Покаяние разбившегося насмерть - Валентина Дмитриевна Гутчина Страница 15

Я вновь попытался представить себе день премьеры; при этом передо мной почему-то бесконечно прокручивался один и тот же кадр: Андрей с капающей из носа кровью убегает в туалет, словно исчезает за кулисами на неопределенное время…

– Послушай, давай все-таки вернемся к эпизоду с сортиром, – я сделал успокаивающий жест Андрею, который со стоном закатил глаза. – Дело в том, что сегодня комиссар пытался выспросить у меня, о чем у нас с тобой шла речь при первой встрече. Я так понял, он убежден, что ты исчез на двадцать минут вовсе не для того, чтобы смыть кровь. Но меня интересует другое. По его словам, из туалета есть отдельный выход из здания. Это так?

Андрей кивнул.

– Имеется. И как нарочно этот выход ведет на зады здания, откуда прямиком попадаешь к воротам сквера. Но готов повторять бесконечное количество раз: я никуда не выходил, я рвался поскорее вернуться к Катрин для продолжения интервью…

Я сделал успокаивающий жест.

– Верю и обеими руками поддерживаю. Вопрос в другом. Напрягись и попытайся вспомнить: все то время, что ты пытался остановить кровь, ты был во всем сортире один-единственный?

Андрей удивленно взглянул на меня.

– Полагаю, что один. Правда, я стоял у раковины, а там есть еще три запирающиеся кабинки; честно говоря, понятия не имею, сидел ли кто внутри – не интересовался, не заглядывал. Могу только отметить, что во всем сортире было девственно тихо, словно кроме меня никого не было.

– А не слышал ли ты звука шагов по коридору мимо туалета – никто не проходил мимо, чтобы выйти к скверу? Подумай, ведь если кто-то договорился о встрече с жертвами, то скорей всего покинул холл не через центральный выход, а через туалет, куда мог удалиться якобы по нужде…

Андрей коротко рассмеялся, бодро хлопнув меня по плечу.

– А этот комиссар Анжело едва ли не целый час расспрашивал меня о наших скандалах с Нико – по его теории, мы так друг друга не переносили, что спали и видели, как бы побыстрее друг от друга избавиться. Господи, да этому комиссару надо побеседовать с тобой, выслушать твои идеи!.. Но, увы, никаких таких звуков я не слышал. Впрочем, не могу утверждать это на все сто – говорю, я был слишком взволнован, так что вполне мог не услышать и топота слонов за спиной.

Он тяжело вздохнул.

– Но, что бы ни утверждал комиссар, я – классический пацифист, полагающий, что убийство – страшнейший из грехов. Именно потому даже наглеца Нико я никогда и в мыслях не отправлял на небеса. Да, признаю, я едва ли не ежедневно с ним ругался, а в день нашей премьеры мы с ним поцапались – перед самым началом спектакля он вдруг начал передразнивать меня в присутствии собиравшихся в холле гостей. Я отвел наглеца чуть в сторонку и предложил заткнуться, пригрозив, что немедленно сделаю объявление о том, что наша премьера откладывается на несколько дней. Нико тут же захлопнул рот и испарился – парню не терпелось потрясти зрителей своею гениальной игрой, заслужив восторженные аплодисменты.

Андрей сладко потянулся и тут же взял в руки бутыль коньяка, разливая новую порцию, продолжая неторопливый монолог.

– Готов повторять сколько угодно раз: понятия не имею, где находился Нико после спектакля, с кем и куда он направился! Мы хватились его только когда начали убирать костюмы и прочий реквизит со сцены – тогда и выяснилось, что исчезли все три волхва вместе с костюмами. Мы еще посмеялись по этому поводу: хитрюга Селин высказала предположение, что святая троица отправилась по улицам, чтобы немного подзаработать в эффектных костюмах…

Селин! Разумеется, я тут же припомнил сегодняшнюю встречу и поспешил перевести разговор в новое русло.

– Кстати, о Селин. Полагаю, это интересная блондинка, которая кроме всего прочего поет в церковном хоре?

Андрей посмотрел на меня, хитро прищурившись.

– Это просто потрясающе! Признайся мне, как на исповеди: когда ты успел познакомиться с нашей хитрюгой Селин? На премьере «Визита трех волхвов» тебя точно не было. Что касается ее участия в хоре…

Я не стал напускать таинственности и в двух словах рассказал о неожиданной встрече в соборе, умолчав лишь о таинственных словах, адресованных нашему бухгалтеру Франсуа Шюни.

Выслушав меня, Андрей кивнул.

– Ну как же, тогда все ясно. Повторяю специально для тебя: прозвище, которое дал нашей Селин покойный Нико, «хитрюга Селин». А девушка действительно не так проста, как желает казаться. Сообщаю тебе немаловажные сведения: Селин Бошоле отбывала наказание за участие в ограблении ювелирной лавки – красавица стояла на стреме. Это было последствием первой любви к герою ее двора – хулигану и потенциальному криминалу, которому за то же самое ограбление сидеть в тюрьме еще целых пять лет. Ну а наша Селин, которая получала первые уроки жизни в приюте для сирот, быстро сообразила, что нужно искать себе мужичка посолиднее. Полагаю, у нас в театре она со всеми была в приятельских отношениях, не более того. Вот почему, милый ты мой, завидев тебя, девица, очевидно, решила попытаться охмурить сына владельца парфюмерной фирмы. Но ты устоял. Поздравляю!

Андрей весело хлопнул меня по плечу, придвинув новую порцию коньяка. Я скромно потупился.

– Было нелегко, но я постарался. Итак, ты познакомил меня с малышом Нико, хитрюгой Селин. Предлагаю перейти к следующему персонажу – волхву Мельхиору, в миру – как его там?..

– Мишель Дювво; великий молчун.

Чудесный аромат кофе смешивался с терпкой ноткой выдержанного коньяка; Андрей улыбался улыбкой вполне счастливого человека. По всему выходило, что к тому моменту все события потеряли для него свою трагичность – смерть трех актеров, закрытие театральной студии при центре и серьезные подозрения, что это именно он совершил все три убийства…

– Слушай сюда, мой милый друг Ален, я расскажу тебе историю бедолаги Мельхиора!.. Конечно, ты не видел его при жизни, но могу поспорить на что угодно: встреть ты парня в добром здравии, ни за что не поверил бы, что ему всего-навсего двадцать шесть лет! Мишель Дювво, проходивший в центре курс реабилитации после употребления наркотиков, выглядел как столетний старец: худющий доходяга с печальными глазами в пол-лица. В его очах, скажу я тебе, словно отразилась вся скорбь мира. И