Клод Изнер - Леопард из Батиньоля Страница 12

— Пожарные! Наконец-то! — закричала какая-то женщина.

Сложный машинно-мускульный организм из людей и выдвижной лестницы, с жилами-тросами и веной-шлангом, приготовился к контратаке. Один пожарный взялся за металлический наконечник, насаженный на шланг, капрал махнул рукой второму, приставленному к паровой помпе. Длинный мягкий рукав скользнул змеей на мостовую, свернулся кольцами. Спазмотическими рывками пошла вода и наконец ударила длинной струей.

Понадобилось два часа, чтобы победить пламя. От того, что было переплетной мастерской и жилищем Пьера Андрези, остался почерневший остов.

Воспользовавшись суматохой, Жозеф подобрался поближе и решился переступить порог обгоревшего домика. Книги превратились в пласты остывающей магмы. Молодой человек поднял отрез шагрени — она рассыпалась в руках. Он приметил три обуглившиеся трубочки — полые цилиндрики сантиметров двенадцати в длину, — бездумно поднял их, сунул в карман и вернулся к хозяину мебельного склада:

— Вы уверены, что слышали взрыв?

— Кто ж его знает, может, и взрыв. Проклятые студенты дел натворили… Ох, беда какая! Мы же все теперь без работы, что ж дальше будет, господи!

Курносая женщина рядом предположила:

— Вероятно, газ взорвался.

— А вы не видели Пьера Андрези? — спросил ее Жозеф.

— Бедняга, он не успел выскочить из мастерской, — покачала головой женщина. — У меня колбасная лавка напротив, через окно все видно. Когда огонь вспыхнул, месье Андрези как раз склонился над прессом… Ах, это ужасно, ужасно, там же столько книг было — загорелось все в секунду…

Книжная лавка «Эльзевир» уже не походила на укрепленный лагерь. Покупатели разошлись, Кэндзи отправился провожать Анатоля Франса. А фрейлейн Беккер заявила, что, пока всех до единого мятежников не арестуют, она на велосипед не сядет — скорее уж оседлает чертово колесо, о котором пишут в газетах,[36] чем подвергнет опасности свою персону и драгоценный механизм, когда на улицах бесчинствуют шпана и силы порядка.

К великому неудовольствию Виктора, примчалась мадам Баллю, консьержка дома номер 18-бис, — ей не терпелось обменяться впечатлениями со своей товаркой Эфросиньей. В итоге все три дамы — точь-в-точь три Мойры — затрещали сороками, сбившись в стаю вокруг конторки. И все три в голос охнули при виде Жозефа в кепи набекрень, потного и раскрасневшегося. Ввалившись в лавку, молодой человек слова не успел сказать — мать кинулась к нему обниматься, благодаря всех святых за то, что вернули ей отпрыска целым и невредимым.

— Котеночек мой бедненький, ты так быстро бежал, за тобой гнались эти разбойники? Говорила я вам, месье Легри, сущие лиходеи! Да посмотрите же на него, он весь мокрый!

— Матушка!

— Не волнуйтесь, мадам Пиньо, он же не снежная баба, не растает, — улыбнулся Виктор, вызволяя своего управляющего из материнской хватки.

— Па… патрон, это… это чудовищно! Месье Андрези… переплетчик… погиб! Сгорел заживо!

— Ах, господи боже, звери! Просто звери — теперь они поджигают честных горожан! — раскудахталась мадам Баллю.

Виктор попытался увлечь Жозефа к подсобке — тщетно. Три дамы, истерично выражая свои чувства, не позволяли мужчинам и шагу ступить.

— Дайте же ему наконец сказать! — возопил Виктор.

— Одни говорят — студенты подожгли, другие кричат — анархисты, третьи считают, что это несчастный случай, пока ничего не известно, никто ничего не видел, не слышал, полная неразбериха, — прорвало Жозефа, — герметизм какой-то…

— Что такое «герметизм»? — вопросила Хельга Беккер.

— Дело темное, — буркнул Виктор.

— …а в итоге пожар, страшный пожар, и все сгорело, всё! — шепотом закончил юноша.

— Я иду туда, оставайтесь на хозяйстве, и ни слова месье Мори, — грозно приказал Виктор, накидывая сюртук и хватая шляпу с тростью.

— А если мадемуазель Айрис спросит? — поинтересовалась Эфросинья, не сводя глаз с Жозефа.

— Будьте тише лани, учуявшей охотника, — ответил Виктор, мысленно поблагодарив Альфонса де Ламартина за полезный афоризм.

Мадам Пиньо сравнение понравилось, она гордо поджала губы и не стала развивать тему. А Жозеф стоял столбом и смотрел на прекрасную евразийку в платье из муслина в белую и розовую полоску с пышным воротником, перехваченным на шейке черной лентой.

