Нина Васина - Женщина— апельсин Страница 17

Женщина посмотрела на Еву через площадь. Потом она встала и свернула свой стул, взяла ведро и тяжелой поступью, зажав книгу под мышкой, пошла мимо. Ева окликнула ее и купила все фиолетовые астры.

— Возьмите и белые, они так пахнут, — сказала женщина. — Никакие цветы так не пахнут, как эти белые, видите, у них желтоватая серединка, только намек на цвет… Такой запах.

Ева понюхала белые астры.

— Нет, — сказала она. — Не люблю белый цвет.

В доме номер пять по улице Березовой царило веселье. Довольно упитанный светловолосый мальчик лет шести визжал и прыгал, держась за спинку стула, Ангел Кумус играл на губной гармошке еврейские мотивы, а Далила аккомпанировала ему ударными — она вдохновенно ударяла по дну перевернутого ведра.

Ева бросила куртку и цветы на пол и пошла, прихлопывая в ладоши, вокруг стула с мальчиком. Далила бросила ведро и, сдернув со стола скатерть, укуталась ею, изображая страстные переживания в танце.

— Танцуют все! Танцуют все! — кричал мальчик и прыгал, взметая легкие желтые кудряшки.

— А я… люблю… белые астры, — сказала Далила, запыхавшись окончательно и упав на диван.

— А что это у вас такая странная музыка? Национальная?

Ангел промолчал и убрал гармошку.

Он быстро и умело накрыл на стол, а когда все поели, так же быстро все убрал.

— Ну, как успехи? — спросила Ева на кухне. Далила мыла посуду, Ева стояла рядом и ощипывала листочки со стеблей астр.

— Полная расслабуха, — вздохнула Далила. — Отдыхаем.

— И что, он все это время так и молчит? Ничего себе расслабуха.

— Нет, это он к тебе привыкает… Он и с нами сначала молчал, потом говорил без остановки… Я записала две кассеты. Он не знает, что я его пишу, но знает о моей профессии. Такое впечатление, что жил сначала с родителями, потом с психиатрами, потом с Покрышкиным… Все. Больше ничего и никого в его жизни не было. Все остальное — творчество.

— Интересная история. — Ева усмехнулась. — Пошли общаться?

— Пошли.

Сначала Ангел Кумус сказал, что у Евы есть все шансы играть у Стаса.

— Играть и выигрывать?

— У Стаса не выиграешь… Но он хороший… добрый и умный… Он плохо понимает жизнь, поэтому стал ее… делать сам.

— Ангел! — Далила выключила свет, зажгла свечи и сидела с сыном на диване. Маленький Кеша засыпал. — Разве можно самому делать жизнь?

— Только это и интересно! — оживился Ангел.

— Но ведь жизнь сопротивляется! Она делает что-то свое.

— Надо быть независимым… ну, богатым и свободным. И все. Ничего жизнь с тобой не сделает.

— Ангел, но ты можешь заболеть, попасть в беду, под машину…

— Это не жизнь, это судьба, а я говорю про жизнь. Мне нравится жизнь, которую делает Стас, мне там хорошо.

— Тебе хорошо в его квартире? — спросила Ева.

— В какой квартире? А… Нет, ты не про то… ВЫ НЕ ПОНИМАЕТЕ.

— Я тебя понимаю, Ангел. — Далила стала говорить совсем тихо, Ева поняла, что Кеша заснул. — Но как ты определяешь, что настоящее, а что сделано?

— Где мне хорошо, там и настоящее.

— Так не бывает! — сказала Ева. — Я не понимаю, объясни. Например, я прихожу в кино, подхожу к экрану, шагаю в него и оказываюсь в фильме. Например, про ковбоев. Скачу, стреляю, я самая меткая, самая красивая, я лучше всех, но потом на экране напишут «конец», куда я денусь?

— Ты, наверное, хорошо стреляешь? — спросил Кумус.

— Есть такой грех, — смутилась Ева и засмеялась. — Ловко ты меня поймал!

— Почему ты хорошо стреляешь? Я никогда в жизни не стрелял. Почему ты стала стрелять?

— Черт его знает, почему… А действительно, почему я на первом курсе стала ходить в тир… А потом на стрельбища и на соревнования… Далила, ты как думаешь?

— Сложно ответить сразу. Надо покопаться как следует в твоем детстве. Это может быть как ужасная обида на кого-то или что-то, так и постоянное преклонение перед красотой маленькой девочки, вот она и решает быть не только красивой, но в чем-то особенно важном превосходить мужчин. Хотя, честно говоря, твой случай особый.

— Мне все равно, была она красивой или ее кто-то обидел… Она взяла оружие и научилась стрелять, то есть она придумала себе свой мир и стала в нем жить.

— Браво, Ангел, — сказала Ева. — Ты знаешь, что Стас считает тебя чокнутым, а я не видела более разумного мужчины в жизни.

