Дарья Донцова - Домик тетушки лжи Страница 15

На ступеньках лежала какая-то странная куча, похоже, кто-то потерял меховую шапку. Я присела на корточки и увидела Хучика. Мопс спал в нелепой позе, в совершенно невероятном для него месте. Как правило, он забивается в кровать ко мне или к Мане. Правда, охотнее всего Хуч проводил бы ночи с Ольгой, только не подумайте, что Хучик больше всех любит Зайку, нет, просто у нас у всех одеяла из овечьей шерсти, довольно тяжелые, а Ольга спит под пуховым. Хучику же нравится, когда на его жирненькое тельце ничего не давит, а поскольку он всегда дремлет, прижавшись к хозяевам, спрятав все тело под плед, то пуховая перинка – это то, что нужно. Но у Ольги в спальне обожают проводить время наши кошки, Фифина и Клеопатра. Устроившись уютненько в семейной постели, киски недовольно шипят, завидя Хуча, а мопс не рискует связываться с противными дамами. Он великолепно знает, какие острые когти прячутся в их бархатных лапках!

Но Хучик никогда не спит на лестнице, на жестких ступеньках, по которым гуляет сквозняк. Такое ощущение, что бедняга брел в спальню и свалился на полпути.

– Миленький, что случилось? – спросила я, трогая шелковую шерстку. – Ты заболел?

Хуч приоткрыл мутные глаза, попробовал встать на коротенькие лапки, но они разъехались, и мопс вновь рухнул на ступеньку. Правда, он не заснул, теперь Хучик громко икал.

Мне стало совсем не по себе. Надо разбудить Маню, вдруг Хучик заболел?

– Не волнуйтесь, – раздался прямо над моим ухом густой мужской голос.

От неожиданности я, забыв, что на мне из одежды только футболка, резко вскочила.

– Кто здесь?

– Не бойтесь, – произнес выступающий из темноты Борис.

Его глаза мигом уставились на мои голые ноги. Я быстро села, натянула майку на колени и поинтересовалась:

– Разве вы не уехали?

– Нет, завтра начнем съемки с утра, Ольга радушно предложила остаться. Зачем вы прячете свои ноги? Кто-нибудь говорил вам, что они очаровательны?

– Да, – обозлилась я, – все мои четверо мужей начинали с того, что сообщали о красоте моих конечностей.

Борис хмыкнул, окинул меня взглядом и сообщил:

– Все остальное тоже замечательно.

Я не люблю, когда мне говорят комплименты, и в отличие от некоторых женщин великолепно знаю: мой выигрышный билет не красота, которой, если признаться, я совсем не обладаю, а ум, проницательность и редкое обаяние. Но, повторяю, комплименты терпеть не могу. В особенности мне не нравится, когда незнакомый мужчина, одетый в джинсы и пуловер, стоит надо мной, полураздетой, в полночь, на темной лестнице и сообщает:

– Дорогая, вы необыкновенно хороши!

На всякий случай я решила сменить тему и быстро спросила:

– А почему вы сказали, что не стоит волноваться из-за Хуча? Он, похоже, заболел…

Борис засмеялся.

– Мопс вылизал ликер, вылившийся на ковер. Все, что не успело впитаться.

Я наклонилась и понюхала морду Хуча. Точно! От нее пахло горьким миндалем. Амаретто! Липкая гадость, которую в доме никто не пьет. Зайка любит коньяк, Кешка – виски, а мы с Маруськой не употребляем ничего крепче кефира. Ума не приложу, откуда у нас взялась эта бутылка, наверное, принес кто-то из гостей!

Хуч методично икал.

– Ты нализался, – возмутилась я, – пьяная собака – позор семьи!

– В гневе вы очаровательны, – понизив голос, сообщил режиссер и пододвинулся так близко, что я почувствовала запах одеколона «Кензо».

Странно, до сих пор мне нравилась продукция этого рафинированного парижанина, сделавшего карьеру на любви Европы ко всему восточному. Но сейчас аромат показался тошнотворным.

– Вам не скучно одной, такой богатой, без мужа? – нежно ворковал Борис.

Я подхватила Хуча, прижала его к себе и резко сообщила:

– Борис, вы ошибаетесь.

– В чем?

– Я нищая.

– Ну да, – хихикнул режиссер, – парочка миллионов во французском банке, два дома и гора драгоценностей не в счет.

– Есть еще коллекция великих импрессионистов, – со вздохом уточнила я. – Только все богатство принадлежит Кеше, Мане и моей лучшей подруге Наташе, баронессе Макмайер. У меня только и есть, что носильные вещи, поняли?

– Вы нравитесь мне сама по себе, – пропел Боря.

– А вы мне нет, – отрезала я, встала и пошла по лестнице вверх, кожей ощущая его липкий взгляд, ползающий по моей фигуре. Внезапно в душе проснулась тоска. Ну почему у меня всегда так? Дети передрались, поужинать, судя по всему, не удастся, в доме появился противный мужик, решивший охмурить глупую богачку, да еще Хуч напился, как последняя свинья!

