Майкл Грубер - День мертвых Страница 66

– Ну что ж, если вы правы, то насчет прибыли можно не беспокоиться: нас всех перестреляют, прежде чем мы начнем голодать. Кстати, о стрельбе…

С дальнего конца colonia послышался оружейный треск.

Рабочие, трудившиеся над огневыми позициями, подняли головы. В одном из них Мардер узнал Ньянга, гостя из контейнера. Прислушавшись, азиат улыбнулся. Он нарисовал в воздухе круг и несколько раз проткнул его пальцем, затем вернулся к работе.

– Так это просто учебные стрельбы, практикуются с новыми автоматами, – сказал Мардер. – Может, сходим, посмотрим? Вам интересно будет это заснять.

Они спустились и побрели через colonia.

– Какая-то непривычная суета, – заметила Пепа.

Люди и в самом деле двигались живее обычного, развозя грузы на тачках, тележках, бывших трехколесных мотоциклах, и повсюду царила то ли напряженная, то ли выжидательная атмосфера, как будто все готовились к фиесте. Мардер получил традиционную порцию улыбок и приветствий, за вычетом единственного семейства, погрузившего весь свой скарб в ручную тележку и явно направлявшегося куда подальше. Однако еще одна семья, почти с такой же тележкой, ждала заселения в свой новый домик; дети застенчиво улыбались, мать выступила вперед, представила своих родных и пояснила, что ее муж уже на el golf, упражняется с новым оружием.

Они зашагали дальше, и Мардер произнес:

– Вы читали когда-нибудь у Оруэлла, какой была жизнь в Барселоне, когда анархисты захватили власть в Гражданскую войну?

– Может, и читала, – ответила журналистка. – А что?

– Как он пишет, больше всего его поразило, что в ресторанах, на улицах – всюду, словом, – пропали всякие следы раболепия. Официанты вели себя как вельможи и отказывались от чаевых. Все классовые приметы исчезли за одну ночь.

– Но ведь в конце концов они потерпели поражение, правда?

– Да, но хотя бы ненадолго у них что-то такое было, и теперь у нас есть то же самое. Я пытался внушить людям, что не надо воспринимать меня как очередного богатого козла, и они наконец перестали. Ну-ка, а это что такое?

Он остановился перед скобяной лавкой, которая принадлежала некоему Энрике Вальдесу. Тот обыкновенно занимался изготовлением фонарей под свечи и религиозных изделий из луженой жести. Теперь же пространство перед лавкой – она служила также домом – было уставлено коробочками изогнутой формы, каждая размером с небольшой портфель. Сверху их ничто не закрывало, снизу у всех имелись припаянные ножки, позволявшие ставить штуковины или вкапывать в мягкий грунт. Мальчик-подросток при помощи болгарки делал насечки на вогнутых боковинах, его младший брат отматывал с катушки толстую колючую проволоку, нарезал на короткие куски и бросал в ведро. Сам Вальдес переливал в одну из коробочек какую-то сероватую массу из большой металлической бочки.

– Знаете, это изумительно – я здесь живу, но понятия не имел обо всех этих приготовлениях.

– Что они делают?

– Это противопехотные мины направленного действия. А он сейчас разливает взрывчатую смесь из удобрений и дизтоплива. Что ж, этих ингредиентов у нас навалом, а Скелли наверняка позаботился о детонаторах. Когда мина срабатывает, получается направленный взрыв – вот для чего этот паренек делает насечки с одной стороны. Врагу в лицо летит заряд шрапнели, в данном случае – колючая проволока. Обратите внимание, он каждый раз меняет рисунок надрезов. Как это ужасно, как восхитительно, как по-мексикански!

Мардер улыбнулся своей спутнице, но та посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.

– Вам нравится быть командиром, да?

– Нисколько. Я бы куда охотней жил в мире и торговал бы всякими поделками. Но раз уж все так сложилось, то не отказывайте мне в праве хоть немного позабавиться. Кроме того, ходить с веселым лицом – моя обязанность.

– Ну еще бы вам не веселиться. Когда все полетит к чертям, вы можете махнуть на какой-нибудь другой пляж, а эти campesinos останутся в дерьме.

– Вы глубоко заблуждаетесь. Я намерен умереть здесь. – Он топнул ногой. – Здесь, на моей земле. И еще, если позволите, ваши цинизм и нигилизм видятся мне избыточными даже по стандартам журналистики. Казалось бы, вы должны поддержать горстку людей, которые пытаются противостоять омерзительной социальной язве, унесшей жизни сорока тысяч мексиканцев, однако все, что я слышу, – это брюзжание и грязные домыслы относительно моих мотивов. Это не объективность; тут что-то личное. Либо сказывается ваша неприязнь ко мне, либо вы окончательно пали жертвой философии no importa madrismo. Так или иначе, но я больше не желаю слушать эту дребедень. Не можете без подколок – идите гуляйте.