— О чем же таком я должна спросить, мадам Пиньо? — осведомилась Айрис, девушка с миндалевидными глазами, только что спустившаяся по винтовой лестнице.

Высматривая фиакр, Виктор почему-то вдруг вспомнил неземное создание, которое прошлой зимой произвело фурор на сцене «Фоли-Бержер». Танцовщица в полупрозрачных одеждах вилась блуждающим огоньком, порхала бабочкой в разноцветных лучах софитов, и эти трепетные пируэты были похожи на его, Виктора, жизнь. Плавная поступь его жизни тоже порой прерывалась змеиными извивами хореографии Лоя Фуллера.[37] Он кружился, сжимая в объятиях тайну, бесновался перед лицом опасности и падал, опустошенный, сдаваясь во власть извечно преследовавшей его скуки. Одна лишь Таша умела развеять сплин и придать смысл его существованию.

Движение было плотным, но фиакров не наблюдалось. Пришлось отправиться пешком. Прорвавшись через громокипящий бульвар Сен-Жермен, Виктор вышел к улице Месье-ле-Пренс. Табличка «УЛИЦА ПЕРЕКРЫТА» его не остановила, и вскоре он уже подходил к тому месту, где стояла мастерская переплетчика. На почерневшей от гари стене здания, к первому этажу которого примыкали мастерская и мебельный склад, черной усмешкой зияла трещина. Страницы растерзанных огнем и водой книг усеивали мостовую. На тротуаре были сложены в кучу стулья, рядом притулился сундук.

— Много жертв? — спросил Виктор у дежурившего на пепелище жандарма.

— Работники мебельного склада как раз перекусывали в бистро «У Фюльбера», когда начался пожар. Повезло им.

— А переплетчик?

— Этому не повезло. Не смог выйти из мастерской.

— Он был моим другом.

— Пожарные говорят, от бедолаги мало что осталось.

Виктор поежился. Обжечь палец спичкой — уже больно, а тут огненная баня… Можно было лишь надеяться, что Пьер Андрези задохнулся раньше, чем до него добралось пламя.

— Известно, как это произошло?

— Пожарные предполагают, что ваш приятель решил выкурить трубку или сигарету рядом с газовой лампой, чиркнул спичкой — бабах! Комиссар с судмедэкспертом повезут тело в морг, но быстро не управятся из-за всей этой катавасии в квартале.

— Будет расследование?

— Ждем инспекторов.

Во время разговора Виктор как бы между делом перешагнул через веревку, натянутую вокруг мастерской, но страж порядка не зевал — ухватил его за рукав:

— Месье, сюда нельзя, попортите нам все улики.

— Простите, я так потрясен… просто хотел удостовериться, что…

— Оставьте мне визитную карточку. Если найдутся какие-то личные вещи, вас известят.

Виктор медленно побрел прочь. Смерть Пьера Андрези поставила его лицом к лицу с самим собой, столкнула в бездну собственного «я», куда он старался не заглядывать. Половина жизни прошла — ради чего? Погоня за редкими книги, бездарно потраченные за изучением библиографических каталогов часы, дурацкие торги с клиентами в лавке — все это вдруг показалось ему таким же бессмысленным, как прежние отношения с женщинами, которых он покорял одну за другой. Каждая победа была всего лишь прелюдией к амурным утехам, поскольку ничего больше не имело значения, и не удивительно, что он пресытился… На подступах к улице Сен-Пер Виктор пришел к выводу, что любовь к Таша — единственное оправдание его присутствию в этом мире, построенном на жестокости, чувстве вины и стремлении к красоте.

«Люди уверены, что для общения с Богом им необходим институт церкви и все его религиозные ритуалы. Но быть может, Бога легче разглядеть, наблюдая за полетом птицы, за тем, как тянется к небу травинка, или любуясь звездным небом, замирая от восторга перед произведением искусства, слушая песню ветра?..»

В лавке «Эльзевир» Виктор с досадой обнаружил, что трех Мойр и один велосипед на посту сменили две матроны. Бланш де Камбрези не заметила, как он вошел, и продолжала вещать, брызжа слюной в мордочку мальтийской болонки, которая съежилась на груди Рафаэль де Гувелин. Отчаянные жесты и ожесточенные кивки последней не возымели действия — Бланш пронзительно разорялась, сотрясаясь от гнева:

— Разумеется, подобные бесчинства недопустимы, и необходимо, дабы власти со всей решительностью обуздали зарвавшихся студентов. Тут я всецело разделяю мнение моего супруга: нашей католической молодежи заморочили голову все эти оккультные секты, исподволь разрушающие наше общество. А откуда они берутся? С Востока! И поток иммигрантишек все растет, шагу некуда ступить — наткнешься на какого-нибудь азиата, и каждый подпевает социалистам! Куда катится Франция!.. Что с вами, дорогуша? Вы застудили шею?