Кэрол Дуглас - Железная леди Страница 6

К счастью, после дела Монпансье – которое началось с утопленника на столе в доме Брэма Стокера[11] в лондонском Челси несколько лет назад, а закончилось предательством и потерянным сокровищем в Монако, – все было тихо. Впрочем, то дело было раскрыто прошлой осенью, а 1889 год уже наполовину прошел, и, к счастью, на горизонте не наблюдалось никаких признаков нового запутанного расследования. И нынче я, словно праздный матрос, полирующий латунь, наводила лоск на реликвии, оставшиеся от предыдущих приключений, и в тайне надеялась, что они станут последними в своем роде. Для уважаемой супружеской пары существуют более приличные занятия, чем вмешиваться в чужие дела, особенно если таковые касаются краж, убийств, незаконных отношений и других еще более отвратительных вопросов.

Тихо клокоча в горле согласными и гласными за моей спиной, Казанова покивал красно-зеленой головкой в знак согласия и обратил жадный взор на осьминога от Тиффани, щелкая большим желтым клювом. Раньше я не задумывалась о подобной возможности и, перестав полировать, принялась смаковать восхитительную перспективу – конечно, сугубо теоретическую, – убить, так сказать, двух зайцев одним камнем, скормив отвратительную брошь столь же мерзкой птице.

Глава пятая

Чужой в раю

Птичка королек села на железную спинку кованого стула Ирен и завертела своей невинной коричневой головкой, надеясь заполучить французское пирожное.

Ирен сразу замерла, отщипнула кусочек и протянула его пичуге, положив на ладонь, как на тарелку. Птичка схватила угощение и перелетела на булыжную мостовую, чтобы насладиться лакомством.

– Да уж, Ирен, – сказал Годфри, смеясь, – я знаю, что ты слишком долго ничем не занималась, поэтому применяешь свои чары, выманивая птиц из зарослей каштана. Тебе требуется более увлекательная игра.

В отличие от птицы, Ирен не столь легко поддавалась на приманки – она лишь улыбнулась и смахнула крошки пирожного с юбки.

Хотя Париж стоял покрытый пеленой не по сезону серого неба, Ирен цвела, как голландский тюльпан, в своем костюме из новой ткани «буффало ред» – эффектный темный цвет щедро оттенял высокий ворот, баску, пояс и переднюю часть юбки с завитушками в стиле рококо из черного шнура и бисера. Фетровая шляпа того же красного цвета со страусовыми перьями и черной бархатной лентой возвышалась на каштановых с рыжим отливом волосах и придавала подруге сходство с корольком, чье дерзкое любопытство сочеталось с трогательной надеждой, если не с откровенной жадностью.

– Ты же не хочешь сказать, Годфри, – спросила она с затаенным нетерпением, – что среди своих чрезвычайно скучных деловых документов нашел какую-нибудь загадку, которую я могла бы разгадать?

– Боюсь, мой шкаф пуст, – произнес адвокат, поспешно отпивая черный кофе, к которому пристрастился после знакомства с Ирен.

Годфри тоже выглядел весьма debonair[12], как говорят французы: на нем был блестящий цилиндр и костюм для прогулок, в руке – трость из ротанга. Окружающие не всегда замечали, насколько Годфри привлекателен, потому что красота и стиль Ирен по-королевски поглощали все внимание публики. Ее неизменно окружал ореол оперной дивы, которой она когда-то и являлась, а ее уверенность в себе и интеллект были поразительными чертами для женщины.

Неудивительно, что все взгляды посетителей небольшого уличного кафе в могучей тени собора Парижской Богоматери были прикованы к очаровательной пантомиме – кормлению маленького коричневого королька, который снова пристроился за ее плечом, чтобы попросить добавки.

Говоря о маленьких коричневых корольках, пожалуй, мне следует упомянуть о собственном статусе и наряде в конце июня 1889 года. Тогда моя привычка все записывать в дневник меня не подвела, и к вечеру стало ясно, что тот день оказался просто удивительным, если не сказать большего. Утром, однако, я совершенно не подозревала о грядущих событиях и была одета в коричневый костюм для прогулок из шотландки, отделанный замшевыми манжетами и воротничком. Шляпку из бархатистого фетра украшал плюмаж из страусовых хохолков в оттенках от светлого до темно-коричневого, как плохой кофе, разбавленный разным количеством сливок. Шляпа была куплена в Париже по указанию Ирен, несмотря на мои опасения по поводу излишней фривольности фасона. Впрочем, не стоило беспокоиться: я могла бы напялить алые атласные шаровары и рубаху из дерюги, и на меня никто не обратил бы внимания в компании Ирен.

