересно, так ли сильно я отличаюсь от Джека-потрошителя?

Я вижу, что она не ладит с Новым Светом так же, как со Старым. Ей не найти покоя ни там, ни здесь… ей было бы лучше оставаться на четвертом или пятом континенте… Воспоминания о времени, проведенном ею в Баварии, приносят ей солидный доход, но… золото надолго не задерживается в ее руках.

Длительное путешествие по Австралии ясно показало мне: у меня больше нет сил ни на темпераментные танцы, ни на молодых любовников.

Кто знает, возможно, это был дальновидный поступок – составить завещание перед отъездом из Калифорнии, потому что я заработала приличные суммы на добыче кварца и в золотоносных предприятиях. Вложения, которые делал Дюжарье от моего имени, спустя некоторое время стали приносить доход, хотя собственная жизнь моего любимого оказалась трагически короткой. Я все еще оплакивала его.

Но когда я покидала Грасс-Валли и сам Запад, отправляясь в путешествие по Тихому океану к новому Золотому побережью, в Австралию, я ничего еще об этом не знала и пребывала в привычном для меня хорошем расположении духа.

Сначала были два долгих месяца путешествия из Сан-Франциско до Сиднея, потом длительные переходы по суше от города к городу этого огромного, чужого и необжитого континента.

Были и неизбежные препирательства внутри компании исполнителей, и «поединки на хлыстах» с моими недоброжелателями в местных газетах, ибо кто же не слышал о резвости моего характера и моего хлыста.

Был и неизбежный роман с ведущим актером, высоким и привлекательным комедийно-романтическим героем-любовником по имени Франк Фолланд. Он обеспечивал брошенную им в Цинциннати жену и детей, но сердце его было свободным от привязанностей, и в скором времени я там обосновалась.

Однако что-то довлело над моей душой и телом. Во время австралийского тура я не только утратила способность выходить на бис, но в некоторые вечера у меня просто не хватало сил ни актерствовать, ни жить вне сцены. Головные боли полосовали мой мозг не хуже ударов хлыста.

Австралию, подобно моей любимой Калифорнии, тоже сотрясала золотая лихорадка. На приисках меня обожали. Я завоевала старателей своими пьесами и тарантеллой. Кстати, они находили танец отнюдь не таким постыдным, как о нем говорили, и выражали свое неудовольствие по этому поводу.