— Я не мужчина, — усмехнулся Ангел, — я — услуга… И я не разумен, потому что я — не личность… Ты мне понравилась, я готов жить с тобой, учиться стрелять, скакать на лошади… Если мне предложат что-то более интересное, я пойду туда. Я ничего никому не могу предложить сам. Я только умею защищаться, и то совсем немножко, если мне человек ну совсем не понравится. Вот Далила… она такая смелая, красивая, у нее хороший дом, я могу побыть немного ее мужем, если она захочет… или просто пожить здесь сторожем, или посмотреть за ее малышом… пока мне это будет интересно… Но я ее боюсь, — закончил вдруг Ангел.

— А меня ты не боишься? — спросила Ева.

— Нет… Нет. Но ты не фантазерка. Ты любишь действительность. Я с тобой просто не останусь, мне неинтересно.

— Ладно, Ангел, но и у тебя что-то есть, не может не быть этакого… интересненького… что-то, что можешь предложить и ты… Ну хотя бы немного поиграть.

— У меня ничего такого нет.

— Тогда расскажи, как ты участвовал в жизни других, с кем тебе было интересно?

— Зачем?

— Ну, я хочу знать. Например, я подозреваю Стаса в нехороших делах, а может оказаться, что это просто мои измышления, а для тебя с ним — игра… Стас знает, что я его подозреваю, и обороняется, что-то скрывает, придумывает, а ты можешь все рассказать просто и ясно. Окажется, что он ни в чем не виноват.

— И тогда ты отпустишь Стаса?

— А кто тебе сказал, что я его не отпускаю?

— Далила.

— Да, я это сказала, чтобы Ангел не порывался каждые десять минут идти на станцию звонить Стасу.

— Я тебя немного боюсь… тоже… ты, Ева, словно спешишь очень… меня это настораживает… И еще я хочу выпить… Можно?

Он смотрел на Еву, Далила показала Еве знаками, что нельзя.

— Слушай, Ангел, — Ева встала и потянулась, — давай наклюкаемся вместе, я тоже хочу выпить, но потом, сначала я тебе кое-что покажу.

Ева подошла к печке и осмотрела поленья. Выбрала одно, не очень толстое, и подозвала Ангела.

— Если я возьму эту деревяшку, обстругаю ее топором со всех сторон, чтобы она стала такой большой щепкой.

— Ты хочешь сделать кол?

— Я хочу проткнуть этим колом вампира, чтобы уничтожить его.

— Ничего у тебя не получится, потому что это не осина.

— А что это?

— Липа.

— Липа? А ты откуда знаешь?

— Я сделал себе один кол… На всякий случай… Я специально узнал, как выглядит осина, сам выстругал и теперь храню.

— Зачем это?

— У Стаса всегда полно вампиров. Если тебя укусит вампир, ты тоже станешь вампиром, когда умрешь. Правда, есть еще один способ. Можно отнести укушенного мертвеца в церковь. Если он там пролежит девять дней, его можно спокойно хоронить. Он не встанет.

— Где сейчас найти такую церковь, чтобы там спокойно уложить покойника на девять дней?

— Не обязательно церковь. Сейчас церкви может и не быть, но место осталось — это святое место. Раньше на каждом кладбище была церковь, надо только точно узнать где.

— Слушай, если Стас всегда с вампирами, то куда он девал укушенных?

— Иногда я ему помогал их прятать. Потом он сказал, что я делаю это не правильно, не мое это дело…

— Тебе нравилось встречаться с вампира-ми? — спросила Далила.

— Сначала я их боялся, но они такие красивые… Это восхитительно, когда страшно! Мне иногда кажется, что все женщины — вампиры. Потенциальные, — добавил он, заметив взгляды, которыми обменялась Ева с Далилой.

— А допустим, — Далила задумчиво посмотрела в темное окно, — я хочу стать вампиром, — что для этого нужно?

— Нужно, чтобы тебя укусил вампир.

— В шею?

Ангел занервничал, встал и стал ходить по комнате.

— Вы задаете вопросы, как дети!.. Я не умею отвечать на такие вопросы… Если я у тебя спрошу, как стать сумасшедшим?

— Понятно, понятно! — согласилась Далила. — Но ты можешь устроить, чтобы меня тихонько так укусил твой знакомый вампир? Вот сюда!

— У меня нет знакомых вампиров! — возмутился Ангел. — Я их уничтожаю! Если тебя вдруг укусит вампир, я и тебя должен уничтожить.

— Ангел, а как ты тогда ее уничтожишь? — Ева наконец нащупала хоть что-то. У нее уже стала кружиться голова от нереальности разговора.

— Сначала она умрет, потом я должен буду проткнуть ее колом или отнести на святое место.

— Например, в морг?

— Какой еще морг?

— Ангел, ты что, не знаешь, что такое морг? Это такое место, где лежат мертвые.

— А… я понял… Если этот… морг стоит там, где раньше была церковь, то в морг.

— Ангел, я так думаю, что ты еще никого не протыкал своим клином, а только относил в… такое место, где была церковь.