ГЛАВА 9

Оставшись вчера без ужина, я не получила и завтрака. Боясь, что режиссер, оператор и Ольга заставят меня изображать невесть что, я на цыпочках прокралась в гараж и вздохнула свободно только на въезде в город. Слава богу, теперь до вечера меня никто не тронет.

Лучшая подруга Полины Аня Попова училась вместе с ней в одной группе. Я доехала до Коломенского переулка, отыскала нужную аудиторию и увидела Аню, сосредоточенно пишущую в тетради. Шел урок французского. Пожилая преподавательница бубнила:

– Же абит…

Вот ведь безобразие, где они откопали эту особу? «Же абит!» Да ни один француз не произнесет «Я живу» таким образом… Но тут прозвенел звонок, Анечка вышла в коридор, увидела меня и нахмурилась.

– Здравствуй, – весело сказала я, – пойдем перекусим!

– У меня еще две пары, – не слишком вежливо ответила Аня.

– Ничего, я подожду.

– Пожалуйста, если делать нечего, – совсем уж грубо ответила девушка.

Но я решила не обращать внимания на недовольный тон, в конце концов, работа есть работа, и покладисто добавила:

– Я абсолютно свободна, просто как ветер.

Следующие несколько часов я промаялась в коридоре и от скуки сделала одной девчонке домашнее задание по французскому. Обрадованная девушка мигом растрепала сокурсникам о странной тетке, лихо расправляющейся с текстами, и ко мне, словно журавли в Африку, потянулись другие студенты с тетрадями в руках.

Наконец Аня освободилась, мы сели в «Рено», и я без всяких обиняков спросила:

– Твое мнение?

– О чем?

– О смерти Полины?

Аня уставилась в окно.

– Вы же дружили, – сказала я.

– Было дело.

– А почему поругались?

– Да так, ерунда…

– Ничего себе, – возмутилась я, – столько лет рядом, а потом, бац, перестали даже разговаривать. И потом, ты же приехала, когда мы собирались хоронить Полю, плакала…

– Смерть заставляет забыть об обидах, – заявила Аня.

– Так что у вас стряслось?

– Так, мелочь, – не хотела идти на контакт Аня, – вам-то зачем в чужом белье копаться?

– Полину убили, она была мне родным человеком, я хочу узнать, кто и почему это сделал.

Анечка вытащила сигареты:

– Нам сказали, что она погибла в автомобильной катастрофе…

– Ты помнишь, естественно, про ее воскрешение из мертвых и пожар в машине?

Аня кивнула. Я быстро рассказала историю с примерочной кабинкой. Анюта преспокойно докурила, выбросила окурок и заявила:

– Значит, она достала кого-то, думаю, женщину. Небось хотела мужа увести, а та не стерпела.

– Отчего ты так думаешь?

Анечка поджала губы, затем нехотя процедила:

– Расскажу в общих чертах кое-что про Полину, но очень вас прошу не распространять эту информацию.

– Можешь быть спокойна, буду нема, как кастрюля, – заверила я.

Аня и Поля дружили со школы, бегали друг к другу в гости, частенько делали уроки вместе. Социальное их положение было равным. Обе росли без отцов, и особого достатка в семьях не наблюдалось. Но голодные и оборванные не ходили никогда, матери старались изо всех сил, чтобы дочки выглядели прилично.

Вместе поступали они и в институт. Идея стать переводчицами первой пришла в голову Ане. Знание языка – выгодное дело, без работы никогда не останешься. К тому же вполне возможно, что пойдут командировки за границу, а Анечке страшно хотелось посмотреть мир, одеться, обуться…

У Поли же имелась иная мечта.

– Как ни старайся, – объясняла она Анюте, – этот мир создан для мужиков. Ну, много женщин пробилось в жизни?

– Агата Кристи, Мадонна, Алла Пугачева, – старательно перечисляла Анечка.

– Э, ерунда, – отмахивалась Поля, – давай не будем вспоминать тех, кому господь отсыпал талант. И не сами они такими стали, просто достался бабам абсолютно случайно эксклюзивный набор генов от родителей. Ну где тут их заслуга?

Анечка пыталась было возразить, что одного дара мало, требуется еще трудолюбие, элементарная усидчивость, в конце концов, но Полина ее не слушала.

– Нет, – настаивала она на своем, – этих всяких Марининых, Плисецких и прочих не трогаем. Лучше спроси: есть хоть одна баба президент? Или председатель правления банка? Может, хоть одна заработала сама состояние? Нет! Кругом мужики.

– Ну и что? – спросила Аня.

– А то, – вздохнула Поля, – у каждого такого богатенького Буратино имеется жена, замотанная в жемчуга и норку. Сидит дома, наслаждается бездельем, денег полно… Забот никаких! Ну, может, собачку расчесать. И я тоже так жить хочу. Раз уж мне не достались родители, способные обеспечить элементарный уровень жизни, то пусть хоть супруг попадется богатый, не желаю всю жизнь, как мать, горбатиться и даже шубы приличной не иметь.