К счастью, я никогда не страдала от такой женской слабости, как жажда внимания к собственной персоне, а красота Ирен была столь очевидна, что конкуренция не имела смысла, поэтому мы составляли идеальную пару. Я уже давно привыкла к такому положению вещей и даже испытывала облегчение, что окружающие меня не замечают на фоне моей потрясающей спутницы.

Ирен требовался не просто слуга, который стоит в сторонке и ожидает указаний, но компаньон, который сидит рядом и все подробно записывает, – таковой и была моя вынужденная роль в наших предыдущих авантюрах, например, в побеге от короля Богемии, неприятном инциденте с утонувшим моряком, приключениях наследницы с татуировкой и в других навязчивых загадках, которые слетались к Ирен, будто… будто корольки Парижа.

– Ты задумчива, моя дорогая Нелл. – Годфри наклонился в мою сторону, прищурив серо-стальные, как сегодняшнее небо Парижа, глаза. – Без сомнения, тебя тревожит вероятность, что Ирен найдет новое таинственное дело для расследования. Впрочем, здесь от подобных скандалов тебя хранит святая тень собора Парижской Богоматери.

– Действительно, святая, – признала я, – но излишне вычурная на мой протестантский вкус. – Я посмотрела на гаргульи, ухмыляющиеся с выступающих парапетов, что венчали громадину собора на другой стороне улицы. Вне всяких сомнений, эти древние каменные стражи куда успешнее отгоняли демонов, чем я охраняла Ирен от искушения тайной.

Мой взгляд опустился на землю и на половину населения Парижа, вышедшую на воскресную прогулку в своих лучших нарядах, а потом остановился на убогой фигуре – смуглом мужчине с бородой в балахоне и синем тюрбане, который, вероятно, материализовался сам собой, как Мефистофель в истории про Фауста. Не в моих привычках глазеть на менее удачливых или, возможно, весьма опасных особей, но было ясно, что это… существо смотрит на нашу троицу.

– Годфри…

– Да? – Взгляд адвоката оторвался от Ирен и жадной маленькой птички.

– Там человек…

– На улицах Парижа они встречаются, причем в довольно большом количестве.

– Он за нами наблюдает.

Годфри печально улыбнулся:

– Используя множественное число, ты великодушна, Нелл, но не точна. Наверняка он наблюдает за Ирен. Большинство мужчин именно так и поступает.

– Ты относишься к подобным вещам чрезвычайно разумно, Годфри. Без сомнения, хладнокровие необходимо в зале суда. Но этот субъект – правда, я смотрела на него недолго, не желая, чтобы у него возникли иллюзии насчет причины моего интереса, – выглядит очень свирепо. Он совсем не похож на джентльмена-христианина!

Годфри огляделся с той восхитительной сдержанностью, которой Ирен обычно ожидает от меня, хоть и безуспешно.

– Ага, вижу, – кивнул он. – Восточный мужчина с бородой, то ли нищий, то ли разбойник, но, без сомнения, в твоих глазах он безбожник. Однако Париж – это перекресток Европы, и люди всех рас свободно устремляются сюда.

– Но не для того, чтобы глазеть на нас! Пусть даже на одного из нас. Меня это очень беспокоит.

– Он наверняка сейчас уйдет. И мы тоже можем отправляться. – Годфри взял трость и наклонился к супруге, которая слишком увлеклась кормлением необычно ручного королька. – Думаю, нам уже пора, – тихо предложил он.

Ирен встала, потом начала надевать свои стильные, но слишком уж эффектные черные перчатки, подходящие разве что для траура:

– Я была невнимательна к тебе, дорогой? Ужасно сожалею. У меня возник вопрос: понравится ли Казанове этот малыш в качестве соседа… хотя, боюсь, Люциферу он точно понравится!

Люцифером звали черного персидского кота, которого Ирен преподнесла мне в подарок, когда я приехала в Париж в прошлом августе. Он был большим и ленивым, и, несмотря на мою неприязнь к кошкам, частенько лежал поперек моего дневника, когда я писала, или устраивался у меня на коленях, когда я пыталась заниматься какими-нибудь домашними делами, например вязанием, которое безжалостно рвали его зловредные когти.

– Нам в самом деле лучше уйти, – произнесла я, беря сумку. – Вот в чем проблема так называемых «романтичных» уличных кафе в Париже: они представляют собой аквариум для акул, которые рыскают по улицам в поисках добычи. Годфри, тот негодяй не двигается с места. Между прочим, теперь он направляется к нам. Поторопитесь!