Наталья Александрова - Три мужа и ротвейлер Страница 16

Мне следовало подумать над тетрадкой, но Гораций напомнил о себе.

После прогулки я заметила силуэт Эрика на шестом этаже и усовестилась. Нахамила человеку ни за что ни про что. И я решила зайти к нему извиниться.

Звонок на его двери я нажала, сделав значительное усилие — неудобно все же без приглашения врываться в чужую квартиру.

Он открыл дверь в домашнем, но все равно дико аккуратный, и выжидательно уставился на меня. Я решила разобраться быстро с извинениями и отправляться восвояси, потому что тетрадка Валентина. Сергеевича призывала меня к себе.

— Простите меня за то, что нахамила вам в лифте, — скороговоркой пробормотала я, — мне очень неудобно. Вообще-то я с малознакомыми людьми такого себе не позволяю…

— Значит, вы считаете, что мы знакомы достаточно близко, раз позволили себе… — улыбнулся он.

— Да нет, — я смутилась, — просто я торопилась, ждала звонка.

— А теперь?

— Что — теперь?

— Теперь вы не торопитесь? Пли опять ждет муж? — Эрик усмехнулся.

Н-да-а, вчера я представила Олега Эрику просто как мужа, ибо если женщина представляет мужа как бывшего, это значит, что она частенько подумывает о будущем. Но четвертое замужество совершенно не входит в мои планы, уж перед собой-то я хитрить не стану! Поэтому я просто сказала Эрику, что муж мне не мешает, живем мы отдельно, он имел случай в этом убедиться. После этого я собралась уходить.

— Постойте, — сказал вдруг Эрик с видом человека, бросающегося в холодную воду; видно было, что ему трудно решиться, но, решившись, он уже пойдет до конца. — Постойте, Лариса. Я хочу вас попросить…

Только, пожалуйста, не думайте, что я выискиваю повод заставить вас задержаться в своей квартире…

Я удивленно на него уставилась.

— Я и не думаю. Чего мне бояться идти в чужую квартиру, я же далеко не девочка…

Видно было, что Эрик необычайно волнуется. Он продолжал:

— Дело в том, что со мной.., происходит что-то странное. Каждый вечер в это время у меня начинает болеть голова. Даже не то, что болеть, скорее, ее чем-то сдавливает и обволакивает.., такое ощущение, что в нее внедряется что-то чужое…

Я вылупила на него глаза и подавила в себе желание кинуться к двери. Он был такой беспокойный, что находиться с ним в одной квартире мне показалось опасным.

Но я опомнилась и постаралась успокоиться. Не буйный же он, в самом деле! В крайнем случае, буду орать.

— Вот и сейчас, — продолжал Эрик, не замечая моих вытаращенных глаз, — начинается то же самое. Это происходит после моего прихода домой, через некоторое время… Потом я прихожу в себя, а на часах уже полвосьмого. Что я делал в течение целого часа, я не представляю. Скорее всего, я просто был без сознания, но в комнате попахивало дымом. Я не понимаю, что со мной происходит… Простите, конечно, это невероятное нахальство с моей стороны, но не могли бы вы.., побыть со мной в течение часа и понаблюдать, что же все-таки со мной происходит?

Я с любопытством смотрела на него.

Страх мой прошел, хоть все это было очень странно. Ясно одно: у него нет ни одного близкого человека, раз с такой деликатной просьбой он обратился ко мне — совершенно посторонней женщине. Хотя.., возможно, он перенес на меня свою симпатию к Валентину Сергеевичу? Естественно, к Валентину-то Сергеевичу он бы обратился обязательно, раз они находились в дружеских отношениях, Валентин Сергеевич вообще умел расположить к себе человека. Но с другой стороны, насколько я знаю, друзей Валентин Сергеевич выбирал осмотрительно. Так что уж если Он проводил время с Эриком, то я смело могу считать последнего порядочным человеком.

Внезапно лицо Эрика залилось краской стыда, и он с несвойственной горячностью произнес:

— Простите, что я предлагаю… Это немыслимо. Может быть, в бессознательном состоянии я становлюсь агрессивен. Как я могу подвергать вас такому риску. Это была явная глупость, — и он отвернулся.

— Глупости! — сердито воскликнула я:

— Это как раз сейчас вы говорите глупости.

Я не верю, что вы можете быть опасны, потому что иначе вы бы ломали вещи, били посуду… Скорее всего, это просто обморок от переутомления. Так что не волнуйтесь.

Я просто посижу с вами, заварю кофе… Или лучше чай — кофе вас еще больше возбудит.

А потом мы с вами этот чай выпьем, и я вам расскажу, что вы спокойно просидели целый час в кресле. Я уверена.