Мардер двинулся дальше, не особо интересуясь, идет она следом или нет. Стрельба стала громче, и вскоре он вышел на окраину обитаемой части colonia, к полю, известному в селении как el golf. Скелли распорядился вкопать столбики, между которыми затем развесили на проволоке бумажные мишени в виде силуэтов. Несколько мужчин, выстроившись в ряд, палили по ним то одиночными выстрелами, то очередями по три патрона. Позади стрелков сгрудилась группа побольше – эти покуривали и подбадривали товарищей криками. За начальника стрельбища был Рафаэль, а Скелли меж тем присел на корточки и демонстрировал кучке мексиканцев, как в полевых условиях разобрать и почистить автомат Калашникова.

Это было все равно что смотреть на танцующего Нуреева – наблюдать за человеком, который умеет делать что-то лучше всех на свете. Скелли действительно знал, как наладить оборону с помощью нерегулярных сил, как подготовить и вдохновить людей, как использовать их сильные стороны и компенсировать слабые. На глазах Мардера все без исключения молодые мексиканцы научились выполнять нехитрые манипуляции с оружием, которое, если задуматься, как раз и создавалось для таких вот простоватых, неловких солдат.

– Я впечатлен, – сказал Мардер, когда урок закончился и они со Скелли отошли в сторонку от остальных. – Ты очень многого добился в невероятно сжатые сроки. Как думаешь, у нас есть шансы?

Скелли пожал плечами.

– Ну да, если головорезы у них кончатся раньше, чем у нас пули. – Он взглянул на огневой рубеж; Пепа Эспиноса снимала на камеру стрелков и брала интервью у тех, кто дожидался своей очереди. – Как твоя подружка? Кажется, она в своей стихии.

Репортерша отвлеклась и посмотрела в их сторону. Это был своеобразный взгляд – вызывающий и одновременно обиженный.

– Да, – произнес Мардер. – Это у вас общее. Кстати, о подружках: где сейчас Лурдес?

– Присматривает за малышней. Росита организовала детский садик.

– Нам надо об этом поговорить.

– О детях?

– Нет, о Лурдес. Я хочу, чтоб она уехала. Ее ждет актерская школа в Мехико. Уговор был такой.

– Может, стоит спросить ее, чего она сама хочет?

– Может, это взрослые должны принимать решения за младших? Что ты будешь с ней делать, Скелли? Женишься? Дашь ей работу, дом, детей? Господи, да ты ей в дедушки годишься!

– А может, ты принимаешь отцовскую роль слишком близко к сердцу, шеф? Давай закроем тему, ладно? И вот еще что: если б тебе было с кем перепихнуться, тебя бы меньше волновало, как там дела у других.

– Тут не о сексе речь, – отрезал Мардер. – А о жизни человека. Я высылаю ее в Дефе.

Последовала игра в гляделки. Скелли отвел глаза первым и рассмеялся.

– Слушай, Мардер, тут вот какое дело. Это война, а я ее веду, так что могу брать любую девушку, какую захочу, и на столько, на сколько захочу, а хочу я Лурдес. Ничего сложного. Вот после войны – при условии, что победим, – можно будет потолковать об уговоре. Ну а мне пока что надо обойти периметр.

Он ушел, бросив Мардера наедине с яростью, которую тем труднее было сдержать, что причина ее оставалась непонятной. Уже много лет никто не приводил его в такое бешенство, кроме него самого.

– И что это было?

Обернувшись, он увидел Пепу.

– Ничего. Маленькое недоразумение.

– Нет, тут что-то было, – возразила она. – Видели бы вы свое лицо – вы на него с таким выражением смотрели, будто пристрелить готовы.

Мардер окинул ее хмурым взглядом.

– Вы просто не можете не репортерствовать, да?

– С вами – не могу. Вы как большой мешок с секретами и ложью. И я тешу себя надеждой, что если вас постоянно подзадоривать, то что-нибудь да выглянет наружу.

– Я с вами всегда был откровенен.

– Да ну. Тогда скажите честно, о чем сейчас спорили.

– Строго между нами?

– Если хотите.

Он рассказал.

– Что вы намерены предпринять?

На ее лице был написан жадный интерес. Внезапно Мардера осенило.

– Я намерен увезти ее отсюда, а вы мне в этом поможете.

– Нет-нет, сеньор. Один раз я с удовольствием вам помогла, но у меня нет желания ввязываться…

– А вот и есть. Я же вижу, вы из журналисток нового поколения, вам хочется самой участвовать в событиях. Одной объективности Хосефине Эспиносе мало, о нет. Ей не хватает…