Дарья Донцова - Фокус-покус от Василисы Ужасной Страница 12

Хорошо, что в этот момент Лариса была дома, потому что девочка сначала впала в истерику, а затем села на стул, сложила на коленях руки и перестала реагировать на окружающих.

Перепуганная Лариса вызвала врача. Доктор сделал Майе укол, велел уложить ее в кровать и пообещал: «Скоро она в себя придет».

Майя и впрямь уснула, а Лариса, слегка успокоившись, поехала в парикмахерскую. Не надо считать ее черствым человеком и плохой матерью.

Лара обожает Майю, но она просто не понимала, кем был Волков для дочери. Лариса совершенно искренне думала: ну, попробовала дочь поиграть в певицу, да, видать, не судьба. Сейчас поспит, успокоится и забудет про глупые идеи.

Но подросткам свойственны категоричные решения и депрессивные настроения. У Майи создалось впечатление, что ее жизнь рухнула, все надежды убиты вместе с Романом, а раз так, то и жить ей незачем.

От непоправимого несчастья спасла неприятная неожиданность. Лариса спокойно села в кресло к мастеру, тот нанес ей на волосы краску, потом смыл. Лара уставилась в зеркало и принялась возмущаться. Вместо оттенка «золотая пшеница» ее волосы приобрели интенсивно рыжий колер, цвет «сумасшедшего лиса, объевшегося морковки». Ларка распсиховалась и уехала из салона, отказавшись перекрашиваться. Всю дорогу до дома она то рыдала, то строила планы, каким образом наказать незадачливого цирюльника, а войдя домой, увидела Майю, которая именно в этот самый момент, надев на шею петлю, собиралась шагнуть с табуретки.

– Умоляю, – истерически выкрикивала сейчас Лара, – поговори с ней, она тебя любит и уважает. Заперлась в комнате! Давно! Молчит! Господи, как бы она из окна не выбросилась!

– У вас первый этаж, – напомнила я.

Но Лариска продолжала рыдать.

– Успокойся, – велела я, – выпей воды, умойся и постарайся замолчать. Девочке плохо, и от твоих визгов ей делается лишь хуже.

Лара, зажав руками рот, побрела в ванную.

Я пошла по коридору в обратную сторону, постучала в высокую двухстворчатую дверь и сказала:

– Майка, впусти.

Следующий час я слушала истерику девочки.

Никаких разумных доводов типа «давай обратимся к другому продюсеру» она не понимала. В конце концов я воскликнула:

– Хорошо! Вы с мамой можете сколько угодно рассказывать всем, что папа с вами больше не живет, но мне понятно – это не правда.

Майя хмуро кивнула:

– Он боится сесть в тюрьму за неуплату налогов и еще того, что у нас все конфискуют.

– Хорошо, значит, звоним сейчас отцу, объясняем ситуацию, просим денег и ищем нового продюсера, их много. Или пытаемся раскручиваться под эгидой известного певца. Вот, допустим, Олег Газманов, похоже, он порядочный человек. Давай к нему обратимся. Не реви, утри сопли и немедленно набирай номер папы.

Майя мрачно уставилась в окно.

– Уже!

– Что?

– Уже беседовали! Мама в салон подалась, а я папке звонить кинулась. Пересказать, что я услышала?

– Да.

– Ну, если опустить все неприличные слова, получится так: «Я воспитывал дочь не для карьеры проститутки. Сам бы Волкова убил, узнай раньше о его планах. Денег не дам ни гроша и всем знакомым запрещу тебе хоть копейку ссудить. Я не намерен наблюдать, как моя родная девочка превращается в наркоманку, кривляку и подстилку для всех…»

Майя замолчала, я тоже притихла. Юра очень упрямый человек, переубедить его совершенно невозможно. Если Юра говорит «да», то можете быть уверены, он не подведет, но, коли вымолвил «нет», больше не тратьте времени зря. С таким же успехом можно пытаться сдвинуть с пьедестала памятник Петру I работы Зураба Церетели. Кричи, вопи, ругайся, колоти его ногами – он будет стоять всем назло.

– Я покончу с собой, – решительно заявила Майя, – можете запихнуть меня в психушку, посадить на цепь! Перехитрю всех, извернусь и найду способ уйти из жизни, в конце концов просто перестану дышать.

Мне стало страшно, в произнесенных словах не было истерики, в них звучала холодная решимость. А я хорошо знаю: если человек на самом деле, а не в порыве минутной слабости задумал покончить с собой, он обязательно это сделает. Уследить за таким субъектом практически невозможно.

Надо действовать немедленно.

Я схватила Майю:

– Ну и хрен со всеми! Я сама стану твоим продюсером.

Девочка уставилась на меня:

– Ты?

– Да!!!

Неожиданно Майя рассмеялась:

– Ничего более идиотского никогда не слышала.