— Правда? — с надеждой спросил Эрик. — Но все же я опасаюсь…

— Никакой опасности нет, я в этом не сомневаюсь, — твердо ответила я.

Честно говоря, в глубине души, я была далеко не так уверена в этом, как старалась показать. Хотя Эрик мне стал симпатичен после того, как я узнала, что он дружил с Валентином Сергеевичем, но кто его знает — не выдумал ли он всю историю… Странные какие-то провалы в памяти. Но с другой стороны, вот мои мужья, например, тоже думают, что у меня крыша не на месте, потому что я целыми днями якобы торчу дома и ничего не делаю, а ведь моему поведению есть самое простое объяснение. Так что я прониклась к Эрику сочувствием и даже состраданием. Кстати, эти качества тоже раньше не входили в список моих достоинств.

Раз уж я дала обещание побыть с Эриком в его квартире, назад ходу не было. Перекрестившись в душе, я вошла в гостиную.

Комната произвела на меня приятное впечатление. Хотя она была достаточно стандартно, точнее «евростандартно» обставлена и отделана, но во всем чувствовался хороший вкус — светло-бежевые стены перекликались с золотисто-коричневыми шторами и обивкой мебели, с мягким коричневым ковром.

Но лицо этой квартире придавали великолепные фотографии, которыми были увешаны стены — фотографии животных, особенно собак. Я увлеклась разглядыванием этих мастерски сделанных снимков и на какое-то время забыла, для чего вообще пришла.

Оглянувшись на Эрика, чтобы спросить, — он ли автор этих снимков, я испугалась.

Эрик стоял посреди комнаты с видом манекена. Лицо его было удивительно бледно и не выражало абсолютно ничего. С живым человеком так не бывает — его лицо всегда выразительно, на нем отражается целый ряд чувств и ощущений, переходящих одно в другое, непрерывно меняющихся.

Лицо Эрика можно было сравнить только с маской. Он стоял совершенно неподвижно в течение, вероятно, минуты или двух, а затем пришел в движение не как нормальный живой человек, а как заводная кукла. Он подошел к письменному столу, сел в кресло, включил компьютер. Я тихонько подкралась к нему сзади и стала наблюдать через плечо.

У меня было странное чувство — быть может, Эрик просто меня разыгрывает? Трудно поверить, что человек может работать за компьютером в бессознательном состоянии, однако его лицо было таким же неживым и лишенным выражениями, движения механическими, как у робота. — Я человек, равнодушный к техническому прогрессу. Нет, разумеется, мне нравятся электрический чайник, кофеварка и стиральная машина «Сименс», я считаю, что они очень облегчают жизнь. Но стремления все время переделывать свою жизнь по-новому, я не испытываю. Например, я не могу понять, как можно ночами проводить время, гуляя по Интернету. Мне возражают, что интернет дает возможность общаться практически с любым человеком земного шара. Но я совершенно не хочу общаться с любым. Что я ему скажу? Привет, меня зовут так-то?

И это называется общение… Но, разумеется, это мое личное мнение, я никому его не навязываю. Так что компьютер я использую как пишущую машинку, чем очень был недоволен в свое время мой третий муж Олег.

Он утверждал, что я уподобляюсь пещерной женщине, которая толчет корешки точными инструментами, похищенными ее мужем с корабля инопланетян, вместо того чтобы использовать эти инструменты по назначению.

На что я отвечала, что пещерной женщине нужно толочь корешки, остальное ее не интересует. Так и мне, нужно печатать переводы, а остальные возможности компьютера меня мало трогают.

Так что в случае с Эриком я могла только определить, что он запустил бухгалтерскую программу. Он сформировал на экране какой-то документ и направил его на печать.

Склонившись на ним, я прочла: «Платежное требование». Эрик взял лист, положил его в пепельницу, щелкнул зажигалкой. Когда листок догорел, он встал и с пепельницей в руке пошел на кухню. Движения его были такими же механическими. Он открыл кран, смыл пепел в раковину и отнес пепельницу обратно на письменный стол. Поставив ее на место, Эрик откинулся в кресле и закрыл глаза.

Я тихонько переступила с ноги на йогу, потому что раньше боялась даже пошевелиться, потом на цыпочках отошла от письменного стола и присела на диван. Минут через десять лицо Эрика порозовело, он потянулся и открыл глаза. В первый момент глаза его были затуманены пеленой, и он улыбнулся мне по-хорошему, как близкий друг или даже не друг, а больше… И только я захотела улыбнуться ему в ответ, потому что невозможно было не ответить на его улыбку, как Эрик, очевидно, окончательно пришел в себя и посмотрел на меня строго.