Петер Аддамс - Обезглавленная Мона Лиза Страница 11

По натуре медлительный и робкий, на этот раз он действовал быстро выключил фонарь и бросился — на землю рядом с машиной. Он замешкался на какую-то секунду, раздался глухой щелчок, и пуля вошла ему в висок.

Смерть наступила мгновенно. Рассеянная улыбка застыла на лице Анджело. Казалось, будто он продолжал думать о своей матушке с ее гусями и о том, что покончил, пусть в последний свой час, со старой жизнью, чтобы начать новую.

Жандармский лейтенант Буффе, прибывший на место преступления, сразу обнаружил в машине Табора взрывное устройство. Это свидетельствовало о заранее подготовленном убийстве.

Он доложил обо всем в Руан, в комиссию по расследованию убийств, и распорядился, чтобы ни Леора, ни Ожид не покидали отель.

Лейтенанта особенно насторожило поведение любовницы Табора.

Вид у нее был такой, будто она опасалась разделить участь своего приятеля. Леора явно скрывала что-то очень важное, и Буффе принял меры по ее охране: поставил одного жандарма перед входом в отель, второго — в холле.

Она сидела в своем огромном, ярко освещенном лампами номере, и от страха ее всю трясло. Слова Табора о том, что ей могут перерезать горло, не выходили у нее из головы. Сначала она решила откровенно рассказать все молодому лейтенанту, но потом передумала: раз никто не знает, что она подслушала разговор художника с Пьязенной, то с какой стати ей даром выдавать секреты, которые однажды смогут принести ей целую кучу денег. Так глупо, как Табор, она наверняка не поступит, нет.

Неожиданно за окном появилось бледное, как у призрака, морщинистое лицо. Леора неестественно широко раскрыла рот, пытаясь закричать… и не смогла издать ни звука. Но тут она узнала Пьязенну, и у нее отлегло от сердца — его-то она не опасалась. Когда он несколько раз жестом попросил ее открыть окно, Леора, наконец, поняла, что от нее требовалось.

— Как вы добрались до моего окна? — Она посмотрела вниз, до земли было метров двадцать. — Тут же нет лестницы.

Жокей беззвучно рассмеялся.

— Здесь я бы поднялся, даже имея протез вместо ноги.

Она непроизвольно взглянула на его короткие кривые ноги, на руки, доходившие почти до колен, как у карлика. Выслушав сбивчивый рассказ Леоры, Пьязенна медленно погладил ладонью нос, раздробленный когда-то в драке кастетом.

— Никому не говорите, что вы знаете о чем-либо, что связано с Анджело Табором. Но непременно сделайте одно: сразу после допроса скройтесь. Иначе вам наверняка придется встретиться со своим любовником на том свете. Кстати, несколько недель назад я принес Табору фотографию Эреры в ее лучшие годы. Где она?

— Не знаю, понятия не имею, — пролепетала Леора. — Может быть, он взял ее с собой.

Пьязенна оглядел комнату и понял, что потребуется не один час, чтобы обыскать ее. Он обернулся к Леоре.

— Надеюсь, ты не врешь мне, куколка. Это очень сильно повредило бы твоей внешности. Даже самые смазливые рожицы под землей быстро портятся.

Ее губы задрожали.

— Клянусь, я не знаю, где эта фотография.

— Хорошо, тогда получше поищи ее. Найдешь — сразу дай мне знать: под каким-нибудь предлогом позвони в магазин Гранделя. Потом я скажу тебе, как действовать дальше. Хорошенько запомни мои слова, маленькая очаровательная крыса. Ты слишком глупа, чтобы в одиночку справиться с людьми, которые охотились за Табором.

Визг тормозов перед входом в отель заставил их насторожиться.

— Я исчезаю, а ты не забудь, что я тебе сказал.

Леора закивала в ответ.

Когда бывший жокей не спеша покинул комнату через окно, сделав это так же спокойно, как если бы вышел в дверь, Леора подумала: «Такой парень не даст себя так просто убить. Надо будет, он и сам кого хочешь отправит на тот свет».

Табор для нее уже давно умер, еще до того как в него попала пуля. Леора не сомневалась, что через пару дней навсегда забудет о нем. «Так хорошо, когда ты со мной…» — вполголоса запела она веселую песенку и пошла к туалетному столику, чтобы привести себя в порядок.

В дверь постучали. Леора прервала пение и придала своему лицу выражение глубокой скорби.

13

Пери сидел в кабинете и пристально разглядывал дыру от гвоздя в стене. Год назад он вбил его, чтобы повесить игрушечного паяца, которого купил в магазине. Смешная игрушка оживляла казенную обстановку кабинета. Пери, улыбаясь, дергал иногда потешного человечка за веревочку, и тот выделывал забавные фигуры, будто танцевал. Какая-то уборщица стянула паяца, по-видимому, для своего сынишки или внука.