Я обрадовалась ее улыбке и затараторила:

– Зря ехидничаешь. Я стала писательницей, известной, имею связи среди журналистов, и вообще… Я отлично знакома с такими людьми.., такими… Ты слышала про Сергея Крыжовникова?

Майя моргнула.

– Думаешь, его хоть кто-нибудь среди певцов не знает? Это же «Русское радио».

– У тебя песня записана?

– Да.

– Давай сюда диск!

Майя вскочила, бросилась было к книжным полкам, но потом притормозила и с подозрением спросила:

– Зачем?

– Отнесу Крыжовникову прямо сейчас, он поставит его в ротацию!

– Врешь!

– Не сойти мне с этого места.

Через минуту в моих руках оказалась тоненькая пластиковая упаковка. Майя повисла у меня на шее.

– Вилка, помоги!

– Без проблем, только во всем слушайся меня.

– Ага.

– Сейчас выходишь из комнаты…

– Хорошо.

– Умываешься, причесываешься, извиняешься перед мамой за то, что довела ее почти до инфаркта.

– Согласна.

– Я же начинаю работу. Раскручу тебя.

– Ага.., а деньги откуда?!

– Я сделаю все бесплатно.

– Ага.., обещаешь, точно?

Чтобы вытряхнуть Майю из депрессии и заставить ее забыть про веревки, бритвы, воду, высокие этажи и таблетки, я была готова сейчас пообещать ей что угодно.

– Конечно! О тебе напишут журналисты, тебя будут снимать в кино, твои песни станут литься из каждого плеера и радиоприемника, фанаты армиями примутся штурмовать ваш подъезд… Да всю страну от тебя пере колбас ит!

Майя хихикнула, потом снова стала серьезной.

– И когда от меня Россию плющить начнет?

– Уже через месяц пожнешь первый успех! – сгоряча выкрикнула я и прикусила язык.

Надо бы назвать другой срок, но уже поздно.

Майя вцепилась мне в плечо.

– Ладно, я буду выполнять все, что ты прикажешь, голой по Тверской побегу, с белым медведем прилюдно в зоопарке потрахаюсь, но если к середине лета не услышу себя по радио, то.., то… то.., все! Ничто меня не остановит.

Глаза девочки начали наливаться слезами, губы сжались в нитку, я снова испугалась, но нашла в себе силы спокойно сказать:

– Прекрати идиотничать. Когда за дело берется человек с моими возможностями и связями, то облома не будет. Прямо сейчас еду на «Русское радио».

Внезапно Майя упала на колени и обняла мои ноги.

– Вилка! Я все ради тебя сделаю, все! Только помоги. Ты будешь старенькая, парализованная, сумасшедшая, а я стану из-под тебя горшки таскать и инвалидное кресло возить, я благодарная!

Я подняла Майю.

– Знаешь, милая, – усмехнулась я, – если увидишь, что Виола Тараканова превратилась в безумную развалину, неспособную самостоятельно дотащиться до туалета, сделай одолжение, пристрели меня. Хотя, надеюсь, события все же будут развиваться не столь трагично. Ладно, я поехала, а ты приведи себя в порядок и успокой маму.

К Крыжовникову я попала без всяких проблем.

Приехала на улицу Казакова, позвонила по местному телефону Юле и, услышав ее слегка задыхающееся «да», сказала:

– Это Арина Виолова.

– Ой, здрассти, здрассти, – затараторила Юля.

– Мне необходимо прямо сейчас попасть к Крыжовникову.

– Ну… – замямлила было Юля.

– Я стою у вас в холле, возле охраны.

– Сейчас спущусь, – пообещала девушка.

Очутившись в приемной, я отказалась от растворимого кофе и велела Юле:

– Веди меня к Крыжовникову!

– Я всего лишь помощница его секретаря, – объясняла Юля, – ваще никто.

– Хорошо, скажи его секретарю: Виола Тараканова, она же Арина Виолова, привезла из изолятора временного содержания крайне важную информацию от Сергеева.

Юля ойкнула и мгновенно испарилась, не было ее минут десять, потом вдруг распахнулась дверь, и строгий девичий голос сказал:

– Госпожа Тараканова? Крыжовников ждет вас.

Один из самых могущественных людей российского радиоэфира оказался неожиданно совершенно лысым. Отсутствие волос на голове компенсировалось бородой и очаровательной улыбкой.

Увидев меня, он встал и тут же велел секретарше:

– Полина, кофе.

– Если он у вас, как везде, растворимый, то лучше чай, – быстро предостерегла его я.

Сергей улыбнулся еще шире:

– Вот тут вы не правы. Плохой кофе еще худо-бедно можно выпить, а низкосортный чай нельзя даже понюхать.

Что ж, он «чайник», я «кофейник», и нам не понять друг друга. Человечество вообще распадается на категории: алкоголики и трезвенники, собачники и ярые противники животных, бабники и монахи, любители поспать и вечно бодрствующие…