Теперь, глядя на дырку в стене, Пери закипал от ярости.

Его шеф Фюшон, которого он терпеть не мог за пристрастие к политическим интригам и полное незнание дела, вызвал Пери и попросил доложить о ходе расследования несчастного случая с Мажене. Фюшон держался с ним подчеркнуто любезно, как несколько дней назад, когда задним числом сообщил ему об освобождении Гранделя.

— Мне кажется, мой дорогой, вы разрабатываете ложные версии, это тормозит вашу работу, иначе вы продвинулись бы значительно дальше, — с умным видом прогнусавил Фюшон. — Во всяком случае, я советую вам подальше держаться от предположений, которые могут привести вас к неудачам, как в случае с Гранделем. Вам известно, что на следующий день после его ареста пресса весьма нелестно отозвалась о нас? — И, помолчав, прибавил: — Вам следует серьезно заняться Ламбером. Держу пари, этот парень причастен к смерти Мажене больше, чем кто-либо другой.

Пери стиснул зубы, чтобы не высказать Фюшону все, что о нем думает. Решение раскрыть убийство Мажене еще более окрепло в нем. Он достаточно долго прослужил в уголовной полиции, поэтому сейчас понимал: дело имело закулисную сторону, куда заглядывать было опасно. Но он, черт побери, не Фюшон и не собирался делать карьеру его методами.

Было уже восемь, и большинство кабинетов на набережной Орфевр давно опустело, лишь в нескольких окнах еще горел свет, но Пери по-прежнему в раздумье разглядывал стену. В ожидании сведений о Гранделе из Интерпола, он перебрал в уме множество вариантов, наконец около девяти поступило сообщение. Пери ждало разочарование. Интерполу также ничего не было известно о Гранделе.

И материал, собранный Ситерном о Пьязенне и Веркруизе, не продвинул дела. Веркруиз, заключавший мелкие комиссионные сделки на антиквариат, не имел столкновений с полицией. Список судимостей Пьязенны был длинным, он неоднократно сидел за кражи со взломом, однако с момента убийства жены, которое так и осталось нераскрытым, Пьязенна не был замечен в нарушении закона.

Больше всего Ситерн разузнал о Ламбере. Он был внебрачным ребенком священника, изучал право, затем начал работать судебным репортером в одной из парижских газет. Но вскоре он поссорился со своим начальством и по договору с другой газетой переселился в Соединенные Штаты. В Чикаго ему удалось проникнуть в преступный мир, и его репортажи тех лет о связях политиков и бизнесменов с мафиози вызывали сенсацию. По возвращении на родину Ламбера приняли на должность ведущего репортера «Всемирного обозрения», которое выпускал Мажене. Однако между ними произошла серьезная стычка из-за статьи, которую Мажене отказался публиковать. Другой причиной их раздора была приятельница Мажене, ставшая любовницей Ламбера.

— Ты проверил, где он находился вечером одиннадцатого октября? — спросил инспектора Пери.

— По его словам, у любовницы своего шефа, чтобы помочь ей скоротать долгие, томительные часы в ожидании любовника. Он, разумеется, выражался намного крепче и циничнее. — Ситерн прискорбно покачал головой: — Так или иначе, сказанное им невозможно проверить. Если любвеобильная особа откажется от своих прежних показаний, у нас нет оснований для обвинения Ламбера.

— Я еще раз допрошу эту девицу, — решил Пери.

Ситерн сморщился, будто от зубной боли.

— У меня такое впечатление, что и Ламбер идет по следу, на который напали мы.

— Одно не исключает другого, — изрек Пери. — Наоборот. Предположим, Ламбер, несомненно пронырливый парень, узнает о каких-то делишках Гранделя, дает материал Мажене, а тот боится его публиковать. Он, хоть и любит затрагивать в своем «Всемирном обозрении» пикантные темы, не допускает на его страницы ничего, что грозило бы серьезным скандалом. Мажене говорит: «Вы сошли с ума, Ламбер», — сам же тайно информирует тех, кого напрямую затрагивают разоблачения Ламбера.

Ситерн сложил губы трубочкой, точно собирался свистнуть. С печальным, как у таксы, лицом он заметил:

— Если все обстоит именно так, то наш дорогой префект Фюшон может оказаться прав. Жаль, конечно, но убийство есть убийство.

Пери ничего не сказал. Он отпустил Ситерна и еще раз просмотрел донесения, лежавшие перед ним на столе. Он хотел уже закрыть папку с делом и отправиться домой, когда в кабинет ворвался Фонтано с известием об убийстве Табора.